Страница 19 из 20
Поэтому в тайном соавторстве с Григорием Гориным мной была написана пьеса "Тот самый Мюнхгаузен", на основе которой позднее был снят одноименный фильм. Я лично утвердил Олега Янковского на роль барона - у них с настоящим Карлом Иеронимом действительно было, как говорится, "одно лицо".
В середине семидесятых годов XX века я помог сочинить веселые песенки для мультфильма о похождениях Мюнхгаузена. Особенно мне запомнилась вот эта:
"В просторах голубого,
Большого океана
Я сам за рулевого,
Я сам за капитана.
Находчивость и храбрость,
Отвага и удача,
В беде не растеряться -
Вот главная задача!"
Гениально, не правда ли? Ну, а о том, кто во всех путешествиях был рядом с бароном, ваш покорный слуга скромно умолчал.
Морально и финансово старался я поддерживать и писателей, которые писали о ближайших сподвижниках и родственниках моего отправившегося в звездные миры друга. Русскому писателю Андрею Некрасову истребовал государственный грант на книгу "Приключения капитана Врунгеля". В долгих философских беседах убедил поляка Станислава Лема, что написанный им цикл рассказов о звездных похождениях Ийона Тихого будет благосклонно принят читателями - и даже подарил идею использовать при создании произведений "технологию сепулек". Украинского писателя Юрия Ячейкина наставил на путь сочинения историй о капитане Небрехе и его верном штурмане Азимуте. Еще одного вредного и занудного типчика принудил к литературной записи историй, которые рассказывал один из прямых потомков фон Мюнхгаузена - командор Брехуненко-Водолей.
В Германии, в Ганновере и ближайших окрестностях, я организовал производство вин и прочих спиртных напитков, так или иначе связанных со славным именем барона Мюнхгаузена. Знатоки говорили, что продукция получилась весьма недурного качества.
Как мог, я старался внедрить разработанные бароном ракетные технологии для организации воздушных и космических полетов. В середине 50-х годов мне удалось выйти на советского конструктора ракетных систем. Конструктор, оказавшийся невысоким, круглоголовым, крепким человеком по имени Сергей Павлович (фамилия его была строжайше засекречена), выслушал меня очень внимательно и сказал:
- Ракетные двигатели на медленно горящем порохе - это хорошо, но мы делаем ставку на жидкостные ракетные моторы. А вот круглая форма ядра... Это очень хорошая форма для первого искусственного спутника Земли! И еще... Когда, вы говорили, Гаскойн запустил первую печь на своем заводе в Луганске?
- Четвертого октября 1800 года, - с некоторым недоумением ответствовал я. - Но какое это имеет значение для ракетных технологий?
- Я верю в счастливые совпадения, - мой собеседник улыбнулся и что-то пометил в своем рабочем блокноте. - Хорошие дела лучше назначать к исполнению на те же даты, в которые были начаты другие хорошие дела. 4 октября - прекрасная дата для первого прорыва в космос!
В начале 60-х годов, уже в Америке, я добился аудиенции у одного из высокопоставленных сотрудников Национального управления по воздухоплаванию и исследованию космического пространства (НАСА) и снова рассказал о ракетных экспериментах барона.
- Итак, из Санкт-Петербурга вы летели обратно на коническом аппарате под названием "Аполлон"? - поинтересовался мой собеседник. - Гм... А что, это очень неплохое название для нашей программы высадки человека на Луну! И коническая форма пилотируемой капсулы будет тоже очень к месту!
Вот так мы - мой друг барон и я - внесли свой скромный вклад в космические достижения человечества: первый спутник Земли действительно полетел в космос 4 октября 1957 года, а американские астронавты стартовали к Луне на корабле, который назывался "Аполлон"...
Мне всегда хотелось, чтобы образ барона был увековечен в скульптуре. Когда в Луганске строили здание областного краеведческого музея, моими стараниями обнаружилось "письмо Гаскойна потомкам", в котором этот великий человек пророчески завещал:
"Буде при Луганском поселении сооружаться музеум славы, прошу установить рядом с моим памятником бюст барона Карла Фридриха Иеронима фон Мюнхгаузена, поскольку оный барон внес большой личный вклад в становление чугунолитейного завода и развитие всего Луганского края".
