Страница 15 из 22
Не считая парочки поездок к друзьям, живущим в других частях страны, вот уже целый год Том оставался дома, чем был очень доволен. Он стал предметом тайной гордости отца, интересуясь урожаями зерновых не меньше, чем охотничьими собаками, и быстро завоевал уважение как деревенских жителей, так и местного дворянства.
Скорее коренастый, чем высокий, Том обладал приятной внешностью, имел чистое, открытое лицо, непринужденные манеры и ту же толику здравого смысла, что отличала его отца, каковую и следовало ожидать от молодого человека в возрасте девятнадцати лет. Будучи единственным ребенком, он с раннего детства смотрел на свою ровесницу Фебу, как на сестру. А поскольку и она с того времени готова была принять участие в любой предложенной им авантюре, сколь бы опасной та ни была, да еще очень быстро превратилась в первоклассную наездницу, то даже первый год учебы в Рагби не заставил его презирать ее общество.
Когда Феба поделилась с ним своими ошеломительными известиями, он был поражен не меньше Сюзанны, с братской прямотой заметив, что она не относится к числу девушек, которые могут с полным на то правом рассчитывать на прекрасный брачный союз. Мисс Марлоу согласилась с вердиктом Тома, и он великодушно добавил:
– Я вовсе не хочу сказать, что предпочел бы жениться не на тебе, а на какой-нибудь высокородной задаваке, потому что, если уж выбирать себе жену, то я бы сделал предложение именно тебе, а не одной из тех девиц, с которыми знаком.
Феба поблагодарила его.
– Да, но я не твой модник герцог, – заметил Том. – Кроме того, знаю тебя всю свою жизнь. Но будь я проклят, если понимаю, с чего это вдруг он проникся к тебе симпатией! Ты ведь совсем не красавица, а в присутствии своей мачехи вообще ведешь себя как самая настоящая гусыня, и потому я ума не приложу, как он догадался, что ты не деревенская дурочка.
– Да ни о чем он не догадался! Он хочет жениться на мне, потому что наши мамы были лучшими подругами.
– Полная чушь! – с чувством выразился Том. – Можно подумать, из-за этого делают предложение!
– Думаю, – выдвинула собственную версию Феба, – все дело в том, что он важная персона и хочет заключить канонический брак, поэтому ему все равно, красива я или нет и могу ли хотя бы поддерживать беседу.
– Он не может считать тебя приемлемой кандидатурой! – возразил Том. – Мне лично он представляется настоящим тупицей! Наверное, стать герцогиней – это здорово, но на твоем месте я бы не спешил с этим!
– Тебе хорошо говорить, а что делать мне, Том? Только, ради бога, не уверяй меня, будто мне довольно лишь отклонить предложение герцога, потому что уж ты-то должен знать, что тогда сделает мама! Даже если у меня достанет смелости ослушаться ее, только представь, во что превратится моя жизнь! И не говори мне, чтобы я не огорчалась, ведь одна только мысль, что неделю за неделей мне придется пребывать в немилости, наводит на меня невероятный ужас, отбивающий охоту сочинять! Я прекрасно понимаю, что это глупо с моей стороны, но не могу избавиться от страха, будто попаду в ее черный список! Мне кажется, я чахну и схожу с ума!
Том слишком часто видел, как сникает Феба, столкнувшись с незаслуженной суровостью, и потому не счел ее слова преувеличением. Ему казалось странным, что физически выносливая и крепкая девушка обладает столь чувствительной натурой. Говоря его собственными словами, она была славным парнем; но при этом он знал, что в атмосфере строгой придирчивости Феба быстро падает духом, превращаясь из отчаянной девчонки-сорванца, готовой взять на скаку любое препятствие, в незаметную серую мышку, поведение которой становилось столь же покорным и смиренным, как ее речь – бессодержательной и скучной. Он с сомнением предложил:
– Ты не думаешь, что если напишешь отцу, то лорд Марлоу даст герцогу отставку?
– Ты же знаешь папу! – просто ответила девушка. – Он всегда готов подчиниться маме, потому как терпеть не может малейших неудобств. Кроме того, как я могу отправить ему письмо, без того чтобы об этом не узнала мама?
Нахмурившись, Том погрузился в раздумья.
