Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 16 из 59



Он все еще судорожно перебирал в памяти отрывочные воспоминания, когда откуда-то издали донесся крик, и шофер резко развернулся и пребольно ударил его стволом револьвера по ноге.

— Aussteigen![17]

Кентон ткнулся лицом вперед, выпал из машины, затем медленно поднялся на ноги и огляделся.

Он стоял на бетонке, ведущей к гаражу, укрывшемуся среди мелких рябин и высоких елей. Через деревья просвечивала крыша белого дома с двумя небольшими башенками, он уютно примостился в нише отвесной скалы. Правее гора сбегала к подножию глубокой и узкой долины, затем поднималась вновь, и вершину ее венчала шапка раннего свежевыпавшего снега. Пейзаж украшали высокие ели. Тонким контуром были прочерчены две дороги — узкие полоски белого цвета мелькали там и здесь под странными углами, просвечивая сквозь плотные темно-зеленые кроны деревьев.

Кентон вздрогнул. Воздух такой чистый и бодрящий, Кентон был без пальто. Шофер ткнул его в предплечье стволом.

— Los! Vorwärts![18]

Кентон, будучи еще не в силах выразить свой протест вербально, повиновался приказу и зашагал к дому. Тропинка привела его в вымощенный плитами двор перед домом. А там, у двери, его поджидал обладатель ржаво-коричневых брюк.

Это был высокий худощавый мужчина средних лет с жестким, неинтеллигентным, но довольно красивым лицом. Короткую верхнюю губу окаймляли тонкие светлые усики щеточкой. На нем был плащ-дождевик с погончиками, перехваченный поясом, в руке — нечто напоминающее короткую толстую палку. Он кивком отослал шофера прочь и крепко ухватил Кентона за руку. И, к удивлению журналиста, обратился к нему по-английски:

— Чувствуете себя неважнецки, да, старина? — Он усмехнулся. — Неплохую я задал тебе трепку, верно? Ну ладно, ладно, соберись. Шеф хочет тебя видеть. Пошли!

— Послушайте… — сердито начал Кентон.

— Заткнись и делай, что говорят! — Пальцы мужчины, сжимавшие правую руку Кентона, перебрались чуть выше. И вдруг он так сильно сжал ее, что журналист вскрикнул от резкой боли. Казалось, что в руку ткнули раскаленной кочергой.

Мужчина расхохотался.

— Неплохой приемчик, верно? Так что лучше давай, двигай, старина! Иначе еще раз накажу.

И он подтолкнул Кентона к двери.

Есть дома, которые производят впечатление роскоши и богатства даже без толстых мягких ковров и красивой мебели. Это был тот самый случай. За исключением двух или трех небольших, но изысканных ковров, пол в просторном холле был ничем не прикрыт и просто поражал блеском хорошо натертого воском паркета из сосны. В дальнем конце холла широкая лестница вела в небольшую галерею. В углублении под балюстрадой стоял у стены узкий стол. На нем — пара изысканных подсвечников Чинквенчето.[19] Справа на стене висела очень хорошая копия картины Тинторетто «Чудо святого Марка». В огромном камине ревел огонь.

Англичанин провел Кентона через холл к небольшой дверце под галереей, открыл ее и толкнул журналиста внутрь.

Первое, что заметил Кентон, — это приятнейший запах свежеприготовленного кофе. Затем дверца за ним затворилась, и с другого конца комнаты до него донесся стук чашки, которую поставили на блюдце. Кентон обернулся на звук. За большим письменным столом сидел мужчина и ел сервированный на подносе завтрак. Солнечные лучи, врывающиеся в высокое окно, золотили его седую шевелюру.

Мужчина поднял глаза. И после небольшой паузы заговорил:

— Доброе утро, мистер Кентон! Думаю, вы не откажетесь от чашечки кофе?

Это был импозантный господин лет под шестьдесят, с холеными седыми кавалерийскими усами и с моноклем. На первый взгляд он походил на нечто среднее между изображением в «Панче» генерала в отставке и французской концепцией того, как, на взгляд европейца, должен выглядеть английский джентльмен «спортивного склада». Однако говорил он с сильным русским акцентом, и кожа на лице была туго натянута и напоминала мятый желтоватый пергамент, что совсем нехарактерно для нордической внешности. Так что, пришел к выводу Кентон, вряд ли этот господин англичанин. Под седыми усами — полные, но при этом жестко очерченные губы, а монокль не скрывал блеклых глаз. Взгляд у неизвестного господина был цепкий, расчетливый, он так и излучал опасность. Словом, Кентону этот человек страшно не понравился с первой же секунды. И он решил сразу перейти к делу.