Разумеется, архитекторы прислушались к заветам великого промышленника и спланировали установку бюстов и Гаскойну, и Мюнхгаузену - одного собирались выставить перед фасадом у левого крыла здания, а другого - соответственно у правого. Центральную часть композиции должно было составить артиллерийское орудие, с помощью которого в ноябре 1795 года я, Мюнхгаузен и Гаскойн совершили полет в атмосфере по маршруту "Каменный Брод - Санкт-Петербург". Бюсты были заказаны скульпторам Редькину и Головченко и изготовлены. Пушку подмарафетили и привели в состояние будущего памятника.
Увы, в последний момент все поломалось по идеологическим соображениям. Окончательный план строительства Луганского областного краеведческого музея утверждал тогдашний первый секретарь обкома Коммунистической партии. Выслушал архитекторов, он нахмурил лоб:
- Вы, товарищи, что, совсем охренели? Ладно, еще Гаскойн, так его и растак! Англо-шотландец, шпион, может быть, - но тут уж никуда не денешься, указ царицы на него был выписан! Но вот этот ваш фон-барон?! На кой ляд памятник этому эксплуататору в нашем пролетарском городе, славном своими революционными традициями и трудовыми успехами?!
В итоге памятник Гаскойну торчит теперь около музея в одиночестве, а пушка, которая отправила нас в воздушный полет, перекочевала к правому углу здания. Бюст же барона Мюнхгаузена был припрятан архитекторами "до лучших времен".
Эти "лучшие времена" наступили едва ли не через четверть века. В конце девяностых городское руководство решило установить в центре Луганска, на площади имени Героев Великой Отечественной войны бюст первого секретаря городского комитета Компартии Владимира Шевченко - говорят, много сделал этот партийный товарищ в свое время для развития Луганска. Бюст партайгеноссе поставили у правого крыла с тыльной стороны здания бывшего обкома партии. А симметрично, у левого крыла, архитекторы решили поставить бюст барона Мюнхгаузена - в ознаменование, так сказать, заслуг и к двухсотлетию сверхдальнего полета в атмосфере.
Городское руководство выслушало предложение скульпторов-архитекторов, почесало пальцем в затылке и сказало:
- Мы, господа, конечно, идем в Европу, и барон фон Мюнхгаузен, несомненно, видный европейский общественный деятель... Но его имидж и репутация... Н-да... Меня и так упрекают в... э... некоторой, так сказать, завиральности моей программы развития города до 3795 года. А тут еще этот ваш барон... Нет, ребята, никаких Мюнхгаузенов!
И снова архитекторы припрятали бюст барона...
Далее следы воплощенного в камне моего друга теряются. По слухам, весной нынешнего года его выкупил один из кандидатов на пост президента Соединенных Штатов Америки, и теперь бюст Мюнхгаузена украшает частную коллекцию во дворе шикарного дома на берегах Потомака. Поговаривают, что по вечерам кандидат в американские руководители любит приходить к скульптуре - словно мысленно беседует и советуется с бароном. Это же не Пол Манафорт, за моим другом компроматов не числится.
Мюнхгаузен обещал вернуться через двести-триста лет после своего отлета. Зная верность Карла Иеронима своему слову, я убежден, что это событие всемирно исторического значения совершится 7 июля в год, из цифр которого можно будет, так или иначе, получить число семь. Не удивлюсь, если сверкающая небесная блямба вновь появится перед моими глазами ровно в семь часов семь секунд утра - Мюнхгаузен всегда любил точность и строгую определенность.
Ну, а что касается места, где барон высадится на родную планету...
Я абсолютно убежден, что случится это на берегах Лугани, - в тех самых местах, где Карл Иероним и Марта-Мария встретили свою ставшую звездной любовь.