Последние ворота Тьмы

Против этого аргумента Лэйми не мог возразить. Они могли, - и даже должны были, - так поступить. Но он чувствовал, что даже по отношению к Мроо ЭТО станет слишком большой подлостью. Расы приходят и уходят, это естественно. Но уничтожить целое мироздание, прервав эту цепь наследования, разрушив то, что принадлежит, в сущности, лишь Богу...

- Такое преступление не сможет остаться безнаказанным, Аннит. Мроо последуют за нами, - куда бы мы ни ушли. Они могли бы оставить нас, наше мироздание в покое, - но только не после ЭТОГО.

- Они без всякой причины напали на нас, чтобы нас уничтожить, - по делам и плата. И мы уйдем в Хару, у которой очень могучие Хранители. Мроо не смогут, - даже если захотят, - последовать за нами.

- Ты хочешь развязать войну между Мроо и Тэйариин? Ты в своем уме? Ты...

- Хватит! - глаза Охэйо зло сузились. - Мы делаем только то, что должны. Ничего больше. Пошли.

16.

Едва они вернулись в реальный мир, Охэйо снова выстрелил, - на сей раз, Лэйми наблюдал за ним в странном, обреченном оцепенении. Он знал, что даже ЭТО не сможет уничтожить Мроо, - никто не знал, сколько мирозданий они населили, - но остановит их, может быть, на несколько миллиардов лет. Но те Мроо, что уже проникли в их Вселенную, - они останутся. И потом, когда пройдет срок, Война Темноты вспыхнет вновь, - с непредставимой яростью...

Лэйми видел, как злое солнце выстрела мгновенно понеслось вслед за первым. Мроо же мгновенно ринулись к нему самому и окружили. Они не давали ему сдвинуться с места, теснили, вклинивались в него.

Он понял, что может просто раствориться в этой лавине совершенно чуждых мыслей, стать её частью; несомненно, этого они и добивались. Его яростное сопротивление ни к чему не вело: здесь не осталось никаких преград, отделяющих одно сознание от другого. Единственное, что они могли сделать, - держаться подальше друг от друга, соприкасаясь лишь краями, чтобы стало возможно общение. Но вырваться он уже не мог: Мроо агрессивно напирали со всех сторон, стараясь поглотить его.

Краем сознания он чувствовал, как рядом, ещё болеё яростно, отбивался Охэйо, но у друга получалось не лучше. Они не могли пройти сквозь Мроо, - а без этого у них не осталось ни одного шанса на спасение. Тут не могла помочь даже брахмастра: Мроо были уже вокруг них, в них. Даже если бы Охэйо решился на самоубийство, оно стало бы совершенно реальным, окончательным: это проклятое оружие уничтожало не только материальные тела. Лэйми чувствовал, что кипение квантового хаоса могло развеять и его душу, словно клочок дыма. И он знал, что Аннит никогда не решится на это, - пока у него останется хотя бы призрак надежды.

Потом своих мыслей у него уже не было: Мроо хлынули в него. Он становился с ними одним целым. Два миллиарда лет их истории поглощали его; память о расколе и братоубийственной гражданской войне горела незаживающей раной. Мроо хотели только одного: построить мир, в котором не осталось бы смерти, и каждый был бы един со всем и со всеми; но исходная структура материи наложила ограничения на этот план, - ограничения, которых Мроо не хотели, но с которыми им пришлось смириться. Медленно, исподволь, жестокость мертвой природы вкрадывалась в их реальность, меняла её, - и именно это стало причиной войны. Только это - больше ничего.

