Страница 34 из 35
- Ну что же ты...
- Я не знаю. Так душа болит.
- И у меня тоже. Оттого, что не тот человек сказал тебе эти заветные слова?
- Да. Ты все понимаешь. Понимаешь лучше, чем я сама.
- Пойдем в лагерь, Ростиша, Уже холодает. Будем надеяться, что с годами нам станет полегче. У нас же еще вся жизнь впереди, так ведь?
- Я понял, - сказал Всеслав, когда муромцы скрылись за деревьями, - что мы теперь все направляемся в Новгород. В Киев больше никому не нужно. Значит, наш путь лежит по Западной Двине в Варяжское море. И в твое родное, Любава, Ладожское приозерье.
По берегам рек, по которым торговый караван шел к Варяжскому морю, медленно, но неуклонно лиственные леса сменялись на суровые северные ельники. Всеслав с грустью, справляясь с тоской, как умел, смотрел, как южное синее небо над его головой становится лазурно-голубым, северным. Он, вместе со своим отрядом присоединившийся к купцам, внимательно слушал их разговоры и рассуждения о том, как переменятся в ближайшем будущем торговые пути в связи со смертью императора Василия, железной рукой правившего Империей Ромеев, и короля Болеслава, великого правителя, изменившего карту мира. Люди весов и меча, как многие называли купцов, да они и сами не возражали против такого имени, не любили войн и политических неурядиц. Не любили, хотя немногие княжеские воины владели оружием лучше купцов, и многие князья доверяли им посольские поручения к иноземным правителям. Они многое повидали, и их стоило послушать. Всеслав слушал караванщиков, потому что умел ценить житейскую мудрость и опытность, хотя впервые он слушал, делая выводы лично для себя, а не для своего князя. И это было неприятно. Одиночество тяжелыми холодными оковами сковывало душу.
Сольмир общался с караванщиками, собираясь влиться в их ряды в самом ближайшем времени.
Однажды впереди плеснуло волнами холодное море с песчаными берегами и соснами, с криками чаек и беспредельным простором. Всеслав попрощался с караванщиками, и путешественники быстро оказались среди болот и темных ельников Ладожского приозерья.
С того времени, как в маленьком, никому не известном Троицком скиту проходило Любавино детство, рядом с ним возник большой монастырь. Умножившимся монахам не хватало места в маленькой боровине, скрытой от людей поясом болот, они поселились на возвышенности по соседству, построили большую церковь в честь Успения Божией Матери, разбили огороды, развели хозяйство. Поначалу местные селянки просто приворовывали у них с огородов невиданную здесь ранее капусту и свеклу, известную, но редкую репу. Затем поняли, что странным мужикам не жалко для них ни капусты, ни репы. И вообще, они готовы поделиться и семенами и советами, как это лучше все вырастить. Постепенно местные бабы заинтересовались, а что эти странные люди тут делают, и что это за Бог, которому они служат. То, что Бог добрый, было ясно из поведения монахов. За матерями потянулись дети и некоторые отцы этих детей, потянулись за утешением в скорбях, за лекарственными травами и мудрыми советами. И к моменту, когда Всеслав со своим отрядом высадился в заливе возле Любавиной родной деревеньки, ее жители, ладожские рыболовы, сами были уже благополучно уловлены в Христовы сети мудрыми "ловцами человеков". Над бывшей глухой деревенькой возвышались маковки деревянного Преображенского храма, а дорогу в Троицкий монастырь мог показать любой ребенок в селе.
Всеслав напряженно молчал. Он всю дорогу размышлял еще и том, что он скажет Любавиному духовному отцу, игумену Игнатию при их судьбоносной для него встрече. "Каждый кулик свое болото хвалит". Вполне можно ожидать от монаха того, что тот будет всячески направлять свою духовную дочь на тот путь, который ему хорошо понятен. Как его можно будет убедить, что им с Любавой неплохо бы пожениться?
Но встреча произошла неожиданно. Дорога, извиваясь, вела вверх. Внезапно из ельника впереди им навстречу вышел седой высокий человек в длинном одеянии, опирающийся на посох. Ветер слегка шевелил полы его одеяния, длинные седые волосы и бороду. Любава радостно вскрикнула и бегом побежала навстречу. Добежав, она упала на колени и прижалась лбом к руке старца. Слезы текли из ее глаз. Отец Игнатий положил вторую руку ей на голову.
