Страница 1 из 84
Арнольд Ольга
Агнесса среди волков
Все события, описанные в данной книге, — плод фантазии автора, а персонажи ее никогда не существовали в действительности и не имеют ничего общего с реальными людьми.
Волк — свирепый и опасный хищник. Среди всех зверей, известных человеку, волк занимает одно из первых мест по тому страху и ненависти, которые он, с вполне достаточными основаниями, к себе внушает.
…Освященное веками общечеловеческое представление о характере волка — чистая ложь. Трижды на протяжении недели моя жизнь целиком зависела от милости этих «беспощадных убийц». И что же? Вместо того чтобы разорвать меня на куски, волки каждый раз проявляли сдержанность, граничащую с презрением, даже когда я вторгся в их дом и, казалось, являл собой прямую угрозу детенышам.
ОСОБНЯК НА ОРДЫНКЕ
Вся эта история началась в один из таких знакомых каждому москвичу дней ранней осени, когда ждешь бабьего лета, а вместо этого хмурое серое небо вот-вот прольется дождем. В тот день я проснулась с мыслью о том, что нужны деньги. Где бы их раздобыть? Я потянулась в постели и тихо рассмеялась. Давным-давно прошли те времена, когда я занимала десятку до получки и ее едва хватало на хлеб и колбасу. Мне были нужны деньги, потому что накануне я позарилась на роскошный итальянский костюм. Соблазн был слишком велик, и я его купила. Я посмотрела на часы — девять, еще слишком рано, чтобы обзванивать редакции. Встала, накинула халат, пошла на кухню, приготовила себе яичницу. Пока закипал кофе, я стояла у плиты, то и дело поглядывая в окно. Дождь все-таки начался, тоскливый осенний дождь.
Как хорошо, что у меня в кошельке вчера лежала только пятитысячная бумажка! Я отдала ее Пете, когда он накануне вечером уходил от меня. Мне было бы трудно отказать ему, если бы там было еще что-нибудь. Конечно, я бы все равно ему больше не дала, но возникла бы неловкость. Он собрался вчера уходить раньше обычного и на прощание, уже в дверях, обернулся и произнес со своей очаровательной улыбкой:
— Да, кстати, ты сегодня при деньгах?
— А сколько тебе надо?
— Двадцатка бы меня выручила.
— А может быть, тебе нужен ключ от квартиры, где деньги лежат?
— Ключ-то у меня есть, вот только деньги в этой квартире что-то не лежат… — И расхохотался.
От кого-то я слышала, что любая женщина, познакомившись с Венечкой Ерофеевым, тут же, немедленно готова была сбегать в магазин и притащить ему бутылку водки. Петя принадлежит к той породе донжуанов, для которых обычная баба готова не только бежать в магазин за водкой (Петя, кстати, предпочитает дорогие коньяки), но и отдать все, что у нее есть. Просто от Пети исходит какое-то особое обаяние. Не скажешь, что он писаный красавец, хотя внешностью его Бог не обидел — рост метр восемьдесят пять, шапка каштановых вьющихся волос, мягкие усики под когда-то тонким, но, увы, слегка изуродованным еще в школьной драке носом, большие карие глаза, бархатный взгляд которых проникает женщине прямо в душу. Когда он на тебя так смотрит, то кажется, что ты единственная на свете, и самая невзрачная дурнушка ощущает себя желанной красавицей. Наверное, в этом и заключается секрет его успеха у женщин. Женщины в его жизни занимают особое место, они значат для него куда больше, чем работа или деньги. По крайней мере значили до тех пор, пока он не встретил меня. Я думаю, что он не только обратил на меня внимание, но и привязался ко мне именно потому, что на меня его чары не действовали, и когда он бросал на меня самые томные взгляды из-под длинных темных ресниц, я только смеялась и его передразнивала. Во всяком случае, наши отношения длятся уже два года, и он даже говорил о браке. Петя — и брак — да это просто смешно! И я высмеивала его каждый раз, когда он заявлял, что хочет переселиться ко мне окончательно.
