Страница 5 из 35
- Приветствую тебя, отец, - вежливо сказал Всеслав, делая шаг вперед, подтягивая за собой за руку Любаву, и не слишком низко кланяясь. Он со своим длинным носом, с темными бровями с красивым изломом, с решительным, но изящно очерченным подбородком совершенно не был похож на того, кого он назвал своим отцом.
- Моя невеста, сестра Ингигерд, жены новгородского князя Ярослава, Любава Феофановна.
Они с Любавой еще по пути договорились, что та будет называться Феофановной, чтобы как можно меньше людей знали, что пропавший где-то в этих землях новгородский посол Рагнар приходится ей названным отцом. О том, что Рагнар носит в постриге имя Феофан, знали немногие.
Вроцлавский воевода бросил быстрый взгляд на поклонившуюся ему девицу в теплой длинной широкой потрепанной свитке, поверх штанов, с перекинутой через плечо давно не мытой косой бронзового цвета. Плащ и шапочку с меховой оторочкой Любава давно сняла, потому что день был солнечный, жаркий для нее, северянки. И теперь густые волосы не слишком успешно удерживались только кожаным ремнем, завязанным вокруг головы, а солнечные лучи, касавшиеся завитков ее растрепавшихся в дороге волос, вспыхивали огнем.
Воевода хмуро посмотрел на Всеслава.
- Ты и в жены собираешься взять девицу самарянской веры?
- Какой-какой веры? - холодно спросил Всеслав, скрестив руки на груди.
- Девицу из того народа, который осквернил Священное Писание, переведя его на свой простонародный язык.
- Что вы! Нет! - дружелюбно заявила Любава. Хотя воевода обратился не к ней, но она только что была ему представлена. - Я читала Евангелие на греческом языке. В славянском тексте не изменено ни слова. И это - не простонародный язык. Возвышенный язык, во многом точная копия греческого текста.
Рыцарь слегка опешил. Греческий язык - это один из трех допустимых для Священного Писания языков. И, в отличие от этой рыжей девицы, он его не знал. Точно также как, впрочем, и латыни, и, тем более, арамейского языка.
- Вы можете сами убедиться, - дружелюбно, как христианка с христианином продолжала говорить Любава. - У меня есть с собой Евангелие на славянском языке. Сравните с тем, что вам знакомо, наверное, вы читали по-латыни, и вы сами увидите, как бережно наши учителя обошлись со священным текстом.
- Я не читал по-латыни. Вообще не читал, - нечаянно для самого себя буркнул пан воевода.
- Не читали?! Вы, христианин, не читали Новый Завет Господа нашего Иисуса Христа?!
Всеслав осторожно отступил назад, с удовольствием наблюдая за разворачивающимся действом.
- Нет. Ваши самарянские тексты мне противны. На них и возросли теплохладные верующие ваших земель.
- Какие верующие, не поняла?
- Вот посмотри, Всеслав, твоя невеста, называясь христианкой, носит на плече оберег, - злобно перешел в атаку пан воевода, не желая признаться самому себе, что эта девица задела его за живое. Любава скосила глаза на свое плечо. Ворот свитки скрепляла медная фибула, бывшая по существу своему именно оберегом-змеевиком. От центра круга по радиусам расходились искусно выточенные медные змейки.
- Но это подарок, - сказала новгородка извиняющимся тоном. - Мне-то, христианке, безразлично, оберег это или нет, а тот мальчик подмастерье, который сделал фибулу, обиделся бы...
- Христианка не должна носить обереги! Не должна поддаваться человекоугодию! - громыхнул пан воевода поставленным на полях сражений голосом.
Любава испуганно принялась отстегивать фибулу, а Всеслав решил, что на сегодня представление можно закончить, и вмешался.
- Отец, гости устали с дороги. Комнаты для них готовы?
Чтобы попасть в комнаты, отведенные гостям, нужно было пройти во внутренний двор замка, засаженный липами и плодовым кустарником. По периметру прямоугольного двора с трех сторон высились стены трехэтажного здания, построенного в виде буквы "П". Первый этаж был каменным, верхние этажи - деревянными.