- Полно, детка, - ласково сказал старец, отвечая ей на невысказанные мысли, - не так уж все и плохо. Отец Феофан умер вполне достойно и сейчас за нас с тобой молится Богу. А ты... Ты хорошая девочка, но какая из тебя монахиня, - он ласково погладил ее по голове. - Не вини себя. То, что ты выросла в монастыре, не значит, что тебе на роду написано, стать монахиней.
При этих словах отец Игнатий повернул голову и встретился взглядом со Всеславом. И столько было в этом проницательном взгляде нежной любви, что воин забыл все приготовленные слова и застыл, чувствуя, что еще немного, и он упадет на колени пред этим человеком как Любава, а может даже зарыдает. Душа переворачивалась и сотрясалась.
Старец скользнул взглядом по остальным спутникам Всеслава, особенно кивнув Сольмиру, который, так же как и Всеслав, видел игумена впервые.
- Пойдемте, гости дорогие, - приветливо сказал отец Игнатий. - Мы вас ждали, баньку истопили. Отдохнете с дороги. Потом уж и поговорим.
Только на следующий день Всеслав оценил, сколько любви было в том, что отец игумен встретил приехавших путников возле своего монастыря. Во-первых, отца Игнатия никто не извещал о скором прибытии Всеславова отряда. А во-вторых, старец был очень болен и ходил с помощью своих келейников. Большую часть времени он сидел.
Так, сидя на лавке, он и принял Всеслава в своей келье.
- Я обещал Любаве креститься, - с порога выдал Любавин жених заготовленную фразу.
- Проходи, Всеслав, садись, - отец Игнатий похлопал по скамейке рядом с собой.
Воин подошел и осторожно сел. Полумрак кельи разгоняли лампадки перед иконами и неяркий свет из маленького окошка под потолком.
- Тебе нужно креститься совсем не потому, что ты обещал это Любаве, - ласково произнес старец, разворачиваясь на лавке так, чтобы смотреть в лицо собеседнику. - Ты выбрал в жизни очень нелегкий путь. Напрасно надеешься отсидеться в северной глуши. Князь Ярослав очень скоро станет князем Киевским. Они с князем Мстиславом Тмутараканским, конечно же, вторгнутся в земли Польского королевства. А ты будешь дружинником князя Ярослава, - отец Игнатий помедлил, затем порывистым движением обхватил голову Всеслава ладонями, притянув воина к себе поближе. У него были удивительные, молодые глаза. И взгляд пристальный, встревоженный, любящий. Душа Всеслава не выдержала напряжения, и слезы все же потекли из глаз. Он закрыл лицо руками. Тогда старец обнял его и прижал к своей груди, овевая запахом диких трав и ладана.
- Тебе потребуется могущественный покровитель в жизни. Тот, перед невероятным могуществом Которого равны и князь этих земель и простая рыбачка с озера. Тот, Кто никогда не предаст тебя, не обманет и всегда поможет. Ты понимаешь?
Всеслав молчал не в силах выговорить ни слова.
- Сейчас в твоей душе достаточно веры, чтобы вступить в общение с Иисусом Христом, Господом нашим.
- Веры?
- Согласно нашему Священному Писанию, вера - это возможность души увидеть невидимое для остальных людей. Есть, знаешь ли, в нашем мире сущности, которые человеческий глаз не воспринимает. Мы никак не можем их увидеть телесными очами. Но очами веры - можем. Понимаешь? Единственное условие - душа должна постоянно стремиться к очищению от внутренней скверны, - отец Игнатий медленно опустил руки, Всеслав выпрямился, не отнимая ладоней от своего лица. - Это очень-очень сложно. Именно поэтому крещеных много, а вот Верующих среди нас - единицы.
Наступило молчание, молчание глубокое, плотное, как бы соединяющие миры. Всеслав успокоился, отнял руки от лица. Старец рядом молча молился. В этом молчании воин обдумал то, что ему было сказано, и согласился с каждым словом мудрого игумена.