Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 8 из 97



Казалось, что отступившая на юг темнота ещё таится в кронах, и Найко невольно часто втягивал воздух. Мир вокруг казался ему родившимся заново, - как и он сам, - и это чувство было удивительным. Но умер ли он на самом деле? Изменилась ли реальность, в один миг став воплощенной преисподней, - или ему просто привиделся на удивление подробный кошмар?

Он не знал, но это пугало его. Пугало очень сильно - почти до смерти, - прежде всего потому, что он знал: Мроо придут и сюда, и его кошмарный сон станет реальностью. Ощущение неизбежной катастрофы было очень резким, и единственное, что казалось ему... нет, не спасением, а возможностью достойного конца, - было лишь одним словом: Малау.

Сердце Найко вновь бешено забилось. Малау, резиденция Дома Хилайа, находилась в Гитограде, почти в трех тысячах миль от его родного Усть-Манне, где он сейчас и жил, - и попасть туда было непросто.

Но восемнадцать лет назад он уже был там, со своими - ныне покойными - родителями: они гостили у семьи Хилайа. Там он познакомился с Хеннатом Охэйо, чрезвычайно живым и активным предводителем местной детворы - и наследником Главы Дома.

Хотя им тогда было всего по шесть лет, это счастливое время Найко запомнил навсегда: никогда прежде у него не было столь близкого и искреннего друга - и никогда после тоже. Но они расстались, - не по своей воле - и судьба уже не сводила их вновь. А потом, когда ему исполнилось шестнадцать, в тот самый приснившийся ему день, - последний по-настоящему счастливый день его жизни, - его родители погибли в разбившемся самолете, и жизнь Найко пошла под откос. Хотя до совершеннолетия ему оставалась всего пара лет, без опекунства по закону нельзя было обойтись, - и, как-то совершенно незаметно, опекуны стали и хозяевами. Из всего имущества родителей у него остался только этот вот дом. Повезло ещё, что свора жадных родственников не выкинула незадачливого наследника Дома Ансар на улицу, - он сам подписал все нужные бумаги, уже понимая, что в противном случае его просто убьют.

Он не пропал, разумеется, - в Империи Хилайа любой сильный и неглупый парень вполне мог заработать на жизнь, - но жил он с тех пор весьма скромно. Тогда он хотел обратиться за помощью к Охэйо, - но уже хорошо знал, как относятся к незваным гостям и бедным родственникам. Потом эта идея стала казаться ему попросту глупой: попыткой вернуться в детство, в те два самых прекрасных месяца, что он прожил в незнакомом мире вместе с другом. Охэйо стал совсем другим человеком, принадлежащим, к тому же, к далекому от Найко кругу: состояние Дома Хилайа делало его одним из богатейших в Империи, - не говоря уж о том, что он был Императорским Домом. Так что общего у них, наверняка, теперь осталось очень мало. И всё же... всё же...

Что-то очень важное связывало Дома Хилайа и Ансар, - родители обещали рассказать ему об этом в день его совершеннолетия, но так и не успели. Найко мог - и даже должен был - узнать это сам, но получить разрешение на поездку в одну из провинций Вассалитета было непросто, да у него тогда и не хватило бы на это денег.

Гитоград, лежавший на юго-западе Арка, тоже, разумеется, входил в Империю, но о нем отзывались с пренебрежением, и репутация у него была самая скверная: гиты слыли хитрыми и распущенными мерзавцами. Считалось, что юноши и девушки в Гитограде мало чем различались, - как по внешности, так и по более интимным привычкам. Найко знал, что это вовсе не глупые выдумки: он был там, и многое видел своими глазами, - хотя и не понимал тогда. Но он запомнил и главное: тот дух свободы, от которого в Империи с каждым годом оставалось всё меньше. Усть-Манне был слишком близко к Становым Горам, и рука ойрат, лежащая на нем, с каждым годом становилась тяжелее. Это было не очень заметно со стороны, и в общем, не так уж и плохо: превыше всего ойрат ценили порядок и благопристойность, и не один объективный человек не стал бы противостоять этим почтенным добродетелям.