Увы, на самом деле у меня нет никакого иммунитета против него. Я всего лишь играю равнодушие, а внутри таю, когда он на меня так смотрит. Я давным-давно в него влюбилась по уши, и меня спасает только то, что я прекрасно понимаю, какой из него получится муж. Я буду трудиться в поте лица, зарабатывая деньги, чтобы он их проматывал со своей очаровательной улыбкой и при этом еще гулял налево. Нет уж, спасибо! Ради такой любви не стоит жертвовать своей свободой. Впрочем, свобода дороже всякой любви, уж я-то точно знаю. Мои тридцать четыре года меня научили. Когда-то у меня был муж, и очень неплохой, и любовь была — и все равно из этого ничего не вышло.
Но интересно, куда же он отправился от меня так рано, в семь часов вечера? У Пети всегда есть алиби. Он живет за городом вдвоем со старенькой мамой, у которой больное сердце, и телефона у них нет. Но я уже давно научилась различать, когда он действительно едет к маме, а когда собирается гульнуть с друзьями (а может быть, с бабами), хотя врет он классно. Но ведь моя профессия — видеть, когда человек говорит правду, а когда лжет. Вернее, одна из моих профессий. А вчера, когда он мне сообщил, что едет домой, он явно нервничал, даже отводил взгляд. Это выглядело странно, потому что обычно он врет, уставясь прямо тебе в лицо своими правдивыми глазами, так что стыдно даже его в чем-то подозревать.
Впрочем, пока я пила кофе и размышляла о Пете, прошло еще полчаса, и, пожалуй, пора было заняться делом. Я взяла записную книжку и села на телефон. Через сорок минут напряженной работы мне удалось выяснить в двух редакциях, что переводы мои напечатали, но денег у них нет, в одной гонорар мне уже выписали, но деньги бухгалтерия выдает только два раза в месяц, значит, надо ждать еще десять дней. Еще в одном месте грубый мужской голос ответил, что издательство здесь давно не живет. Пожалуй, тут дело абсолютно безнадежное. И, наконец, до двух контор я просто не дозвонилась.
Итак, на гонорары рассчитывать нечего, придется заняться другой работой. Я люблю переводить художественную литературу, особенно рассказы и эссе — для больших форм мне не хватает усидчивости. В конце концов, когда-то я окончила Институт иностранных языков по специальности английский и французский. Но за переводы мало платят, во всяком случае, если заниматься только этим, то на итальянскую одежду лучше не заглядываться. И я решила позвонить брату в офис. Там было занято. Перезванивать я не стала, а начала приводить себя в порядок. И уже через полчаса была готова — одета, накрашена, причесана. Конечно же, я надела тот самый костюм, который проделал такую брешь в моем бюджете. Темно-зеленый, очень строгих линий, он подчеркивал талию, и я сама себе в нем казалась стройной.
Уже схватив сумочку, я остановилась перед зеркалом в передней, чтобы бросить на себя последний взгляд перед тем, как выйти на улицу. Из глубин слегка замутненного стекла на меня смотрела молодая женщина с ямочкой на левой щеке, и эта женщина мне понравилась. Серые глаза, в которых отражались жакет и блузка цвета морской волны, приобрели зеленоватый оттенок (когда я ношу синее, они кажутся голубыми). Волосы собраны на затылке в узел, наверняка это немодно, но зато подчеркивает плавный изгиб шеи и гордую посадку головы. Грим почти незаметен, но главное, почти неразличимы подушечки под глазами — они совсем недавно стали появляться по утрам, и я прихожу от них в ужас, чувствуя, что старею.
Но сегодня кожа под глазами казалась если не детской, то вполне гладкой и молодой, и, напевая, я набросила на себя плащ и выскочила на лестничную площадку. Заперев дверь на оба замка, я вприпрыжку, несмотря на высокие каблуки, бросилась вниз по лестнице, не дожидаясь лифта, — столько я чувствовала в себе энергии и сил!
Но мое настроение, увы, долго не продержалось. Забравшись в потрепанный, старый «москвичок», стоявший в углу двора, я с грустью убедилась, что он не заводится. Это машина моего брата — он дал мне на нее доверенность, когда дела его пошли в гору, а сам он пересел на «вольво» предпоследней модели. «Москвичку» уже тринадцать лет, и что еще можно от него ожидать… Кляня все на свете, я выбралась наружу, от злости сильно хлопнув дверцей, и с гордым видом направилась к метро.