Страница 49 из 68
Это решение гарантирует, что я больше никогда не увижу Кельвина. Но боль такая острая, что возникает ощущение того, что я снова умираю. В наименьшей степени можно считать честным то, что моё сердце должно быть разбито.
— Кельвин.
— Кейтлин.
Я поднимаю подбородок, слыша его голос. Он здесь. Кельвин находится рядом со мной везде, и, куда бы я ни отправилась, надеюсь, он последует за мной. Голос снова звучит, и если ад — конечное место, в котором я окажусь за всё, что сделала, то я ещё не там.
— Я знаю, что ты не спишь. Вижу, как ты улыбаешься.
Хмурюсь. Если раньше я ничего не видела, то теперь всё окрашивается в чёрный цвет. Свет пытается проникнуть, но я сопротивляюсь ему. Я должна была умереть, но лежу здесь. Кожа натянута, и это душит.
— Открой глаза.
И я просто открываю их. Кельвин возвышается надо мной и выглядит ужасно, но всё ещё фантастически. Щетина покрывает обычно гладкую линию его челюсти, но я могу думать лишь о том, что хочу прильнуть к этой красоте, жить счастливо рядом с ним.
— Кельвин? — он кивает. — Я умерла? — он качает головой. — Нет? — выдавливаю я. Щёки что-то щекочет, и мне хочется расцарапать их, но руки словно налились свинцом. — У меня даже этого выбора нет?
Он проводит рукой по лбу, а потом запускает её в волосы.
— Блядь, Кейтлин. Я знаю, что ты несерьёзно.
Я качаю головой, утверждая обратное.
Он опускается на край кровати.
— Норман дал тебе что-то обезболивающее, поэтому скоро станет лучше.
— Что сломано?
— Что ты имеешь в виду?
— Я не знаю, как пережила падение, но наверняка что-то при этом сломала.
— Обезболивающее было для твоих рук.
Мои запястья перебинтованы. Я чувствую, как раскрываются раны под ними, пытаясь полностью поглотить меня.
— Ты не упала, — неспешно информирует он. — Я поймал тебя. Ты не помнишь этого. Потому что была без сознания.
— Нет. Это невозможно. Ты был в противоположной стороне комнаты.
— Я быстрый. Ведь я Герой.
Качаю головой и делаю попытку сесть, облокотившись на спинку кровати Кельвина.
— Ты не можешь им быть. Герой — хороший. Он защитник. Не причиняет боль, не похищает и не насилует. Ты не можешь быть Героем. Ты враг.
Его лицо остаётся беспристрастным.
— Я знаю. Но это правда.
Всё неправильно. Прикладываю свои забинтованные, тянущие кожу запястья к глазам в попытке остановить слёзы. Этого не может произойти. Целыми ночами я молилась о том, чтобы Герой спас меня. Сидела у окна, ожидая и надеясь, молча взывая к нему. Но я так долго жила под его контролем. Полностью скрываю лицо в ладонях и рыдаю, а Кельвин наблюдает неподвижно и непреклонно.
— Ты ублюдок, — произношу я.
Когда плач наконец-то утихает, я шмыгаю носом и смотрю на него. На его лице до сих пор не отображается ни одна эмоция. Я становлюсь такой же. Влага с моих щёк остаётся на руках, и я делаю глубокий вдох.
— Расскажи мне всё.
ГЛАВА 39.
Кельвин.
Всепоглощающая грусть зарождается в невыносимо пустых и ожидающих ответов глазах Кейтлин. Остаётся только один вариант. Возможно, правда её освободит. Но может случиться и так, что она возненавидит меня. Эта девушка даёт мне больше, чем я могу выдержать. И прямо сейчас нет ничего такого, чего бы я не сделал в попытке изменить выражение этих потускневших глаз. Они блестят, но из-за едва сдерживаемых слёз. За этим блеском скрывается пустота.
Я притягиваю стул к краю её кровати и сажусь на него, запуская пальцы в волосы и ставя локти на колени. Начинаю с самого начала.