Но Найко нельзя было назвать объективным: несмотря на почти полные двадцать пять лет, он не утратил тягу к приключениям. Но Усть-Манне не мог предложить ему ничего, кроме ночных улиц, залитых мертвенно-синим светом излюбленных ойрат ртутных фонарей, - по ним он мог бродить часами, не встретив ни единой живой души, потому что ночью все порядочные люди должны спать. Найко было сразу и приятно и страшновато считать себя единственным обитателем ночного города, - но этого было, увы, слишком мало. Иногда он даже начинал жалеть о безопасности своих прогулок: лишь решетки в витринах старых магазинов и их обитые железом двери с множеством сложных замков хранили память о веках, когда власть закона здесь была ещё не такой твердой. Вообще-то ойрат, бывшие кочевники, весьма терпимо относились к преступлениям против собственности, - пока они не были связаны с насилием. Насильникам и убийцам же не стоило ждать от них снисхождения, - наказанием служила не тюрьма, а пытки и смертная казнь разных степеней, - да и сыскная полиция работала здесь преотлично.



Впрочем, несмотря на близость Становых гор, самих ойрат здесь было мало, - хотя эти бледные, черноволосые, зеленоглазые люди в своей традиционной черной одежде выделялись в любой толпе. Сто девяносто лет назад они покорили Манне и другие западные земли, но Найко относился к ним с симпатией по одной, очень весомой причине: Охэйо - как и весь Дом Хилайа - принадлежал к ойрат. Им не было равных по стойкости и живости ума. Именно поэтому они и господствовали в Империи.

Сам Найко был вполне чистокровным манне, но это ничуть его не задевало. Манне считались "расово близкими" к ойрат, и были самым многочисленным народом их Империи, - в отличие от гитов, которые постоянно подвергались осмеянию и более серьезным гонениям, часто незаслуженным, ибо и другие народы Империи вовсе не были невинны, - даже самые благонадежные из них.

Конечно, Усть-Манне был очень тихим городом, - здесь убивали не чаще двух раз в месяц. Но эта тишина была обманчивой. Здесь процветало самое настоящее рабство, - конечно же, скрытое. Начиналось всё с безобидного предложения знакомого или сослуживца взять в долг крупную сумму денег. Потом, когда они все уже были потрачены, их требовали вернуть, - конечно, в связи с чрезвычайными семейными обстоятельствами. Сделать это жертва, понятно, не могла, и ей приходилось выплачивать долг по частям, - вместе с быстро набегающими процентами, отдавая в несколько раз больше неосмотрительно взятой суммы. Гораздо чаще, впрочем, долг "прощали", - в обмен на всякие мелкие, но утомительные услуги, вроде ходьбы по магазинам и конторам с различными поручениями. Если прозревший раб начинал возмущаться, - всегда находилась пара хмырей, готовых прижать его в темном подъезде с обещаниями "устроить инвалидность".

Самое смешное было в том, что от тех, кто возмущался всерьёз, отставали: шум рабовладельцам был не нужен. Но для человека слабовольного это был конец: обремененный непосильным долгом, он до конца дней жил не своими заботами.

6.

Попытавшись вспомнить, как обстоят дела с рабством в других городах, Найко вдруг понял, что забыл даже их названия. Спустившись вниз, он босиком прошлепал в кабинет, и вытащил из-за шкафа одну из самых больших своих драгоценностей, - огромную карту мира. Он любил часами просиживать над ней, стараясь представить места, в которых мог бы побывать. Сейчас же он наслаждался тем, что, подобно Господу Богу, рассматривал сразу всю свою Ойкумену.

Самый большой материк Джангра, Арк, занимала, разумеется, Империя Хилайа, созданная Ультра, то есть Ультралевым Монархическим Движением. Все знали, чьё это было движение - народа ойрат. Он населял две восточных трети Арка, отделенных Становыми Горами, - страну бесконечных болот, поросших тайгой сопок, тундры и великих рек. Там же находились, правда, величайшие в мире запасы угля, нефти, и других, весьма полезных ископаемых. Именно с их помощью дикие когда-то ойрат смогли обрести могущество. Теперь это была страна гигантских электростанций, заводов и новых городов. Ойрат были полны решимости сделать свою страну самой могучей в мире, и уже сильно продвинулись по этому пути: очень многие молодые люди Империи уезжали на их родину, привлеченные как деньгами, так и возможностью стать чем-то большим, чем у себя дома.