Страница 12 из 19
Шофер ахнул, выругался и, услышав слова Акима Морева: «Балду-то посылаю в ваш адрес», — кинулся к машине, дал газ, затем уверенно проговорил:
— Считайте, мы его уже зажарили: догоним. Ну, Стрелочка!
Козел шел во весь опор: на спидометре восемьдесят километров. Вот уже машина настигает его, но он почти перед радиатором делает крутой разворот и кидается в долину, всю усыпанную такими кочками, какие бывают на болоте. Между кочек высокая пожелтевшая трава, и козел скрывается в ней.
— Ах, сатана! — вскрикивает шофер, притормаживая. — Вишь, выбрал какое место боя — лиман: кочка на кочке, и нам, конечно, ходу нет. Ну, сделаем обкладную, — и, повернув машину вправо, развивая бег, помчался с обратной стороны к предполагаемому месту лежки козла.
Козла нигде не было.
Кругом стелились ровные степи, а перед машиной — кочкастый, лохматый, в желтеющих травах лиман. Вдали, едва видно, мирно пасется огромное стадо сайгаков.
— Сквозь землю, что ль, провалился? — чуть не плача, проговорил шофер и виновато посмотрел на своих пассажиров. — Что ж, айдате за теми, — и кивнул головой в сторону стада.
— Раненого зверя настоящий охотник не бросает, — упрекнул Аким Морев.
Еще раз растерянно посмотрев на кочкастый лиман, шофер поднялся на бугорок и просиял:
— Те-те-те! Белеет. Ишь ты, зарылся! — И, прихватив винтовку, он кинулся, прыгая с кочки на кочку. Вот остановился, почему-то положил винтовку, шагнул, затем вскрикнул: — Амба! — нагнулся и за рога поволок к машине козла, по пути подбирая винтовку.
Иван Евдокимович и Аким Морев выбрались из машины, по всем охотничьим правилам прокричали шоферу ура, а тот, слегка приподняв сайгака, с фасоном бросил его к ногам своих попутчиков.
Козел действительно был крупен, из стариков. Голова у него огромная, как у коня, горбоносая, ноги тонкие, шерсть на спине окраской напоминала иглы ежа.
— Странно, — проговорил академик. — Когда он бежит, то опускает голову. Почти все животные во время бега задирают ее. Ах, вон в чем дело. — Иван Евдокимович растянул ноздри козла, они настолько расширились, хоть кулак туда вкладывай. — Смотрите, Аким Петрович, у него не ноздри, а целые мехи… Сколько такими ноздрями он хватает воздуха? Вот почему такая прыть.
— Это еще что! А вот задача с научной точки зрения, — проговорил возбужденно шофер, натачивая нож, готовясь освежевать козла. — Вот смотрите-ка, товарищ академик, — он достал из машины тонкий железный прут, склонился над сайгаком, приподнял его переднюю ногу и там, где копытце раздваивается, запустил прут так, что тот на полметра ушел внутрь. — Видали? Этого ни у одного животного нет. К чему бы такое? Задача, кою может разрешить только Академия наук, — с важностью закончил Федор Иванович.
Иван Евдокимович поширкал прутом и тут же произнес:
— Куда же канал идет? Что-то мудреное. Однако у Брема об этом ни слова. Возьмем на исследование.
— С мясом? — испуганно спросил Федор Иванович.
Академик засмеялся.
— Мясо будем исследовать за столом.
Федор Иванович оживился:
— Академики — тоже народ сознательный: понимают, что мясо зря тратить не полагается.
Но тут все стихли, повернулись в правую сторону: там шел смертельный бой.
По степи, кроясь в травах, неслась пламенеющая, как кровь, лиса, а над нею, расправя могучие крылья, парил степной орел. Он плыл очень низко — метров на пятнадцать — двадцать, делал круги, как бы намереваясь приостановить бег зверя, затем, сжавшись, выпустив когти, падал. Лиса в этот миг резко переворачивалась через голову, оскалив зубы, бросалась на орла, — тот взвивался, и снова начиналась та же самая гонка. В этом бою они, очевидно, не видели другой грозящей им опасности, и оба приближались к машине.
Аким Морев выхватил из кузова ружье, прицелился. Раздались раз за разом два выстрела: лиса сунулась мордой в траву, будто подкошенная, орел перевернулся в воздухе и стукнулся о землю, словно мешок с песком.
