Страница 17 из 49
Месье Датт открыл рот и слегка затрясся.
— У вас отличное чувство юмора, — заявил он, взяв себя в руки.
— Спасибо, — ответил я. — Вы тоже большой шутник.
Рот Датта искривился в улыбке, похожей на небрежно поглаженный воротничок.
— А, понимаю, о чем вы, — неожиданно сказал он и расхохотался. — Ха-ха-ха!
Мадам Тастевен тем временем разложила картонку для игры в «Монополию» и раздала карточки, обозначающие собственность, чтобы ускорить игру. Курьер должен был уже появиться, но возможность подобраться поближе к месье Датту стоила свеч.
— Отели на Лекурб и Бельвиль, — сказала мадам Тастевен.
— Вы всегда так делаете, — заметил Датт. — Почему бы вам вместо этого не купить железнодорожные станции?
Мы начали бросать кубик, и маленькие деревянные диски стали перемещаться по игровому полю, выплачивая ренту, отправляясь в тюрьму и рискуя, в точности как живые люди. «Разрушительный путь», — как выразилась мадам Тастевен.
— Такова жизнь, — сказал Датт. — Мы начинаем умирать с самого рождения.
Мне выпал шанс «Отремонтируйте все ваши дома» и пришлось выложить две с половиной тысячи франков за каждый дом. Это едва не сделало меня банкротом, но я выкарабкался. Я как раз успел поправить дела, как увидел на террасе курьера. Того же, что приходил в прошлый раз. Он не особо спешил. Прежде чем войти со мной в контакт, сел у стены и заказал кофе со сливками, исподволь изучая посетителей. Профессионал. Главное — выявить «хвосты» и избежать проблем. Меня он заметил, но не подал виду.
— Еще кофе для всех, — распорядилась мадам Тастевен. Она поглядывала на двух официантов, накрывающих столы к ленчу, и покрикивала «этот стакан грязный», «кладите розовые скатерти, белые оставьте на вечер», «проследите, чтобы хватило заячьего паштета, я рассержусь, если его не хватит». Официанты вовсе не жаждали сердить мадам Тастевен и шустро задвигались, поправляя скатерти и салфетки и выравнивая приборы. Таксисты решили сыграть еще партию, звякнула монетка, и посыпались деревянные шарики.
Курьер принес с собой номер «Экспресс» и спокойно читал, рассеянно потягивая кофе. Может, он уйдет, подумал я, и мне не придется выслушивать бесконечные официальные инструкции. Мадам Тастевен оказалась в отчаянном положении, ей пришлось заложить три объекта собственности. На обложке «Экспресс» красовалась фотография, на которой американский посол во Франции пожимал руку кинозвезде на фестивале.
— По-моему, я чувствую запах готовящегося паштета… Чудесный аромат!
Мадам кивнула, улыбнувшись:
— Когда я была девочкой, весь Париж был насыщен запахами: масляной краски и конского пота, навоза и газовых ламп, и повсюду витал аромат чудесной французской кухни. Ах! — Она кинула кубик и сделала ход. — А теперь воняет дизелем, искусственным чесноком, гамбургерами и деньгами.
— Ваш ход, — сказал Датт.
— О’кей, — ответил я. — Только мне скоро надо идти к себе. Много работы.
Я говорил достаточно громко, чтобы курьер сообразил заказать еще чашечку кофе.
Заход на бульвар Капуцинов окончательно разорил мадам Тастевен.
— Я ученый. — Датт аккуратно собрал результат банкротства мадам Тастевен. — Научный метод безошибочный и правильный.
— Правильный для чего? — поинтересовался я. — Для ученых? Для истории? Для судьбы? Для чего?
— Правильный сам по себе, — ответил Датт.
— Самая спорная истина, — хмыкнул я.
Датт повернулся ко мне, внимательно посмотрел в глаза, облизнул губы и только потом заговорил:
— Мы с вами плохо… глупо начали.
В кафе появился Жан-Поль. В последнее время он постоянно тут обедал. Он легкомысленно помахал нам и купил на кассе пачку сигарет.
— Но кое-что я все же не понимаю, — продолжил Датт. — Зачем вам нужно таскать с собой портфель, набитый ядерными секретами?
— А зачем вам понадобилось его красть?
Жан-Поль подошел к столу, оглядел нас обоих и уселся.
— Сохранить, — поправил Датт. — Я сохранил его для вас.