— Я рассказывал тебе, что моя мама была доктором, а отец — учёным. Они встретились, когда раздавали еду бездомным в приюте Нью-Роуна. Между ними возникло притяжение, потому что они оба мыслили как учёные, но их сердца разрывались от любви к людям. Когда мама была беременна мной, к ней приехала моя бабушка. Однажды она отправилась в город за покупками, пока мои родители были на работе. Её ударили ножом и ограбили, это случилось днём. Она провела некоторое время в больнице и после этого отчаянно захотела вернуться домой. Мои родители покинули поместье, чтобы быть рядом с ней до тех пор, пока она не пойдёт на поправку, но вскоре после этого бабушка умерла. Мама отказалась уезжать, они приняли решение остаться в Фендейле, и поэтому я вырос именно там.
Кейтлин резко вдыхает.
— Как и я.
— Знаю. Мои родители… Были самыми умными людьми из встреченных мной за всю жизнь. Они были экспертами в своих областях и даже получали награды за свои достижения. До момента моего рождения они часто ездили в командировки по всему миру. Они разделяли желание совершать добро. Моей матери нравилось быть доктором, она искренне хотела оказывать помощь.
После школы я всегда посещал репетиторов, различные секции — каратэ, бейсбол — а также был волонтёром и делал многое другое. Это было обычным делом, мои друзья тоже посещали их, но не в таком количестве. Тогда я не знал, что все эти дополнительные занятия и хобби были выбраны с определённой целью.
Всё изменилось после моего шестнадцатого дня рождения. Я узнал, что ещё во время беременности мамы, родители начали разрабатывать формулу, которая могла увеличить силу человека, вознеся её на другой уровень. Мама была сломлена из-за потери близкого человека, а отец, любивший её больше всего на свете, не знал, как исправить это. Он винил в этом Нью-Роун, хотя никогда и не произносил этого вслух.
Они назвали полученную формулу «К-36», потому что именно столько процессов понадобилось, чтобы закончить её. Через несколько недель после того, как мне исполнилось шестнадцать лет, была сделана первая инъекция.
— Твои родители ввели тебе какую-то случайную формулу?
— Она не была случайной, Кейтлин. Родители провели почти двадцать лет, совершенствуя её. Мы начали с маленьких доз, чтобы организм смог приспособиться к ней. Моё тело в полной мере отвечало на неё. Я стал суперчеловеком. Мои чувства превратились почти в сверхъестественные. Чёткое зрение вне зависимости от времени суток. Я могу существовать, практически полностью отказывая себе во сне. Выполняю упражнения для поддержания формы, но я намного сильнее обычного человека. И это касается не только тела. Интуиция тоже.
— Там, в лесу? — спрашивает она, и я киваю.
— Именно так я тебя и нашёл.
— Это не объясняет того, как ты остался жив после выстрела.
— Кожа более плотная, — я щипаю себя за бок, демонстрируя. — Она замедляет пули достаточно, чтобы они не повредили внутренние органы. Стрелку нужно быть очень близко для того, чтобы нанести ущерб, но, если в меня попадут, я не истеку кровью, потому что быстро исцелюсь.
— Тебя нельзя убить?
— Можно. Для этого понадобится многое, но это возможно. Мне никогда не стреляли в голову, поэтому я не знаю. И порох. По какой-то причине он ядовит для моего организма. В нём есть какие-то частицы, на которые реагирует препарат. Понадобится несколько дней, чтобы убить меня, ведь пули всегда извлекали до того, как становилось слишком поздно.
— Это… Я никогда не думала о том, что Герой может отличаться от нас.
Я откашливаюсь.
— Это ещё не всё. Внеклассная деятельность и дополнительные секции должны были помочь мне стать тем человеком, в которого я превратился. Спорт научил меня координации и работе в команде. Волонтёрство показало мне чувство благодарности за проявленную самоотверженность. Мои родители — осознанно или нет — внушили мне ощущение того, что это необходимо миру любой ценой, даже ценой моей собственной жизни. Но это не сделало из меня Героя. Только дало мне инструменты для превращения в него.
У инъекций есть и побочный эффект. В конце концов, я такой же человек, как и ты. У меня есть жажда, другие потребности и желания. Всё это усилилось. Мои чувства были перегружены, и, будучи подростком, я не всегда мог контролировать их. И довольно часто был нестабилен: неуравновешенный и обозлённый в одну минуту, эмоциональный и чувствительный в другую. Стимуляция моего гипоталамуса (прим.: часть мозга) сделала меня более агрессивным, хищным и сексуальным, чем это было необходимо.