Страница 2 из 12
Голова у додика проломлена в районе лба – сразу видно, что не несчастный случай. Ударили чем-то вроде чекана или кастета, а внутренностей совсем не осталось – вытащены. Это могли сделать только франкенштейны с минус-четырнадцатого уровня; они всегда забирают потроха, у них в хозяйстве всё пригодится. Похоже, что рукосуй чего-то испугался, может носом своим квантовым учуял опасность, и, отцепившись от шланга, пытался сбежать, но попал на нижний уровень. Там франки прикончили его без долгих разговоров, выпотрошили и выбросили обратно, дескать, мы ни причем.
Еще далеко до конца работы, а я совсем изможден – мертвый рукосуй меня психически добил. Дробилка кажется мне этаким минотавром, мощное человекоподобное тело – мускулов столько, что даже скрипят друг о друга, еще копыта, бычья голова, длинные толстые рога, на которые нанизаны жернова. Она уже как будто не крутится на одном месте, а идет ко мне по толстому слою отживших душ, выжимая из них последний стон своими копытами. Вот-вот наступит на меня и раздавит. Мне становится хуже, я натужно кашляю…
Виртуок показывает дефицит кислорода в коре головного мозга, как следствие перерасхода. Отсюда, наверное, и глюченье. Нехватка кислорода возникла намного раньше, чем я должен был поставить новый баллончик с оксигелем. А у меня ведь такая хорошая заначка, её можно будет и на три баллона сменять… Если начнешь сейчас увядать, то надзиратель-роботех, похожий на беса, быстро взбодрит тебя ударом хвоста, точнее, нейронного хлыста.
Но словно легкая рука погладила меня по голове, и послышался звон колокольчиков, сложившийся в слова: «Тебе скоро будет лучше. Поставь новый баллон и просто дыши, как ни в чем не бывало».
Я вставляю в разъем на бедренной вене последнюю емкость с оксигелем. Хватит ли до конца дня, когда удастся выменять у харонов новый баллон? Если не хватит, никто со мной не поделится, ведь это запас жизни. На неделе у нас стабильно отдает концы двое-трое бедолаг, прямо во время работы.
Но пока кислород бодрит каждую мою клеточку. И это подземелье начинает дышать и колебаться вслед за мной, тончать, становится легким рисунком на оболочке пузыря. При вдохе словно сжимается в точку, при выдохе появляется вновь, словно возникая из ничего.
И при возникновении из ничего, я вижу… назовем его Единым и Многоликим. Это что, отравление кислородом? Но вообще-то зреть духов – совсем не диковина для обитателей нашего уровня, наркодермы и прочая дурь играют свою роль.
Единый-Многоликий напоминает отблески солнечных лучей на снежинках. Девять сияющих окружностей, в которых словно видны бронзовые лица, от них расходятся соединенные хрустальными паутинками пульсирующие воронки – по ним как бы стекает всё, что есть на минус-двенадцатом уровне. И жернова дробилки уже не кажутся такими смертельно мощными – они стали, как радужные разводы от бензина на воде…
А потом произошла аварийная остановка мусородробилки. Её барабан еще вращался по инерции, когда на вершинах колонн биореактора появились зеленые огоньки. Это техносветлячки, которые чувствуют метан и начинают светиться при повышении его содержания в воздухе. Значит, отключились клапаны сброса избыточного давления. Или были отключены.
Будущее стало ощутимым, тяжелым. Я понял – еще несколько секунд, и горящее будущее станет настоящим, на минус-двенадцатом уровне рванет. Огненная волна пройдет по всей полости. Спастись можно только в боковых колодцах для жидких стоков, откуда есть выход на главную клоаку.
По счастью, Ван Вельдер, как и всегда, соображал резво:
– Я хватаю трос и драпать, – он шлепнул мне на шею, точнее на нейроразъем, что-то похожее на жвачку. – Это металлорганика, которая разъест твой терминатор; пока он фурычит – далеко не убежать.
Ван Вельдер зацепил сачком надзирателя, которому явно не понравилась наша идея тикать, и мы, с двух пинков, сбросили его в приемный бункер биореактора.
