Окно (сборник)

Долго еще потом, шагая по тротуару, поднимаясь к себе на четвертый этаж, выслушивая упреки матери, лежа в постели перед тем как заснуть, Мокшин мысленно видел этот трамвай, колесящий, будто в паническом страхе, по спящему городу.

3

Линия жизни уродливо коротка, обрывается почти на середине ладони, так что, если относиться к этой процедуре всерьез, то, поскольку сегодня Ларисе Николаевне под тридцать, — какие уж тут прогнозы и надежды на счастливое будущее? Но, с другой стороны, как шарахнуть ей в лицо, что никакой новой любви отнюдь не предвидится, и не почему-либо, а просто отчетливо вырисовывается нечто более значительное и мрачное? Причем, похоже, в самое ближайшее время, через месяц, через неделю, завтра. И вообще, как это она ухитрилась дожить с такой линией до сегодняшнего дня? Но женщины, все до единой, даже те, которые изображают из себя интеллектуалок, верят этой чепухе безоговорочно. Так что пришлось Мокшину льстиво восхищаться удивительным «бугром Венеры», мямлить про глубину линии ума и даже про большие способности к… торговле.

Лариса ушла обиженная, она какие-то дополнительные надежды явно возлагала на этот сеанс, а Мокшин с облегчением принялся за чертеж тарного цеха, выполненный конструктором третьей категории Майей Зотовой. Обычно Майя делала работу так, что во избежание строгого выговора для себя лично Мокшину, ее непосредственному начальнику, приходилось изучать чертеж чуть не в лупу, чтобы углядеть и исправить все ошибки, изобретательно и прихотливо разбросанные ею в самых неожиданных местах. Вот и тут… Нет, сегодня же дать ей втык и пригрозить депремированием! Вот, полюбуйтесь, еще! А здесь… ну, здесь ерунда, мелочь: не проставлены размеры. А тут размеры, наоборот, есть: изнутри склад, оказывается, больше, чем снаружи. Гнать. Ах, какие пустяки, я напутала, Олег Николаевич. А-а, напутали, ну тогда-то что, тогда другое дело. Так. И тут наврала…

Олег поднял голову: в дверь входила она. Собственной персоной, на высоких каблуках и с лицом трепетным и лучистым. Майя Ивановна Зотова. Явилась.

— Олег Николаевич, — жалобным, как всегда, голоском сказала Майя, — вы не принесли? Вы обещали.

Что такое? Ах, да. У нее что-то с сыном, кажется — Павликом, все время болит живот… М-да…

— Записывайте: кора крушины — одна столовая ложка. Записали?

— …Ложка.

— Так. Кукурузное рыльце — столовая ложка, теперь корень валерианы ложка с четвертью. Все смешать, залить тремя стаканами кипящей воды…

— Три стакана?

— Три. Накрыть крышкой и кипятить в течение двадцати минут. Но непременно под крышкой. Запишите, это важно.

— Ага, Олег Николаевич.

— Затем охладить и дать настояться. Двенадцать часов. После чего процедить через марлю и пить по столовой ложке три раза в день.

— Все?

А вот теперь не мешало бы поговорить о чертеже. Павлик — это конечно, никто не спорит, но все же…

Газельи глаза смотрели на Мокшина с преданностью и обожанием.

— Огромное, огромное спасибо. А — до еды или после?

— Там не сказано. Наверно, все равно.

— Огромное спасибо, Олег Николаевич, вы такой… человечный. Так я пойду?

…Нет, не будем мы сейчас говорить о чертеже, нет в этом смысла. Работать эта дурочка все равно не будет: не сможет. Ей бы не конструктором быть, а… ну, кем? Торговать цветами. Гвоздики и пионы, гиацинты. Левкои… Нет. Проторгуется и сядет в тюрьму за растрату. Тяжелый случай… Зачем это бабы лезут в технику?..

— Идите, Майя.

Ошибки… Успею — исправлю сам, а нет… В конце концов, найти ошибки должен уметь и начальник отдела, даже бездарный. Незаменимых в этом увлекательном деле нет. А вот в той дурацкой миссии, которую добровольно взял на себя он, пока всего лишь руководитель группы, Мокшин Олег Николаевич, в этой миссии его не заменит никто… Господи, ведь как им важно, всем этим зачуханным, битым жизнью глупым бабешкам, чтобы кто-то всерьез поговорил с ними об их делах, научил, как жить, дал рецепт травы от желудка, разъяснил, какие они загадочные, темпераментные, глубокие, поэтические, героические, пообещал, что, несмотря на бесчисленные разочарования в прошлом, впереди Великая Любовь и Большое Человеческое Счастье. И чтобы обещано все это было не просто так, «от балды», а на строго научной основе: по линиям руки или значению снов, или по гороскопу, или кофейной гуще, почерку, чертам божественным лица. Может быть, и не всегда они верят предсказаниям и следуют советам, как, например, похудеть и стать молодой и спортивной, но все же у них появляется стимул, а это уже кое-что в нашей жизни.

