Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 20

- О, пан барон знает о нашем фирменном напитке?

- Знаю, знаю, - гулко захохотал Карл Иероним. - Почти полвека назад я и Томас, - он махнул рукой в мою сторону, - уже бывали в здешних краях!

Я глубоко вздохнул. О наших приключениях в молодые годы в "диких степях" можно было написать увесистый том и, клянусь, он жемчужиной бы украсил библиотеку книг о похождениях барона. Эх, жаль, что у меня нет ни граммочки писательского таланта!

- Будет вам перцовка, гости дорогие, - пообещал тавернщик. - Сейчас попрошу дочку принести!

Он приоткрыл дверь в подсобку и позвал:

- Марийка!

- Не забудьте подать к перцовке сало! - вдогонку попросил Карл Иероним. - И чтобы оно непременно было засоленным по местным обычаям!

Ждать долго не пришлось. Барон едва успел выкурить трубку и рассказать очередную историю о своих похождениях в России, как дверь в подсобку распахнулась.

Вот тут и свершилось событие, которое изменило и нашу жизнь, и всю историю земной цивилизации...

4.2

В таверну из темного коридорчика шагнула девушка с подносом, уставленным бутылками и тарелками. Продолговатое лицо, черные брови, русые волосы. Одета в красные сапожки, длинную бордовую юбку и белую сорочку с орнаментом, который в здешних краях называют "вышиванкой". Фигура и не худощавая, и не полная, но со всеми теми выпуклостями и округлостями в нужных местах, на которых, обычно, и останавливается наш мужской взгляд. Это была дочь хозяина таверны Мария.

Барон сидел за столом напротив меня, правым боком к двери. Как только входная дверь скрипнула, распахнувшись, Карл Иероним повернул голову на звук. Вошедшая в зал таверны девушка тоже подняла взгляд. Глаза ее и глаза моего друга встретились.

Хоть режьте меня, хоть сожгите на костре, но готов поклясться, что в то мгновение все вокруг осветилось каким-то неземным светом.

Барон и Мария глядели друг на друга, не отрывая взгляда. Не поверите, но радуга - многоцветный и яркий мост из световых лучей - вдруг сама собой возникла в пространстве между их лицами. И даже время замерло.

Сколько длилось это диво? Мгновение, минуту, вечность? Не знаю. Но ни тавернщик, ни Гаскойн с Чебом и Еном явно ничего не заметили, и я стал единственным свидетелем чуда совершившегося прямо на моих глазах.

Прошла вечность или секунда, и мир снова пришел в движение. Но это уже был совершенно иной мир!

Мы пили и ели за столом, потом отправились на ночлег к хозяину. Перцовка была огненна и дивно крепка, сало и прочие блюда и закуски неимоверно хороши. Я, Гаскойн, Чеб и Ен прибывали в веселом и довольном состоянии духа. А вот барон, напротив, был непривычно молчалив и задумчив.

Дом у хозяина был большим, сложенным из мергеля и камня, со множеством помещений, где можно было разместить добрый десяток гостей. Мы же с Карлом Иеронимом по старой армейской и экспедиционной привычке решили спать в одной комнате.





...Ночью я проснулся. Приподнялся и взглянул на постель барона - она была измята, но пуста. Тихонечко встал и отправился на двор.

Карла Иеронима я увидел сразу же, как только открыл входную дверь. Небо было ясным, светила полная Луна и стройно-худощавая фигура барона была хорошо видна в серебристо-желтом мареве, порожденном светом Селены. Мой друг нервной походкой выхаживал по двору дома хозяина - от забора к забору, туда-сюда, туда-сюда, как маятник часов. Треуголка надвинута почти на самые глаза, плечи непривычно ссутулились, руки сплетены за спиной. Ходит и что-то ритмично бормочет себе под нос, словно стихи читает.

Я не решился его окликать, вернулся в комнату и снова улегся спать.

4.3

Утром Карл Иероним сообщил Гаскойну, что лучшего места, чем в здешних краях, для строительства чугунолитейного завода не сыскать. Карл Чарльз был ошеломлен:

- Но Карл... - начал было он, но мой друг остановил его решительным жестом:

- Ни слова больше, Карл! Это мое окончательное решение!

Барон выхватил из сумки географическую карту и молниеносно развернул ее на столе.

- Смотрите, Карл, - барон принялся водить пальцем по бумаге. - Здесь поселок Каменный Брод, тут река Лугань, вот угольное месторождение... Так можно проложить подъездные пути, в этом месте построить домны, а чуть левее поставить склады для готовой продукции...