Но рядом с ним было ещё что-то, - что-то внутри Охэйо, такое же, как его душа, но в то же время - совершенно иное, неуничтожимое абсолютно. Что-то, пришедшее Снаружи, Извне, - оттуда, где Бог. Может, даже какая-то ничтожная Его часть, - она-то, собственно, и была брахмастрой. И именно она хотела творить миры - она, а вовсе не Аннит Охэйо. Это понимание ранило Лэйми, - сильнее, чем осознание, что ему сейчас придется умереть; это, как раз, его совершенно не пугало. Вокруг него был океан теплой живой тьмы и он хотел раствориться в нем, стать его частью. Ему хотелось, чтобы его частью стали все живые существа, но неразумные твари отчаянно сопротивлялись. Его ужасали Тэйариин, - океан слепящего радужного пламени, который был глубже тьмы Мроо; он подчинял себе даже квантовый хаос. Лэйми чувствовал мертвенно-синее свечение Манцибурнов, их нетерпеливую, хищную жажду владеть всем, до чего они могли - или не могли - дотянуться, тускло-красное тление Инарра, - машин, которые стали разумными, но, даже поднявшись до вершин творчества, не обрели самосознания. И он почувствовал, как тень в душе Охэйо вдруг вырвалась, неудержимо метнулась прочь, назад - туда, где в этот миг взрывалась звезда, чтобы дать начало новой жизни. Лэйми чувствовал, что, когда придет срок новой войны, эта жизнь станет самой страшной угрозой для Мроо, - потому, что её мечты будут похожи на их мечты. Слишком похожи, чтобы она смогла смириться с неудачами Мроо, - неудачами, ставшими для них смыслом жизни. Нет, он не должен так думать, он не должен думать вообще. Как приятно умирать, растворяться, становиться ничем...

Лэйми показалось, что ему в шею вонзается остро отточенный топор. На какой-то миг он почувствовал свою голову отделенной от тела, - очень неприятное ощущение. И в этот же миг два огненных шара столкнулись в самом сердце машины реальности Мроо.

А потом эта реальность исчезла и последнее, что он видел, - бездна безжалостной, бесконечно яркой белизны.

Эпилог:

Исходы

1.

Лэйми не сразу смог понять, где оказался, - его окружала податливая, однако очень плотная среда, мутная темнота, пронизанная толстыми, желтовато светившимися колоннами, вертикальными и горизонтальными, - они соединялись, образуя трехмерную решетку.

Лишь увидев смутную фигуру Охэйо, он узнал Море Снов. Он всё же вернулся... как-то. Они оба вернулись. Но тут тоже всё изменилось, стало странным: миры-сны исчезли, их свет словно перетек в этот прозрачный кристалл. И на их вид накладывался ещё один, более слабый, - словно бы он мечтал, грезил с открытыми глазами.

Лэйми опустил ресницы, стараясь сосредоточиться. Теперь он видел это совершенно отчетливо, - Стену Мира и множество звезд, окружающих Хару. Несомненно, она сама проецировала в него эти изображения, - как, наверно, и во всех своих обитателей, чтобы они не остались в неведении. Поток её ощущений ничем не был похож на поток Мроо: он был холодным, четким и бесстрастным.

Среди звезд виднелись другие, подвижные звезды. Лэйми постарался их разглядеть, - и они тут же прыгнули к нему, стали различимы во всех подробностях. Он увидел корабли, похожие на отливающих сталью жуков, - безногих, однако с короткими, острыми, изогнутыми крыльями, растущими из-под брюха, у каждого "жука" по три пары. На их мордах вместо глаз тлел тусклый узор из желтых, мертвенных линий. Благодаря Харе он знал, что эти "жуки" по восемь миль в длину, и что это корабли Манцибурнов. Они атаковали её; их было больше тридцати. Лэйми поспел как раз вовремя, чтобы увидеть гибель звездолета Охэйо, - роковой улики, приведшей мстителей из Мааналэйсы сюда. Тонкий, невидимый в пустоте луч коснулся его, - и корабль исчез, не оставив ничего, кроме мгновенной вспышки, и развеявшейся почти сразу же кустообразной туманности.

Потом Лэйми понял, что Хара Отрезана - Манцибурны отсекли её от своей Сети. Все её обитатели поневоле вернулись домой, - разорванные, но идентичные сознания мгновенно стали целыми, - и только это спасло его и Охэйо. А может, просто дало им небольшую отсрочку, потому что Манцибурны продолжали атаковать.

Лэйми чувствовал, как энергетические залпы их кораблей уходят куда-то вглубь пространства, чтобы вынырнуть отвесным ударом снизу вверх, и взорвать Хару изнутри; но она отклоняла, отталкивала эти удары, и ослепительные солнца разрывов вспыхивали в стороне. От их ярости по силовым щитам Хары сбегали стремительные, солнечно-жидкие сполохи; её поверхность раскалилась так, что сама сияла, словно солнце. Лэйми нутром ощущал тяжелые удары, пробивавшиеся сквозь все окружавшие его толщи.