Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 43 из 47



— Мало того!

Мэк-Кормик сделал вопросительное лицо.

— Она служит доказательством, что оба они связаны и с тем китайцем, который запрятал меня в сундук, в котором лежала моя сум-пан-тиньская майолика в «Сплендид-отеле».

— Но ведь того китайца звали иначе?

— Ли-Чаном. Совершенно верно! Но не забывайте, что он был вынужден изменить свою фамилию, когда занял должность лакея в отеле, преследуя цель отделаться от меня! Он и изменил ее, переставив буквы: Чи-Лан или Ли-Чан, согласитесь, фамилии однозвучные.

— В таком случае, мы открыли самый узел событий?

— Несомненно. Я убежден теперь, что Кон-и-Гут — их штаб-квартира. Отсюда они должны были руководить событиями в Роканде, если бы события повернулись благоприятно.

— Я начинаю понимать, — произнес Мэк-Кормик.

— Но как же был доставлен сюда в Кон-и-Гут этот аэроплан?

— Машина чрезвычайно портативна. По частям, я полагаю. Может быть, дальнейшее обследование пещеры сулит нам еще больше неожиданности.

С этими словами все тронулись в путь. Издали виднелся большой, почти отвесно стоявший камень, над ним — круглое отверстие. Без каната подняться по камню не было возможности. Тогда Голоо стал около него, а Гарриман поднялся на его плечи и, забросив канат, зацепил последний за один из выступов. Поднявшись по канату наверх, он закрепил конец, спустив другой вниз. Один за другим, упираясь ногами в плиту камня, хотя и с большим трудом, все переместились на верхнюю площадку.

— Ну, Гарриман, теперь наступил ваш черед! Окажетесь ли вы правы? Первый же участок пути, который мы сейчас сделаем, должен дать, в таком случае, все доказательства.

— Позвольте мне пойти вперед, — сказал Гарриман. — Мой план, — он хитро улыбнулся, — всегда при мне.

При этих словах Гарриман вытащил из кармана сложенную бумажку.

— Впрочем, я помню его наизусть: так засел он у меня в голове! — добавил он.

Пока Голоо, Мэк-Кормик и фон Вегерт втягивались через круглое отверстие, черневшее на фоне освещенных фонарем каменных громад, уходивших ввысь на неизвестную высоту, — Гарриман, стоя в абсолютной темноте, раздумывал:

— Если в легенде Авиценны говорится правда, то я вскоре должен увидеть «тысячу куполообразных зал и четыре тысячи дорог»… Надо зажечь факелы, — тут и одной-то дороги под собственными ногами не увидишь!

Он крикнул назад:

— Дядя Роберт! Факелы!

Голоо высек огонь, и вскоре высоко поднятое пламя осветило необычайную внутренность пещеры.

Гарриман подошел к ученому и, протягивая вынутую им копию надписи рокандского камня, указал пальцем на головные знаки первой строки:

— Вот это мы должны были бы увидеть.

— То есть?

— «Тысячу куполообразных зал и четыре тысячи дорог». Нам нужно идти вперед. Смотрите! На плане, — конечно же, эта надпись — план! — ясно указано местоположение трех входов в глубины пещеры. Вот здесь! — Он подчеркнул ногтем нужное место.

Инициатива движения перешла к Гарриману. Фон-Вегерт с любопытством взглядывался вдаль, но ничего не видел, кроме все расширявшегося и расширявшегося коридора, стены которого все более и более уходили вбок.

— Тупик! — вдруг воскликнул разочарованно Гарриман.

Однако то, что он принял за тупик, оказалось скалой, только преграждавшей путь, но не пересекавшей его. Словно высеченные человеческой рукой ступени вели наверх. Идти по ним не было никакой возможности. Стали ползти, цепляясь за них руками. Забросить канат было невозможно, поэтому особенно трудно на этом подъеме пришлось Голоо, который добровольно тащил на себе все тяжести.

Наконец, все поднялись по этой импровизированной природной лестнице и очутились на круглой площадке в пять метров диаметром. Факелы осветили бездну под их ногами, которой была окружена площадка. Фон Вегерт отщипнул кусочек горящей набивки факела и подошел к краю:

— Мы очень рискуем, но надо бы узнать глубину…

— Почему рискуем? — спросил Мэк-Кормик.

— А если там внизу скопление газа? В таком случае взрыв неминуем! Мы все можем взлететь на воздух!

Горящий комок, медленно кружась, падал вниз. Вот он превратился в светящуюся точку. Еще секунда… другая, — и он ушел из глаз.