— Ну тогда давайте попросим Жан-Поля снять перчатки, — сказал я.
Жан-Поль встревоженно взглянул на Датта.
— Он знает, — проговорил Датт. — Признай это, Жан-Поль.
— Это насчет того, что мы начали плохо и глупо, — пояснил я Жан-Полю.
— Мои слова, — подтвердил Датт специально для Жан-Поля. — Я сказал, что мы плохо и глупо начали и теперь хотели бы поправить дело.
Я наклонился и отогнул хлопчатобумажную перчатку на запястье Жан-Поля. Кожа все еще оставалась в фиолетовых пятнах от «нингидрина».
— Какая досада для мальчика, — улыбнулся Датт. Жан-Поль зыркнул на него.
— Хотите купить документы? — спросил я.
— Возможно, — пожал плечами Датт. — Я дам вам десять тысяч новых франков. Но если хотите больше, сделка не состоится.
— Я хочу вдвое больше.
— А если я откажусь?
— Тогда вы не получите каждый второй лист этих документов, которые я вынул и спрятал в другом месте.
— А вы не дурак, — заметил Датт. — По правде говоря, бумаги было так легко заполучить, что я усомнился в их подлинности. Так что я рад обнаружить, что вы не дурак.
— Есть еще документы, — сказал я. — По большей части это ксерокопии, но вам в принципе это ведь не важно. В первой части много оригиналов, чтобы доказать вам их подлинность, но регулярно добывать оригиналы слишком рискованно.
— На кого вы работаете?
— Не важно, на кого я работаю. Вы хотите их получить или нет?
Датт кивнул, жестко усмехнувшись:
— Договорились, мой друг. Договорились. — Он махнул рукой и заказал еще кофе. — Из чистого любопытства. Ваши документы не соответствуют моим научным интересам. Я намерен ими воспользоваться лишь как упражнением для ума. А потом они будут уничтожены. Или можете получить их обратно…
Курьер допил кофе и двинулся наверх, стараясь делать вид, что идет в туалет на первом этаже.
Я громко прочистил нос и закурил.
— Мне наплевать, для чего они вам, месье. Моих отпечатков на бумагах нет, и их невозможно связать со мной. Можете делать с ними что хотите. И я понятия не имею, нужны ли они вам в вашей работе. Собственно, я даже не знаю, в чем ваша работа заключается.
— В настоящий момент я занимаюсь научными исследованиями, — пояснил Датт. — Изучаю особенности человеческого поведения. В другом месте я мог бы зарабатывать куда больше, квалификация позволяет. Я психиатр. И отличный врач. И мог бы читать лекции по нескольким предметам: восточному искусству, буддизму и даже марксизму. Я считаюсь крупным авторитетом в теории экзистенциализма, особенно в экзистенциальной психологии. Но нынешняя работа принесет мне славу. С возрастом начинаешь хотеть, чтобы после твоей смерти о тебе помнили. — Он бросил кости и передвинул фишку мимо старта. — Давайте сюда мои двадцать тысяч.
— Чем вы занимаетесь в этой вашей клинике? — Я отсчитал игрушечные деньги и передал Датту. Он их пересчитал и сложил стопкой.
— Людей ослепляет, что в основе моих исследований лежит секс. И поэтому не способны увидеть мою работу в истинном свете. Они думают только о сексуальной деятельности. — Он вздохнул. — Полагаю, это естественно. Моя работа важна главным образом потому, что люди не могут рассматривать данную проблему объективно. А я могу. Так что я один из немногих, кто может руководить таким проектом.
— Вы анализируете сексуальную деятельность?
— Да, — кивнул Датт. — Никто не делает ничего, чего не хочет сам. Мы действительно нанимаем девушек, но большинство из тех, кто приходит в дом, приходят парами и уходят парами. Я покупаю еще два дома.
— Теми же парами?
— Не всегда, — ответил Датт. — Но это не обязательно достойно сожаления. Люди ментально скованны, и их сексуальная активность является шифром, позволяющим объяснить их проблемы. Вы не собираете ренту.
Он подтолкнул ко мне игровые деньги.
— А вы уверены, что не пытаетесь обосновать владение публичным домом?
— Приходите и сами увидите, — сказал Датт. — Это всего лишь вопрос времени, когда вы окажетесь в моих отелях на авеню Де-ля-Репюблик. — Он собрал в стопку карточки, обозначающие его собственность. — И тогда вам конец.