Не было времени порадоваться, как тот утопает в хлюпающей жиже. Пробежали метров сто под монотонное предупреждение следящей системы: «Наказание за побег – расчленение без анестезии». Заодно нарастал пронзающий мозги звук, но вдруг он заткнулся; видимо, терминатор накрылся, а я почувствовал на шее острое жжение.
Но тут уже не до шеи. Огненная паутина появилась на одной из колонн, легко раскалывая ее твердые оболочки. И другая колонна разом превратилась в цветок – ее корпус разошелся лепестками в стороны, выпустив наружу огненные щупальца. Со свода просыпался водопад облицовочных плит, какой-то мощный энергокабель завертелся змеей, пролив море искр. А там и третья колонна обзавелась огненной шевелюрой, резко просела, как подтаявшая ледяная глыба, и полыхающий шар разошелся в стороны яркой концентрической волной.
Она выдернула из станины барабан мусородробилки и швырнула с космической скоростью в нашу сторону. По дороге он расплющил пять или шесть человек. Все они возносили молитвы марсантовской Великой Дробилке, «освобождающей от старого облика, чтобы дать новый», вместо того, чтоб делать ноги. За секунду до того, как барабан должен был раскатать нас с Ван Вельдером в молекулярный блин, приподнявшаяся – из-за резкого падения давления над собой – ферма пола подбросила его. Многотонная махина пролетела над нами, изображая что-то воздушное, а мы юркнули под ферму.
Я заметил загаженный шпигат сточного колодца, который вышибло давлением нижнего уровня – огонь уже пожрал почти весь кислород в нашей полости. Больше никуда не успеть, попробуем слинять здесь. Набросив петлю от троса на колонку ближайшего скруббера, Ван Вельдер скользнул в колодец, я за ним. Давление чуть не выбросило нас обратно в опустошенную взрывами полость, но я все же пропихнул легковесного Ван Вельдера вниз, а далее уже тормозили на тросе. Мы попали не в клоаку, а на нижний уровень. Здесь кислорода было явно больше, чем на минус-двенадцатом, но ничего хорошего об этом уровне мы не знали.
Да, минус-тринадцатого у нас нет. Но роль следующего круга ада спокойно играет минус –четырнадцатый. Здесь обитают те, кто покажется кошмаром для всех предшествующих поколений человечества вплоть до Адама и Евы.
Это как-бы-люди, которых сшили-скрепили на этом же уровне, сочетая клонированные органы, трансплантаты от ранее живших граждан, генномодифицированные органы и биосовместимые устройства. Франкенштейны – своего рода сапрофаги, которые работают с трупным материалом, обновляя самих себя с его помощью и мастеря новых франкенштейнов. Это является самым быстрым способом пополнения населения Вавилона и вообще Марса. Это куда дешевле, чем прислать сюда нового обитателя из гравитационной ямы Земли, куда быстрее, чем естественным путем родить тут ребенка или даже произвести 100%-ного клона. Нормальная колонизация Марса идёт, говорит Ван Вельдер, у русских и китайцев, да и то не все транспорты с поселенцами долетают до места назначения – то пираты нападают, то подличают террористы из какой-нибудь «Джебхат Фатах». Западному Альянсу это только на пользу. Его марсианские сектора заполняются более быстрым, надежным и рентабельным образом. В Вавилоне из десяти миллионов населения – франкенштейнов большинство, но есть города Альянса и покрупнее, вроде Венусборга у подножия горы Олимп, там то же самое.
Среди франков самые многочисленные и дешевые в производстве – спиннеры. У них вместо туловища и головы – футляр, внутри которого трансплантаты; всё по минимуму, пищеварение внешнее, кишечника почти не требуется. Пока хелицеры спиннера душат жертву, его острый хоботок проделывает дырки, затем впрыскивает пищеварительные ферменты, и, в итоге, она выхлебывается. Удобно…
На мгновение всё замедлилось, даже размышление – из-за незамутненного страха – на меня смотрели человеческие глазки спиннера, злобные, числом три. Хелицеры, генетически позаимствованные у паучка, только откалиброванные под человеческий рост, предупредительно щелкали. За этим чудищем еще несколько таких же, с полицейскими жетонами, приваренными к футлярам, приветливо улыбаются.