Экзамен на профпригодность

Немного подумав, Новицкий решил - пусть это будет небольшой поселок беглецов из России, якобы прячущихся там от тирании Петра Второго. И располагаться он будет не прямо у шахт, а немного в стороне, где-нибудь у речки. Шахты же пусть официально добывают железную или медную руду для нужд маленькой колонии.

В таком виде прикрытие получалось уже более или менее убедительным, но два вопроса все равно немного подвисали. Кто именно побежит от него, Петра Второго, столь далеко? И почему он позволит им это сделать, а не ликвидирует зачинщиков и не пересажает всех остальных еще в процессе подготовки?

Император вздохнул. Он уже знал, что ни одно доброе дело не остается безнаказанным. Если бы еще пять лет назад не были бы почти прекращены притеснения староверов, их бы можно было вдохновить на подобный подвиг. Однако сейчас - фигушки, им и в России неплохо. Во всяком случае, не настолько плохо, чтобы бежать аж в дальний конец Африки.

И тут его величество вспомнил о развивающемся прямо у него на глазах романе среднего сына с Софьей Уткиной. А что? Парень уже взрослый, девушка тоже, задачу поймут и смогут выполнить, тем более что в состав экспедиции можно будет включить и достаточно квалифицированных советников. Так вот, предположим, что он, император, будет резко против брака своего сына с какой-то купчихой. Типа для него уже пара заграничных принцесс припасено, нечего тут выкобениваться. А сын, наоборот, упрется рогами в землю так, что его не сдвинешь. Да еще и тайно женится на своей избраннице. И тогда тиран, в душе, может быть, и слегка сожалея, изгонит несчастных влюбленных из России.

Однако за них, ясное дело, заступится императрица, в результате чего изгнаны они будут не просто так, а с достаточными суммами денег на дорогу и разрешением взять с собой какое-то количество народу. Сергей поделился своими планами с Леной, и вскоре в Лефортовском дворце состоялась беседа, начало которой было описано выше, а после нее начали происходить поистине удивительные вещи.

Сначала средний сын императорской четы вдруг тайно повенчался со сводной сестрой первого воздухоплавателя, графа Глеба Уткина. Однако тайным этот брак оставался совсем недолго, ибо священник, едва закончив обряд, тут же настрочил донос и бодрой трусцой отнес его куда следует. А потом в царском семействе произошел невиданный и неслыханный скандал, хотя до этого венценосные супруги жили душа в душу.

Дежурный наряд в приемной, специально подобранный так, чтобы не разболтать об увиденном хотя бы самым близким он не мог, еле успел шарахнуться в стороны от пробкой вылетевшего из кабинета Георгия. Затем из-за оставшейся полуоткрытой двери донесся ор. Поначалу император орал на жену, но она быстро перехватила инициативу. Наконец, в качестве финального аккорда выступило битье посуды. Будучи людьми довольно бережливыми, Сергей с Леной заранее подобрали то, что именно они начнут бить, но даже такую посуду было жалко.

- Питер, а ведь гусятницу, пожалуй, удастся склеить, - шепнула императрица, шваркнув об пол последнюю тарелку. - Ладно, иди, а я порежу лук и за тобой.

Император, не глянув на секретаря, дежурного камердинера и охрану, почти бегом покинул свою резиденцию, а за ним из кабинета вышла ее величество. Императрица была вся в слезах - лук попался довольно ядреный.

Естественно, что через пару дней о случившемся начали шептаться, а еще через один - и говорить почти вслух. В общем, императорский указ о том, что Георгию с Софьей надлежит немедленно покинуть пределы России и не возвращаться без особого на то дозволения, никакого удивления не вызвал.

Спустя три дня после указа изгнанники погрузились на императорский поезд, тут же двинувшийся на север. В Санкт-Петербурге их ждал адмирал Рид Ксенофонтович Эдвардс на борту своей шхуны «Мария Третья», или в просторечии «Маша».

- Ох, - пожаловалась Софья своему недавно и при таких необычных обстоятельствах обретенному мужу, - устала, зато теперь трое суток можно будет отдыхать, а то прямо ноги отваливаются, столько беготни было перед отъездом.