– Да, не получится, – сказал он. – Ладно. Но ты уверена, что не сможешь полюбить своего герцога? Я имею в виду, на твоем месте был бы готов на что угодно, лишь бы не оставаться в Остерби. Кроме того, ты сама говорила, что беседовала с ним всего лишь раз. На самом деле тебе ведь почти ничего о нем не известно. Как знать, может, он застенчив по натуре и оттого лишь выглядит высокомерным.
– Он ничуть не застенчив и не высокомерен, – заявила Феба. – Его манеры выдают уверенного в себе человека. Он демонстрирует воспитание и любезность потому, что вознес себя на такую высоту, с какой считает унизительным для себя обращаться с кем-либо иначе, чем с холодной вежливостью; а кроме того, полагает себя невероятно важной персоной, поэтому ему нет дела до того, что думают о нем другие.
– А ведь ты здорово недолюбливаешь его, верно? – с ухмылкой заметил Том.
– Да, недолюбливаю! Но даже если бы это было не так, как я могу принять предложение герцога, если сделала его злодеем в своем романе?
При этих ее словах Том не выдержал и рассмеялся.
– Эй, гусыня, – заметил он, – но ведь тебе необязательно говорить ему об этом!
– Говорить ему! Мне вовсе необязательно говорить ему об этом, раз уж я в точности описала его!
– Феба, неужели ты думаешь, будто он станет читать твою книгу, а? – поинтересовался Том.
Феба готова была с необычайным хладнокровием сносить пренебрежение, выказываемое ей самой, но подобного оскорбления в адрес своего первого произведения она стерпеть не могла и потому с негодованием воскликнула:
– Скажи на милость, а почему это он не должен прочесть его? Роман же будет опубликован!
– Да, знаю, но вряд ли стоит предполагать, будто люди, подобные Солфорду, станут покупать его.
– А кто же тогда станет? – Феба разгорячилась и не желала униматься.
– Ну, не знаю! Девчонки, скорее всего, которым нравятся такие вещи.
– Он и тебе понравился! – напомнила девушка Тому.
– Да, но только потому, что его написала ты, – пояснил юноша. Заметив на лице Фебы огорчение и обиду, Том поспешил утешить ее: – Но ты же знаешь, что я не люблю читать, поэтому твой роман, наверное, очень хорош и будет недурно продаваться. Однако все дело в том, что никто не узнает, кто его написал, а значит, ты можешь не терзаться опасениями на сей счет. Когда герцог приезжает в Остерби?
– На следующей неделе. Под предлогом того, что якобы хочет лично опробовать молодого гнедого жеребца. Кроме того, ему обещана охота, и теперь мама пытается решить, то ли пригласить всех наших друзей на званый ужин, дабы развлечь его, то ли предоставить папе просто позвать сэра Грегори Стендиша и старого мистера Гейла на партию виста.
– Боже милостивый! – с благоговейным ужасом проговорил Том.
Феба, хихикнув, удовлетворенно заметила:
– Что ж, это научит его, чтобы он не приезжал в Остерби в столь отвратительной и снисходительной манере! Более того, мама не одобряет всех этих новомодных обычаев, так что его светлости придется садиться за ужин в шесть часов, к чему он наверняка не привык. А когда он войдет в гостиную после ужина, то обнаружит – мисс Бэттери привела туда Сюзанну и Мэри. Затем мама попросит меня сыграть что-нибудь на фортепиано – она уже приказала Сибби удостовериться, что я выучила новую партию! – а в девять вечера Фирбанк внесет поднос с чаем. И ровно в половине десятого мама заявит герцогу этим своим самодовольным тоном, что в деревне мы ложимся спать рано; посему Сильвестру останется только общество папы и пикет или еще что-нибудь в этом роде. Думаю, ему придется изрядно поскучать!
– Надеюсь, так оно и будет, и тогда он не сделает тебе предложение! – подхватил Том.
– Разве могу я рассчитывать на это, когда он приезжает к нам только для того, чтобы посвататься ко мне? – спросила Феба, вновь впадая в уныние. – Должно быть, он уже принял решение, потому что знает наверняка, что со мной ему будет смертельно скучно! Ох, Том, я пытаюсь сохранить хладнокровие, но, чем больше размышляю, тем яснее понимаю, что мне силой навяжут этот ненавистный брак! Меня уже тошнит от дурных предчувствий, а ведь обратиться за поддержкой мне не к кому и меня никто не хочет понять!