Страница 18 из 19
Штандартенфюрер сел прямо, высоко поднял голову.
Русский качался перед ним, едва удерживая равновесие, он словно не замечал руки Кляйвиста, показывающей на стул.
— Шеф, машина… — ныл свое адъютант.
— Все — вон, — сквозь зубы приказал штандартенфюрер.
В кабинете остались двое — начальник СД и русский разведчик Владимир Иванович с усилием поднял скованные руки, откинул седую прядь, упавшую на глаза.
Взгляды их скрестились.
— Радуетесь, что дожили до этого дня? — искривил рот Кляйвист. — Да, Ника [24] — дама капризная. По всей логике дары ее должны были достаться нашей стороне, однако ж она передумала… И советскому командованию удалось в последнюю минуту раздобыть новые данные, подтвердившие ваши…
Пленник молчал.
— Только этим, думается, можно объяснить то, что, к нашему общему с вами удивлению, вашей информацией все-таки воспользовались. — Кляйвист заставил себя обнажить зубы в снисходительной улыбке. — Как разведчик разведчика — поздравляю Выполнить задание в столь трудных условиях, под рентгеном СД, гестапо и абвера… — Пальцы его хрустнули. — Ну что ж, значит, наша охранная система все еще недостаточно бдительна…
— Не умаляйте своих заслуг, штандартенфюрер, — услышал он прерывистый хриплый голос. — Разве недоставало вам бдительности.
— Миром правит случай. Арестуй я вас сразу, по первому же подозрению — и… Слепая случайность…
По распухшим, запекшимся губам пленника пробежала судорога — он, кажется, пытался рассмеяться.
— Доктор, но вы ведь не верите в случайности…
…Что такое? Уж не думает ли этот полумертвец, что мой проигрыш закономерен?… Да, я допускал ошибки. Но кто от них застрахован в наши дни, кто?… Увы, все началось со злосчастного ни в чем неповинного Рогге. Но ведь этого промаха могло и не быть!
Кляйвист вонзил ногти в бархатные подлокотники кресла, поднял голову еще выше.
— Ну, а если бы фортуна не представила вам возможности отвести подозрение на другого? Согласитесь, подполковник, разве не было это всего лишь случайностью?
— Возможно. Но не случаен результат. — Каждое слово стоило русскому мучительных усилий, но в надтреснутом, слабом, словно из-под подушки доносящемся голосе все явственней проступала беспощадная насмешка. — «Сомневайся в каждом» — и вместо врага вы обрушиваетесь на своего.
Тонкая шея Кляйвиста дернулась, зубы скрипнули. Пленник издевался над тем, что составляло предмет особой гордости штандартенфюрера, служило высшим оправданием его жизни, издевался над преимуществами новейшей охранной системы рейха, в разработку которой он лично вложил столько сил! Проклятый чекист брал под сомнение основополагающий принцип этой системы, ее суть, а Вернер фон Кляйвист, доктор философии, опытнейший полемист, бессмысленно протирал стекла очков, не находя почему-то вразумительного аргумента в защиту своих убеждений.
К счастью, позвонил телефон.
Уезжая с госпиталем, Грета трогательно напомнила отцу надеть в дорогу теплое кашне: «С твоим горлом в такой ветер…»
— «Не верь даже собственным чувствам», — все так же негромко, но уже с нескрываемым сарказмом процитировал русский из дневниковых записей штандартенфюрера. — И любящая дочь предает обожаемого папочку…
— Молчать! — вскочил Кляйвист и, оборвав разговор с дочерью, изо всей силы нажал рычаг.
Ветер закружил по полу бумаги.
— Пусть так, — взяв себя в руки, штандартенфюрер сел. — Другого пути в наш век Каина и Иуды — нет. Даже для тех, кто исповедует иную, чем мы, философию. — На искусанных губах его зазмеилась усмешка. — Припомните, подполковник, как обошлись с вами ваши единомышленники. Не пришлось ли вам бежать из-под стражи в слабой надежде, что покушение на начальника СД докажет вашу невиновность?
Пленник стоял, пошатываясь, вполоборота к окну и прислушивался к близящейся канонаде.
— Улыбаетесь?… Любопытно, почему вы улыбаетесь?
— Вынужден вас разочаровать, штандартенфюрер, — не повернув головы, ответил наконец русский. — Под стражей меня держали… по моему же настоянию.