— Ловко! — воскликнул Федор Иванович.
— Вот так-то, по-нашему, бьют, — не без гордости ответил Аким Морев.
— А вы, оказывается, чудесный стрелок, — со скрытой завистью произнес Иван Евдокимович. — Эдак вы меня на Сарпинском вмиг обставите. Куда там: лиса на бегу, орел в полете, а вы раз-раз — и оба валятся.
Лиса была сражена насмерть. Орел лежал, раскинув крылья, припав грудью к травам. Он, тяжело дыша, то приподнимал, то опускал гордую голову с белыми наглазниками и с такой ненавистью смотрел на подошедших, что даже шоферу стало страшновато.
— Разорвал бы нас на клочки, волю дай, — проговорил он.
— Да. Сила в нем могутная, — согласился Иван Евдокимович и шагнул было к орлу, чтобы лучше рассмотреть его, но Аким Морев преградил дорогу:
— Хотите, чтобы он когти в вас всадил?
Солнце взошло и палило так, что в машине пришлось открыть дверки, и все равно было душно и угарно от запаха трав, которые, казалось, поджаривались на гигантских сковородках.
Впереди уже лежали Сарпинские степи, ровные, как море в тишь, только временами попадались пригорки и выдутые ветрами огромные песчаные котлованы, заросшие травой-колючкой — лакомой пищей верблюда. Здесь вид степей был уже иной, чем на Черных землях. Там все покрыто разноцветными коврами, здесь почти всюду житняк и седой ковыль. Но все такое же безлюдье — ни человека, ни подводы, ни встречной машины… Только степи, седой ковыль, пожелтевшие травы в низинах, жаркое солнце, удушливый запах полынка и миллиарды бугорков-могильников, созданных сусликами.
— Отметьте в своей памяти, Аким Петрович, — проговорил Иван Евдокимович, опять став собранным и сосредоточенным, — там, где ковыль, обычно целина и земля хорошая. В этих степях, понимаете ли, пасти бы неисчислимые гурты овец, стада коров, табуны коней, разводить бы хлопок, выращивать бы чудесный рис: солнца-то сколько, охапками хватай. Воды, водички бы сюда. Заметьте еще, мы с вами едем по левую сторону бывшего русла Волги — будущего канала Волга — Черные земли. Представьте себе, что будет через пять или десять лет. Водой — жизнью степей — заполнятся все озера, котлованы, вода хлынет по оросительной системе на поля, разработанные электротрактором. Все оживет от прикосновения человеческой руки.
— Возвышенно говорите! — досадуя на то, что так много зря пропадает здесь земли, воскликнул Аким Морев.
— И уверенно, — подтвердил академик.
Часа через два, когда спидометр показал, что от Астрахани отмерено двести семьдесят километров, на пути снова попался огромный песчаный котлован.
— Кстати, попьем, а то на озере вода неважнецкая, — посоветовал Иван Евдокимович. — Да и с собой бы захватить. У вас есть посуда? — спросил он у шофера.
— Имеется, — с живостью и хитрецой ответил Федор Иванович. — И для воды и для особой влаги.
— Особой-то влаги пока трудно достать. Подождите лет десяток: тут рестораны на пути вырастут.
— Нам так долго ждать нельзя: сайгак протухнет, — отшутился и шофер.
Машина перевалила через песчаную кромку и остановилась.
Весь огромный, пылающий жаром, как раскаленная плита, котлован был забит сизо-лиловатыми, тонкорунной породы овцами. Они даже не блеяли, а, уткнув в землю морды, слившись в единый поток, всей массой в две-три тысячи голов напирали на небольшую колоду у одинокого журавля-колодца.
Старший чабан Егор Пряхин — человек несокрушимой силы: мускулы на его обнаженных плечах так и перекатывались, — вместе со своим молодым помощником качал воду и лил ее в колоду, а другие два, тоже бронзовые от загара, палками отталкивали овец, которые, казалось им, уже напились. Но те заходили в тыл отаре и вместе со всеми продолжали напирать на одинокую колоду.
Дальше, за отарой, на желтом бугре, виднелись кибитки, запряженные красными волами. Около них стояли понурые верховые кони, лежали, свернувшись клубочками, широколобые собаки-волкодавы и седоватый козел. Этот при появлении машины вскочил, поднялся на дыбки и начал что-то быстро-быстро пережевывать, делая паузы, словно произносил с запинками речь.