Вот теперь вслед за Майей явилась Алевтина Яковлевна Зленко копировщица. Пришла по поводу лошадей.

Лошади эти, вздрагивая сытыми задами и отгоняя хвостами мух, паслись якобы на какой-то неизвестной поляне, и было их, по мнению Зленко, целое стадо.

— Табун, — уточнил Мокшин.

— А хоть и табун! Хоть бы и отара! Хоть целый полк! Мне без разницы. Лошади, лошади и лошади. И все ржут.

Честно сказать, Мокшин терпеть не мог этой дамы, которая имела обыкновение начать с просьбы, а закончить чем-нибудь вроде: «Все сидят, дурью маются, а мне листов накидали, не продохнуть», и надо бы сказать ей, чтобы отправлялась на свое рабочее место и перестала морочить голову. Вчера она, видите ли, усмотрела во сне какие-то лестницы (что значит лесть), а сегодня вот — лошадей. Но Мокшин знал: если он ей не ответит, Зленко разойдется и облает кого-нибудь из беззащитных, вон хоть Зотову, и все оставшееся рабочее время та будет рыдать, а эта яриться.

— Лошади — вообще-то нехорошо: означают ложь, — сказал он.

— Опрэ-де-лен-но! — с каким-то ликованием закричала Зленко. — Именно ложь. Несомненно! Ладно. Все врет, мерзавец, меня не проведешь, шестым чувством вижу! Ну, теперь поглядим…

Она отшвырнула стул, полоснув по нему взглядом, точно именно он обманул ее особенно гнусно и жестоко, и громко удалилась, каблуками вбивая в сознание Мокшина свой сон о лошадях. И тут зазвонил телефон.

— Олег Николаевич? — бархатно осведомился мужской голос. — Гурьев беспокоит, из отдела кадров. Олег Николаевич, дружище, тут, понимаете, какое дело… тут… — непривычно мялся Гурьев.

«Вот и этому что-то нужно… „дружище“!» — усмехнулся Мокшин и произнес:

— Слушаю, слушаю вас.

— Я насчет сына… сын тут…

— Какой сын? — не понял Мокшин.

— Да мой! Мой оболтус! Познакомился с девицей. Позавчера познакомились, а сегодня нам с супругой — «женюсь». Собачья чушь, девятнадцать лет дураку! Мы уж и так, и так — мол, подожди, проверь чувство, — куда! И слушать не желает: будете вмешиваться, брошу институт, завербуюсь на Север. И ведь сделает, к чертям собачьим. Моя ревет, ведь только им и живем, все для поганца. В общем, голова кругом, надо какое-то решение… Это не телефонный разговор, но, Олег Николаевич, выручайте, на вас надежда.

…Так. А чертеж тарного цеха? Ну, сотруднички. Ладно бы женщины, но этот… А он, пожалуй, и с самим директором так не разговаривает, голос аж дрожит…

— …Мы ведь в глаза ее не видали, девицу эту. Я тут принес записку, она вчера оставила ему в почтовом ящике…

— Заходите, — согласился Мокшин.

Судя по почерку, девица обладала на редкость скандальным характером, была вдобавок лжива и неряшлива и, как нарочно, еще имела железную волю. Все это Мокшин скупо, но точно изложил несчастному отцу, но — сами понимаете, лично он, Олег Николаевич, за эти сведения ответственности не несет, он попытался всего лишь произвести графологический анализ. Вы просили — я произвел, но, конечно, этого недостаточно в таком деле, как выбор невест.

— Какая там ответственность! Да ты нас выручил… Да я его… Это же телок, понимаешь? А у той — воля… Окрутила. Эх-ма… Спасибо, спасибо за сигнал, я теперь твой должник и… м-м… поклонник таланта. Да. Еще и неряха! Да моя просто умрет, это же в доме пойдет такая собачья дрызготня…

Удрученный Гурьев вышел, а Мокший придвинул к себе чертеж.

В буфет Олег Николаевич обычно ходил после всех, в самом конце официального обеда, так же поступил он и сегодня, но и это не помогло: пришлось давать консультацию по, будь он проклят, гороскопу. Рыхлую тетку из бухгалтерии сам бог велел послать подальше, чтобы не подстерегала человека у дверей, а дала спокойно поесть, но она смотрела на Мокшина с таким робким восторгом… и, давясь сарделькой, он объяснил ей, что если верить всякой ерунде, то раз день ее рождения в конце июня, значит, родилась она под созвездием Рака, а такие женщины бывают либо героинями, либо истеричками. Довольная, поскольку подтвердились ее догадки, она проблеяла Мокшину, что, ерунда не ерунда, а он, Олег Николаевич, самый проницательный человек в коллективе, отсюда и такой авторитет, заслуженный, поверьте, авторитет. После этого она навалилась на пирожки, очевидно готовясь к какому-нибудь героическому подвигу, а проницательный Мокшин, не допив кофе, отправился к себе на рабочее место.