Экзамен по морали

— Давай на «ты». Так проще. Вообще, я человек деловой, времени у меня мало, поэтому вопросы придется решать быстро. Я вот, бриллианты большие собираю и автомобили дорогие. А ты что в свободное время делаешь?

Я с ответом долго тянуть не стала. Во-первых, у меня голова раскалывалась так, будто в нее черти топоры загоняли. А во-вторых, я с хряками общаться не привыкла, языка их кабаньего не знала, да и учить особо не собиралась. Поэтому решила говорить правду:

— В театры люблю ходить. В музеи. На выставки художественные.

Он в ответ то ли захрюкал, то ли рассмеялся и спросил:

— Ты дома когда будешь?

А я ответила:

— Вот жетончик на метро куплю, несколько станций проеду и аккурат на своей кухне окажусь.

На этом мы и расстались.

Глава седьмая

Пока мы домой с моей подругой ехали, то особенно про наше странное трудоустройство не говорили. У меня голова отваливалась. У нее свои мысли краковяк танцевали. Так что мы попрощались, и я пошла к себе.

Не успела я куртку на крючок повесить, как на всю квартиру телефон зазвонил. Мобильного-то по понятным причинам у меня в те времена не водилось, поэтому искать меня только на домашнем было можно. Именно так поступил хряк, желая говорить со мной на крайне важную тему.

— Значит так, — сказал он, таким голосом, будто приглашал меня на луну слетать. — Ты девушка привлекательная, а я так вообще лучше некуда. Поэтому без лишних слов предлагаю тебе встречаться для дружбы и взаимопонимания. Ты согласна.

Вы только лишнего не подумайте! — там я не перепутала ничего. В последнем предложении точка стоит, а не вопросительный знак. Но я сделала вид, что все-таки эту точку не заметила, и сказала:

— Не могу, — мне уже стало понятно, что с таким хряком мое женское «нет» легко могло свинцовым кусочком обернуться, поэтому постаралась повежливей говорить. — Понимаешь, я беременна. Вот и вся причина.

Он рассмеялся так весело, будто он зритель в цирке, потом помолчал полсекунды и сказал:

— Жених есть? Недель много?

— Жениха нет. Четыре недели, — я рапортовала, как новобранец перед фельдфебелем.

— Ну тогда и проблем нет. Завтра вопрос с беременностью решим и будем встречаться.

— Нет.

— Почему?

Я даже не удивилась такому вопросу. Хрякам-то не понять, какие тут у нас у людей морали. Так что снова пришлось слова растрачивать.

— Знаешь, рожать хочу. Извини, если обидела. Но сам понимаешь, я же на работу вроде как наниматься шла, а не на смотрины. Вот недоразумение и вышло. Не моя вина, что твоя женщина-помощница толком не объяснила, для чего она меня к тебе в кабинет привезла.

Ну, дальше он то ли хрюкнул, то ли хмыкнул и сказал, что если я передумаю, то могу ему позвонить по той визитке, что лежит у меня в кармане, в любое время дня и ночи.

На этом мы и простились. Я его воочию больше не видела, только пару раз по телевизору, да в интернете потом, когда выясняла, кто собственно он такой был. Оказалось, что не солнце конечно, но список по нашей стране на звание земного шара несколько раз возглавлял.

Глава восьмая

На этом история не кончается. Хотя, лучше бы вместо восьмой главы тут пустота была. Дело в том, что та женщина средних лет, что была его сводней, после этого случая нам телефон обрывала несколько дней. Даже маму мою спрашивала:

— А что ваша дочка дура? Или часто к ней миллионеры с предложениями такого рода пристают?

Мама за словом в карман лазить не привыкла — род у нас не такой. Поэтому быстро ей напомнила, что по заказу, поступившему «от работодателя», девушки нужны были высоконравственные. А раз так, то и нечего тут огород городить и чужие минуты воровать.

Эпилог

Много раз я людям эту историю рассказывала. И вот, что мне было удивительно. Не четверть, не треть, не половина, а почти девяносто процентов моих слушателей говорили, что я дура. И не потому дура, что ради подруги за компанию поехала в тот особняк. А потому дура, что отказалась от такого прекрасного предложения. Его же не кто-нибудь делал, а некто, подобный солнцу.

Может время у нас тогда было смутное, или разум у некоторых свинячий, мне трудно судить. Но я-то себя дурой ни тогда не считала, ни тем более сейчас, когда тому зародышу, что у меня в животе сидел, уже девятнадцать стукнуло.

Ну а то, что это экзамен был — я уверена. Ну а для чего его проводили, не мне судить. Я в Божественные дела не лезу и другим не советую.