— Мне хотелось бы знать, по какому праву… — возмущенно начал он.

Собеседник умоляюще вскинул руку:

— Мистер Кентон, мистер Кентон, прошу вас! Я не спал всю ночь. И вынужден просить вас избавить меня от проявлений подобного негатива. Мы все сегодня утром немного на взводе, верно, Майлер? — Последние слова были адресованы человеку, стоявшему за спиной у Кентона.

— Ей-богу, так оно и есть, — ответил мужчина в ржаво-коричневых брюках.

— И тем не менее, — продолжил господин с моноклем, — я понимаю ваше возмущение. Действительно, какое право имел я, человек вам совершенно посторонний, отдать своим людям приказ схватить вас и привезти сюда самым бесцеремонным образом? Вас, английского журналиста, если, конечно, верить карточке «Пресса» в вашем кармане?.. Какое право, позвольте спросить? — И он грохнул кулаком по столу.

— Вот именно, — сказал Кентон, несколько удивленный таким поворотом разговора.

Седовласый отпил глоток кофе.



— Ответ, — добавил он, — никакого! Никакого права, это всего лишь мое желание.

— И чем же оно продиктовано?

Мужчина приподнял брови.

— Вы же не сомневаетесь, что это так и есть?

— Сомневаюсь, — ответил Кентон, чувствуя, как в нем закипает раздражение. — Я могу сделать лишь один вывод: вы спутали меня с кем-то другим. Не знаю, кто вы и в чем заключается ваша игра, но вы поставили себя в крайне двусмысленное положение. Думаю, мы все же сэкономим время британскому консулу в Линце, не станем доводить до того, чтобы он вмешался и сюда прибыла полиция. И если меня немедленно освободят и отвезут обратно в Линц, обещаю, что не побеспокою его. А теперь, извините, но вынужден с вами распрощаться!

Мужчина за столом заулыбался во весь рот, обнажив ряд длинных неровных желтоватых зубов.

— Отлично, мистер Кентон, просто великолепно! Вижу, что и Майлеру тоже понравилось представление, которое вы здесь разыграли. У меня предчувствие: вы найдете с ним общий язык, даже полюбите друг друга! Вы должны заставить Майлера поведать вам о его уникальном опыте. Капитан Майлер служил в отряде «Черно-рыжих»,[20] одно время даже был в Америке профессиональным штрейкбрехером. И в данный момент очень надеется, что вы предпримете попытку покинуть эту комнату. Я же надеюсь, что этого не случится, потому как тогда придется отложить нашу беседу на час или два. Верно, Майлер?

— Обещаю задать этому недоумку такую взбучку, что мало не покажется, — сказал капитан.

— Как это характерно для Майлера, — заметил седовласый, обращаясь к Кентону. — Никогда не отличался тактом. Хотя с его-то опытом… всегда добивается того, что хочет. И прекрасно обходится без всяких там церемоний.

Кентон изучал чернильный прибор на столе. У него возникло тревожное ощущение, что никакая это не ошибка, оставалось лишь гадать, чего хотят от него эти люди. Он поднял глаза. Мужчина за столом раскуривал сигарету, и делал это крайне неловко — рука плохо сгибалась в локте.

Затем он выпустил тонкую струйку дыма, проследил за тем, как она рассеялась в воздухе, и снова обернулся к Кентону.

— Все еще удивлены, мистер Кентон?

— Даже очень!

— Так, так… Да вы присядьте, мистер Кентон! И вы тоже, капитан. Всегда предпочитаю заниматься бизнесом в комфортных условиях. — Он одарил Кентона еще одной желтозубой улыбкой.

Кентон сел.

— Бизнесом? — спросил он.

В уголках блеклых глаз возникли мелкие морщинки.

17

Вылезай! (нем.).

18

Давай! Вперед! (нем.).

19

Термин для обозначения художественной культуры Италии между 1500–1600 гг., а также культуры Высокого Возрождения (1490–1520).

20

Английские карательные отряды в Ирландии в 1920–1923 гг.; получили название по цвету одежды — черные ремни и форма желтовато-коричневого цвета.