Любаве отвели комнату на первом этаже здания. Комната была большой и светлой, в отличие от привычных для нее горниц в избах. Солнечный свет, вливаясь через широкие окна, освещал тканые гобелены, покрывающие стены. Простые коричневые узоры на сером льне. Натурально и задушевно изображенный олененок с закинутой назад безрогой головкой в нескольких кругах немудреных узоров был основным элементом рисунка. Широкая кровать заодно служащая и сундуком, застеленная ярким покрывалом с растительным орнаментом, яркий ковер над ней на стене. Широкие деревянные лавки вдоль стен. Стол с тазами с водой. Вся мебель массивная, с металлическими заклепками.
Всеслав зашел вслед за Любавой, посмотреть, как устроили его невесту.
- Любава, я завтра уеду с утра пораньше, - заговорил он, убедившись, что все в порядке. - Мне нужно обо всем произошедшем отчитаться князю Болеславу.
Он совершенно сознательно оставлял свою милую Любаву на съедение местным христианам, убедившись, что до конца ее не съедят к моменту его возвращения. Немного погрызут, конечно, но это ей только пойдет на пользу.
- Возможно, разлив рек застанет меня в пути и мне придется задержаться. Но другого выхода нет. И о Рагнаре нужно начинать расспрашивать в столице.
Любава замерла.
- Ты же понимаешь, что быстро такое дело сделать не удастся. Рагнар - новгородский посол. И делом чести для правительства Болеслава было его найти. Если они его не нашли, то и мне будет очень сложно, - жестко продолжил польский рыцарь. - Но я сделаю все, что смогу.
- Творимир и Добровит хотели поехать с тобой.
- Ладно. И еще, Любава. я расскажу Болеславу, что привез с собой невесту. Рано или поздно он пожелает тебя увидеть. Мой брак без его согласия невозможен.
Любава чуть вздрогнула.
- И ты не боишься показывать князю Болеславу свою невесту? - она отвернулась к окну.
- Я понял, что ты его недолюбливаешь. Хотелось бы знать, почему.
- Я не могу тепло относиться к человеку, который так поступил с сестрой Ярослава Предславой Владимировной.
Всеслав подошел к отвернувшейся от него девушке и положил ей руки на плечи.
- Любава, мы с тобой договорились, доверять друг другу. Расскажи мне, как в Киеве и Новгороде рассказывают эту историю.
- Как рассказывают? - Любава опустила голову и принялась теребить конец своей косы, переброшенной через плечо. - Болеслав сватался к Предславе. Князь Владимир отказал ему в руке своей дочери из-за его... э-э-э... любвеобильности.
Она сглотнула и замолчала.
- Ну? Что дальше? - Всеслав слегка встряхнул ее за плечи.
- Когда Святослав захватил Киевский стол, убил князей Бориса и Глеба, он призвал на помощь себе польские войска. Чтобы защититься от князя Ярослава. Болеслав Польский был его тестем. Князь Болеслав разгромил Ярослава, взял город Киев. И силой сделал Предславу своей наложницей, - монотонно рассказала Любава всем в ее земле известные события. - Потом польские войска принялись бесчинствовать в Киевской земле, так же как и незадолго до этого в Чешской. Люди возмутились, начались избиения, и князь Болеслав был вынужден уйти обратно в Польшу. Но Предславу он забрал с собой и больше никто о ней ничего не слышал.
- Ты никогда не видела княгиню Предславу? - тихо спросил Всеслав, осторожно разворачивая к себе лицом свою невесту. Та отрицательно покачала головой, не поднимая на него глаз.
- Такая женщина не может быть просто наложницей. И для простой наложницы не строят дворец на острове недалеко от собственного замка.
Любава удивленно подняла на него глаза.
- Это длинная история. Если ты послушаешь, я ее расскажу тебе.
Он мягко нажал ей на плечи, чтобы она села на лавку, с горечью подумав о том, сколько всего стоит между ними. Сколько всего, способного развести их в разные стороны. В том числе и политика. Любава внимательно смотрела на него снизу вверх, теребя пушистый конец косы. Удивительно, что она вообще не шарахнулась от него как можно дальше, только узнав о том, что он приближенный князя Болеслава.