- Двое, - уточнил Георгий, - это обычный поезд едет так долго, а императорский курьерский - ровно сорок восемь часов. Кстати, нам с тобой не помешает решить еще один вопрос. Отец велел называть поселение в Африке государством, якобы независимом от России. Однако если его буду официально возглавлять я, то есть русский великий князь, хоть и опальный, некоторые могут в этой самой независимости усомниться. Поэтому как ты смотришь на то, чтобы стать там какой-нибудь герцогиней?Может, даже великой, чтобы обойтись без излишней скромности. Или, если не вводить в новой стране монархию, а придерживаться идеалов свободы, то... как будет народный трибун женского рода? Наверное, народная трибуна.

- Нет уж, никакой трибуной я не буду. Может, соглашусь на великую герцогиню, если ты успеешь меня уговорить до Питера. Как хорошо, что твой отец построил эту чугунную дорогу! Без нее мы бы недели две увязали в весенней грязи.

Первая в России и вообще в мире железная, а на самом деле чугунная дорога была сдана в эксплуатацию за три года до того, как молодые отправились в так называемое изгнание, и имела протяженность шестьсот сорок восемь километров, то есть была на три километра длиннее той, что в покинутом Новицком мире построил Николай Первый. Впрочем, это могло быть всего лишь следствием несоответствия мер длины, ибо эталон метра в свое время император сделал сам, пользуясь ножовкой, малым набором напильников и слесарной полуметровой линейкой, в числе прочего заброшенной в прошлое вместе с времяпроходцем.

Эта дорога обошлась казне всего в четыре с половиной миллиона рублей, то есть чисто арифметически почти в пятнадцать раз дешевле Николаевской, а с учетом инфляции - примерно в десять. Разумеется, на стройке Петровской дороги воровали гораздо меньше, особенно после того, как первый десяток пойманных высокопоставленных воров и мздоимцев был вместо лошадей запряжен в вагонетку и, подгоняемый кнутами вертухаев, повез щебень к месту возведения очередного моста, каковой трудовой подвиг осужденным предстояло совершать вплоть до завершения строительства дороги. Этот эпизод был красочно описан не только московскими и санкт-петербургскими «Ведомостями», но даже появившейся за две недели до этого газетенкой «Вечерняя Тверь». Но все же главная причина дешевизны строительства состояла в другом.

Петровская дорога была однопутной почти на всем протяжении трассы узкоколейкой с шириной колеи в метр. Только от Москвы до Твери шло два пути. Проектная допустимая нагрузка на ось составляла две с половиной тонны. Правда, по результатам испытаний на кольцевой трассе в Преображенском оказалось возможным увеличить ее до трех с половиной, но это был предел. В связи с чем необходимости в строительстве каменных или стальных мостов не возникло, и все они были деревянными, только некоторые стояли на каменных быках. Но большинство обошлось даже без этого.

И, значит, в полном соответствии с планами утром двадцать первого апреля тысяча семьсот пятьдесят третьего года «Маша» вышла в море. Первое время она будет идти неторопливо, дабы к ней смогли пристроиться заранее вышедшие в Балтику три яхты проекта «Беда улучшенная» - «Анастасия», «Мавра» и «Екатерина». Встретиться же с большой трехмачтовой шхуной «Заря», которая выйдет из Петербурга через неделю, предполагалось уже после прохождения Ла-Манша.

Глава 3

Полный адмирал российского флота Рид Эдвардс жестом отпустил вестового и на минуту задумался - лично писать распоряжение или изложить его радисту устно, и пусть он сам готовит листок для архива? В принципе допускались оба варианта, но до сих пор Рид в основном использовал первый, ибо мало ли кто там чего сможет написать, а уж самому-то себе он пока верил. Однако сейчас ситуация несколько изменилась - он впервые вышел в поход в чине полного адмирала, то есть самого высокого из действующих морских чинов в империи. Правда, теоретически еще оставалось звание генерал-адмирала, коего пока не смог получить никто, но Эдвардс надеялся, что по результатам этого похода он уйдет на покой именно генерал-адмиралом. Так вот, полному адмиралу вроде стало уже невместно отвлекаться на текущую писанину - его дело только ставить свою подпись, да и то лишь на самые важные документы. Впрочем, идти в радиорубку все равно придется, напомнил себе адмирал и с некоторым усилием поднялся. Нет, в свои семьдесят два он был еще весьма крепок, ведь недаром император без сомнений доверил ему командование этой важнейшей экспедицией. Но все-таки после долгого сидения на месте ноги уже иногда затекали.