— Едва ли это дно. Может быть, какой нибудь выступ скрыл его из глаз?

Тем временем Гарриман, засунув руки в карман, смотрел вперед.



— Что это? — проговорил он. — Смотрите! Вон там!

Неожиданным ответом был страшнейший грохот.

Оказалось, что Голоо сбросил ногой в пропасть, вслед за пробой фон Вегерта, довольно большой камень, который, скатываясь вниз, задел, по-видимому, за плохо связанные с своей основой камни большего размера, — падая вниз, они увлекали целые глыбы. Камни стремились каскадом вниз. Целый их водопад вызвал такой шум, что не было слышно голоса соседа.

С минуту длилось молчание. Наконец, грохот прекратился.

Фон Вегерт, глядя на Голоо, укоризненно покачал головой.

— Не трогайте ничего здесь со своего места, Голоо. Тысячелетия лежат эти камни в спокойствии. Может быть, только паутинкой держатся некоторые из них!

Особенно опасно нарушить инерцию их покоя над нашей головой, — тогда мы погибли! Камни раздавят нас, как мух!

— Кто его знал!.. — смущенно возразил великан.

Гарриман между тем разглядел то, что его и удивило, и обрадовало.

Наконец-то! Вдали по всем направлениям виднелись, словно приделы в громадном храме, куполообразные вместилища. Многочисленные расщелины между ними зияли, словно открытые настежь двери.

Несомненно, Авиценна говорил именно об этом месте. Вот они, четыре тысячи дорог!

— Однако, дальше нет никакого пути! Как мы доберемся до той стенки? — воскликнул Голоо. — Не полезем же мы в эту пропасть?

Гарриман скользил взглядом по окружающим предметам. Вдруг недалеко от того места, на котором он стоял, Гарриман различил свисавшую над головой скалу. Перебраться на нее не было никакой возможности. Будь под руками лестница — другое дело. Ею, вероятно, и пользовались те, кто пользовался гостеприимством пещеры. Но лестницы около не было. Конечно, рокандцы не забыли ее убрать.

В мгновение в уме его созрел план. И он привел его в исполнение, пока фон Вегерт с недоумением глядел на то, что он делал.

Гарриман обвязывал себя бечевкой, оставив конец у Голоо. Затем, не дав никому времени опомниться, разбежался и прыгнул…

Один момент, зацепившись руками о край площадки, он болтал ногами над бездной. Затаив дыхание, все смотрели на него, боясь проронить звук… Еще момент…

Фон Вегерт облегченно вздохнул. Его Джонни взобрался, наконец, словно цирковой гимнаст, на эту кручу…

— Прикрепите к бечевке канат! — крикнул он.

Голоо послушно повиновался. Через минуту канат ему был передан.

— Все факелы! — скомандовал он снова. — Себе оставьте один. Мне они нужнее!

— Но… — попробовал возразить фон Вегерт.

Гарриман вновь настойчиво крикнул:

— Факелы!

Ему были поданы таким же путем и факелы.

Последней он перетянул к себе всю бечеву.

— Никому из вас не подняться сюда, даже Голоо. Вы слишком тяжелы, Голоо! — крикнул он. — Находитесь на этой площадке. Я постараюсь вернуться возможно скорее. Но если к утру не вернусь — не ждите меня!..

Гарриман не расслышал того, что ему кричали в ответ его спутники. Его внутреннее возбуждение, все возраставшее, достигло предела. Словно охотник по следу дичи, он кинулся во тьму, прорезываемую трещавшим и вспыхивавшим пламенем.

Около сыпались искры, и весь он казался олицетворением сияющей дерзости, отважно бросившись в неизвестность, чтобы познать ее…

Глава XIV. МИЛЛИОН ЗА БУЛЫЖНИК

Бонзельс, усадив против себя Эрну Энесли, держал в своих руках кончики ее пальцев. Безмолвная женщина под вуалью приготовилась выслушать стереотипную фразу:

— Ничего нового! Об экспедиции нет никаких сведений.

В сущности, она не отдавала себе отчета в том, почему ожидание возвращения экспедиции до такой степени наполняло ее трепетом. Но образ очень большого, очень черного и смешного человека, который так заботливо и дружески к ней отнесся и так взволновал ее своими слезами при прощании, все время находился перед глазами, и она так свыклась с этим образом, что несуществующий около нее человек, казалось, находился рядом, тут, около нее… Одно воспоминание об его восторженной улыбке, которая заливала все его лицо, когда он смотрел на нее, и об осторожно-нежном прикосновении его громадных рук, которыми он мог бы задавить быка — ее успокаивало.