На землях рассвета

В это верили все, - но его порой посещало желание пойти в Лес ночью, в одиночестве, нагим - чтобы встретиться с ними, узнать, что там, на темной стороне бытия, - и одолеть это желание было совсем не так просто...

Реальность, вся его жизнь словно разорвались на две части, - до Зеркала и после - и он не представлял, что было в промежутке, не мог даже понять, живет ли он сам наяву. Не осталось, конечно, никаких следов войны с Мроо, и всё случившееся казалось ему сном.

Едва перекличка закончилась, Вайми повернул рубильник. Массивный прямоугольник моста с грохотом уехал под стальной пол, и тройные ворота Ана-Малау начали неторопливо закрываться. Две пары створок скользили навстречу друг другу, а между ними опускалась вертикальная плита. Всё вместе было толщиной в шаг Найко, и он с волнением смотрел на этот торжественный обряд: разделение двух миров, Человека и Природы.

Створки ворот двигались с тяжелым рокотом, и, когда они сошлись, раздался могучий глухой удар; пол под ногами юноши вздрогнул.

В этот миг он почувствовал себя так, словно отправлялся в путешествие, - хотя сейчас ему предстояло отправиться только в постель, в зыбкий мир снов, чтобы пересечь ту полосу небытия, что называли ночью. Но и здесь его сны были длиной в жизнь, и Найко очень нравилось это: он и его друзья каждое утро становились немного иными, незнакомыми, - и это было восхитительно...

Едва ворота закрылись, люди стали расходиться, ныряя в ярко освещенные проходы. Ритуал встречи ночи в Ана-Малау не отличался сложностью: она длилась на Джангре восемнадцать часов, и нужно было хорошенько наесться перед сном на традиционном застолье. Ложиться спать натощак не стоило: можно было проснуться от голода.

В животе у юноши уже урчало, но неугомонная Иннка потянула его в конец галереи, к лифту. Миновав все этажи, они поднялись на просторную крышу здания.

Здесь было ещё десятка два их ровесников, решивших насладиться закатом. Обзор отсюда и впрямь был превосходный: ничто не загораживало дали. Найко встал лицом к западу: покрытые лесом холмы мягкими волнами сбегали вниз, и там - всего в паре миль, глубоко, - блестело море. Над ним парило фантастическое оранжево-сизое облачное кружево, облитое огнем уже ушедшего за горизонт солнца. Нельзя было поверить, что там когда-то простирался Гитоград. Местность совершенно изменилась. Глядя на неё, Найко думал, что перенесся во сне на другую планету, и боялся поверить в это счастье.

Иннка стояла справа от него, у самого угла парапета. Косясь на подругу, он видел за её гладким плечом волнистый гребень Северного Хребта, одетый темной зеленью. Там, в десяти милях от них, мягко светился розовато-белый массив Найры, соседнего здания-убежища.

Отсюда его можно было закрыть ногтем на мизинце вытянутой руки, и Найко не преминул сделать это, просто потому, что мог. Хониарцы задавали тон в Империи, - но очень многие люди, подобно самому Найко, вышли из её прошлого, и он не был уверен, что ему это нравится. Он не хотел, чтобы это прошлое вернулось.

На юге горы были темнее и выше, отсекая сияние заката. Между двумя косо заходящими друг за друга хребтами виднелась Долина Зверей - всего три мили по прямой, но никто из людей никогда не приближался к ней. Новый мир Найко был пока невелик: в любой его край он мог дойти не утомившись. Конечно, он уже бывал в соседних зданиях-странниках, - хотя их различия явно не стоили подобного труда. Но уже на восходе он должен был с этой самой крыши взойти в авиус, - и предвкушение поездки было удивительным. Они отправятся в Новый Хониар, крупнейший город и столицу возрожденной Империи. Хеннат Охэйо, третьий сын последней Императрицы, пригласил их с Иннкой на свою коронацию.

2.

Постепенно темнело. Стало прохладнее; поднялся ветер. Выползая из лощин, сгущался туман. Закат тонул в коричневатом мареве, поднимаясь всё выше над горизонтом, - как будто они спускались на дно громадной чаши.