Гаскойн внимательно отслеживал траекторию движения указующего перста барона и, в конце концов, поразмыслив, кивнул:

- Ну, что же, Карл... Над всем сказанным стоит поразмыслить!

Впрочем, размышления сэра Карла Чарльза оказались недолгими. Вскорости в дом вернулись с утренней конной прогулки Чеб и Ен. Они, оказывается, совершили променад в Каменный Брод, проехались между домов, по улочкам и пришли к твердому убеждению ставить в поселке свою факторию, чтобы торговать европейскими винами и прочими продуктами. Это решение компаньонов окончательно склонило весы размышлений Гаскойна в сторону "проекта" барона.

Итак, коллективное решение строить завод именно здесь, на берегах Лугани, было принято. Карл Чарльз, Артур Чеб и Джон Ен взялись за дело весьма резво. Им предстояло выполнить кое-какие геологические работы и разметку на местности будущего строительства. Разумеется, я взялся им активно помогать, хотя, откровенно говоря, ни бельмеса не смыслил ни в геологии, ни минералогии, а с геометрией был знаком в объеме курса при церковно-приходской школе. Поэтому числился, в основном, "на подхвате", и исполнял всяческие мелкие поручения господ изыскателей.

А вот барон Мюнхгаузен оказался в стороне от наших славных дел: с моим другом случилось самое светлое и самое страшное в жизни настоящего мужчины - он влюбился. Влюбился, к счастью, не безответно; Марийка отвечала ему полной взаимностью. Ее отец, хозяин таверны Андрей Тудыйогохата, к роману дочери и барона относился благосклонно: Марийке было двадцать, и девицей она была, что называется, на выданье. А поскольку в округе, по мнению Андрея, достойных женихов сроду не водилось, любовь барона и дочери не вызывала у тавернщика никаких нареканий. Исходя из своего немалого жизненного опыта, он понимал, что германский кавалер и дворянин его Марийку не обидит.

Не стал помехой для взаимной любви и возраст барона. Да, моему другу должно было вот-вот стукнуть семьдесят пять. Но случилось невероятное: Мюнхгаузен вдруг начал стремительно молодеть. Сначала у него начали темнеть волосы на голове и брови, причем процесс этот развивался так стремительно, что уже к концу второй недели по приезду в Каменный Брод барон щеголял черноволосой прической и антрацитовыми бровями. Лицо разгладилось и налилось румянцем, морщины исчезли без малейшего следа. Ушли сутулость и старческая худоба. Карл Иероним так раздался в плечах, что нам пришлось полностью обновить его гардероб, - благо в грузовой карете нашлось некоторое количество материалов для шитья новых камзолов и панталон.

Днем Марийка была занята в таверне, а Карл Иероним словно влюбленный юноша километрами строчил лирические стихи, то и дело ломая в поэтическом возбуждении гусиные перья и изводя целые бутыли чернил и рулоны бумаги. Вечером же Марийка и Карл Иероним, взявшись за руки, ходили гулять к Лугани, и у двух больших камней едва ли не до полночи беседовали, читали стихи и занимались прочими совершенно неотложными делами, которыми обычно занимаются молодые люди на любовных свиданиях.

Так в трудовых заботах и душевных радостях прошла весна, пролетело лето, прошуршал желтой листвой сентябрь, отплакал мелкими капельками дождей октябрь. Гаскойн, Чеб, Ен и я полностью завершили разведку окружающей местности. Теперь можно было выписывать в здешние места стройматериалы и нанимать рабочих для строительства корпусов чугунолитейного завода и торговой фактории. Роман же Марийки и Карла Иеронима достиг таких вершин, что барон твердо был намерен уже в нынешнем году сочетаться с дочерью тавернщика законным браком. Этому мудрому решению моего друга способствовало и то, что от него, наконец-то, сбежала его вторая жена Бернардина-Якобина фон Брун, спутавшись с писарем-адвокатом Генрихом Рамкопф-Хюденом и родив от него девочку в сентябре нынешнего 1795 года. Об этом нас уведомило собственноручное послание бывшей баронессы, уже в конце октября доставленное курьерской почтой из Ганновера в Каменный Брод. Поэтому барон Мюнхгаузен отныне мог себя полагать человеком, свободным для заключения новых брачных уз. Посовещавшись, Карл Иероним и Андрей Тудыйогохата наметили сыграть свадьбу в конце декабря.