— Что… такое?!
Владимир Иванович закрыл глаза. Неужели с той ночи прошло всего несколько дней?… «Я не полечу», — сказал он руководителям отряда, и, когда объяснил почему, Дед насупился еще больше, посмотрел на комиссара и вдруг, метнув яростный взгляд в сторону шелестящего бумажками майора, выскочил из землянки и наорал ни за что ни про что на парнишку-часового:
— А ты чего здесь маячишь? Марш спать!
— Я протестую! — разгорячился майор.
Каково было удивление майора, когда арестованный поддержал его и тоже потребовал не отпускать стражу!
Через полчаса отряд подняли по боевой тревоге и собрали на «Главной площади». У землянки «полуфрица» по-прежнему томился часовой — правда, юнца сменило более ответственное лицо, сам комразведгруппы — бывший «полицаи», что, естественно, еще сильнее подогрело интерес к узнику. Уступая натиску любопытствующих, часовой шепнул — само собой, по секрету, — что, мол, «гада раскололи» Не прошло и пяти минут, как эта тайна стала общим достоянием. Но тут пришли Дед с комиссаром, объявили, что тревога оказалась ложной и, прекратив дебаты, распустили народ досыпать.
Как и ожидал Владимир Иванович, агент Кляйвиста выдал себя сразу — вероятно, у него были инструкции сообщать обо всем, что касается Ленца, незамедлительно и невзирая на риск. И хотя люди майора заметили, как Глущенко, спавший всегда на телеге, в стороне от людей, возится, прикрывшись овчиной, с каким-то предметом, решено было взять предателя немного погодя — после того, как он радирует немцам о бегстве разведчика…
— Не понимаю… — прошептал Кляйвист. — Но, в таком случае… отчего вы не остались в лесу? Почему бежали за мной?
— Не за вами. К вам!
Перед глазами Владимира Ивановича и сейчас стояло еще лицо Шуры: «Обратно? Сами — в лапы к ним?» Дед растерянно мял радиограмму с согласием командующего фронтом и говорил: «А я не пущу! Не пущу — и все! Кто в лесу хозяин?» — «Да как можем мы не пустить?! — без особого энтузиазма увещевал Деда комиссар. — Он ведь не нам подчинен — Москве. Имеет право в особых случаях действовать по собственному усмотрению…»
На рассвете командир и комиссар, оставив возле пустой землянки усердно похрапывающего часового — ему было наказано поднять шум не раньше чем через час — вывели разведчика из леса, проведя мимо бдительных партизанских застав.
— Так та осечка… — стиснул виски Кляйвист. — Но зачем, зачем?!…
— Вы успевали закрыть брешь. Оставалось одно: утвердить вас в заблуждении, что мое донесение сочли ложным.
— Чтобы мы… задержали наши войска на флангах?… Облегчить своим бескровный прорыв в центре…
— Воспользовался вашей же провокацией.
Стены здания содрогались от близких взрывов. Пол уходил из-под ног начальника СД, стекла очков прыгали.
…Немыслимо… Пойти на такое…
— Но как… как могли вам поверить? — вырвался у него стон.
Разведчик не ответил. Он думал о вспыльчивом Деде и спокойном комиссаре, о юной Шуриньке и незнакомом ему командующем фронтом, о лукавом часовом и далеких товарищах из Центра…
— Что за люди у вас там решали судьбу наступления? Где была их бдительность!
…Что за люди? Люди, понимающие, что настоящая бдительность — когда веришь человеку. Люди, которые хотят и в нынешние суровые времена оставаться людьми, Кляйвист…
— Нет, согласитесь же, — исступленно требовал штандартенфюрер, — что вам и тут просто повезло… Фантастически повезло!
По лицу Владимира Ивановича пробежала тень. Вспомнился ясноглазый майор…
…Нет, врешь, Кляйвист! Не было случайностью, что мне поверили. Отклонением от нормы явилось бы обратное. Потому что не «Хорста Весселя» заучивают на память наши дети, а «Песню о соколе». Потому что, как бы там ни было, а розовощекие майоры у нас в безнадежном меньшинстве. Недаром побеждаем все-таки мы, а не вы!…
Кляйвист отвернулся, достал из стола пистолет, вперился остановившимися, мертвыми глазами в черный зрачок дула.
[24] В античных мифах — богиня победы.