Крыша понемногу пустела. Глубокие, словно бы подводные завывания слышались всё ближе, по кронам деревьев смерчами катилось волнение. Наконец, из уже почти черной зелени показался первый паутинник - лес копьеобразных щупалец, увенчанных маленькими заостренными головами. Это существо состояло из множества отдельных тел. Размыкаясь и соединяясь вновь в произвольном порядке, они с быстротой птиц скользили даже сквозь самые густые заросли, словно сквозь воду. Размер этой живой сети достигал нескольких десятков метров, - а каждый из тысяч клювов паутинника был смертельно ядовит.

Но паутинники вовсе не были самыми опасными из хищников нового Джангра: больше всего люди боялись лоферов, которые были ростом с них самих. Впрочем, на крыше Найко мог считать себя почти в полной безопасности, - пока совсем не стемнеет, и не появятся враны.

Он заметил, что они остались тут одни, - все остальные уже ушли вниз. Им с Иннкой не нужно было слов: перебравшись в укромный уголок за громадной коробкой кондиционера, он подсадил подругу на парапет. Иннка любила подобные опыты: запрокинув голову к неровному морю темных крон, откуда летели чуждые человеку звуки, она задумчиво постанывала, доверившись сжимавшим её бедра сильным рукам юноши. На сей раз, Найко никуда не спешил, с интересом исследуя ещё новый для него мир чувственных удовольствий, - а туман тенями и волнами призрачного света плыл вокруг них, то скрывая землю внизу, то расступаясь...

Потом они долго сидели, обнявшись, прямо на крыше. Иннка иногда посмеивалась, положив голову на плечо юноши, и он не мог поверить, что держит её в объятиях, - так ему было хорошо. Лишь когда в коричневато-сизом сумраке над ними пронеслась громадная крылатая тень, они опомнились, бегом бросившись к двери. Заперев её, Найко вспомнил, что оставил снаружи одежду. Им пришлось, поминутно оглядываясь, возвращаться за ней. Это было и в самом деле опасно, но Иннка всё время хихикала, и юноша чувствовал себя довольно-таки глупо.

Когда они спустились вниз, все уже разошлись. Еду им, правда, оставили, а после ужина паре, наконец, захотелось спать. Вернувшись в свою комнату, Найко уютно растянулся на силовом поле, удивительно удобном и мягком. Иннка легла рядом с ним. Они не говорили, искоса посматривая друг на друга.

Потом постель под ними вздрогнула, донеся эхо очень мощного, но далекого и глубинного взрыва, и Иннка прошептала ему одну фразу, от которой Найко стало страшно и радостно одновременно, - он узнал, что станет отцом, хотя не верил в это. А взрыв...

От волнения у него закружилась голова, однако, лишь сейчас он познал настоящее облегчение, - единственный путь, соединявший мироздания людей и Мроо, отныне был разрушен, и никакая сила не могла проложить его вновь.

Вторичный Мир, Мааналэйса,

62 882 334-й год Сотворения,

Вторая Реальность.

Лэйми очнулся от холода. Он наслаждался, чувствуя, как остывает его раскаленная одежда и как стихает мучительная боль, но недолго, - немного опомнившись, он понял, что лежит на камнях, и с трудом приподнялся.

Его глаза какие-то мгновения ещё смотрели в никуда, потом окружающий мир обрел резкость. Здесь было сумрачно, под низкими кронами елей пятнами белел снег. "Прелесть" стояла сразу за ним, шагах в пяти. Экран ноктовизора был разбит, его осколки блестели среди гравия. Охэйо, поджав пальцы босых ног, осматривался, вытянувшись во весь рост.

Они оказались на серой, замшелой каменной осыпи, переходившей в неровный, заросший лесом склон горы. Под ним по плоскому, заваленному камнями руслу с шумом несся мелкий поток прозрачной, даже на вид ледяной воды. Эту небольшую долину обрамляли крутые, такие же лесистые холмы, они убегали вдаль, - и там, впереди, где-то далеко за горизонтом, в небо вздымались арки, фестоны, крылья перистого, беловато-алого, неподвижно застывшего сияния - не закат, а, скорее, край колоссальной туманности. Низко над головой ползли йодисто-рыжие туманные тучи. Резкий, ледяной ветер проносился между кронами сосен. Те отвечали ему печальным, и, в то же время, грозным, всеобъемлющим шумом. Этот пейзаж был странно знаком Лэйми, - он не видел его, но представлял, когда читал истории Вторичного Мира...