"Чужой"

- Расслабься! Ну что ты такой напряженный?! Не спина, а гранитный валун!!

Краснов прикрыл глаза.

У нее были на удивление сильные, и в то же время ласковые руки...

Он все еще не решил, как ему вести себя с этой девушкой, какой именно линии поведений с ней он должен придерживаться. Но сейчас ему не хотелось думать о чем либо серьезном, о каких то существующих или вымышленных проблемах. Ему было хорошо, покойно, он мог сидеть так, кажется, целую вечность.

Над ухом послышался жаркий шепот:

- Дима, привстань на секунду...

Он послушно выполнил ее команду. Дарья провела кончиками пальцев по его животу, затем одним движением сдернула с него "набедренную повязку"..

Расстелила полотенце на широкий дубовой лавке, скомандовала:

- А теперь - ложись!

Краснов хотел лечь на живот, но Дарья заставила его перевернуться и лечь на спину. Девушка присела корточки: он ощутил, как ее уста касаются его руки, затем плеча; ее руки и губы перемещались по всему его телу...

Она поцеловала то место, где у него виднелся след от ссадины на бедре. Краснов почувствовал на своей руке, которой прикрывал - пытался прикрыть - свою вздыбившуюся плоть, ее горячую ладошку. Она отвела его руку; в ее движениях, в ее поступках присутствовало что то древнее, природное, могучее, чему невозможно было противостоять.

Ее губы, ее влажный горячий рот получили полную власть над ним, на Красновым, над его естеством...

В какой то момент, предчувствуя, что уже не в силах сдерживаться, что близится разрядка, он попытался высвободиться из плена этих жадных прекрасных губ... Но "смуглянка" проявила настойчивость, она довела начатое до конца: Краснов, коротко простонав, разрядился... и она выпила, вобрала все до последней капли.

Краснов ненадолго вернулся в дом. Ему вначале показалось, что хозяева - не дождавшись их возвращения - улеглись спать. Но едва он вошел в "залу", где горел перенесенный из гостевой комнаты ночник, как из спальни вышла хозяйка в наброшенном на плечи халате.

- Тимофеевна... э э э... - Краснов слегка замялся. - Короче, мы будем с Дарьей ночевать на сеновале.

- Вы, наверное, проголодались? Сейчас я соберу вам покушать...

- Спасибо... но я... мы не голодны, - он говорил шепотом, чтобы не разбудить Татаринцева. - Я просто пришел сказать, чтоб вы... чтоб вы не волновались. Я баню закрыл, свет выключил. Короче, все под контролем!

- Хорошо, Дима... отдыхайте.

- Как у Николаича здоровье то? - поинтересовался Краснов. - Отпустило?

- Да вот недавно только прилег... Ты, Дима, если что... не стесняйся! Я дверь не запираю. И Дарье скажи, что... В общем, вы не в гостях, а у родных. Так что чувствуйте себя, как дома.

- Спасибо, Тимофеевна, - он приобнял женщину за плечи. - Золотой вы наш человек... Ну все, спокойной ночи.

- Спокойной. И храни вас Господь.

Несколько минут Краснов и "смуглянка" оставались на открытом воздухе. Невдалеке, за рощей, где имелось небольшое озеро - настоящее, а не искусственный водоем - лягушки квакушки устроили настоящий концерт... Временами было слышно, как возле будки, оборудованной возле дома, прохаживается Машка - дядя на ночь сажает собаку на длинную цепь. Ворчит, приглушенно порыкивает, беспокоится: то ли полная луна тому причина, то ли овчарка недовольна тем, что молодежь все никак не может успокоиться, колобродит по участку в эту полуночную пору...

Они стояли молча, обнявшись, под крупными звездами, под серебристым лунным светом - волшебная, космическая ночь.

Потом перебрались в просторный деревянный сарай. Именно здесь, на сеновале, и предпочитал ночевать Краснов, когда приезжал погостить на хутор Татаринцева. В самом дальнем углу сеновала, - чтобы попасть туда, следует подняться сначала по деревянной лестнице - на разровненном, спрессованном участке уложен большой поролоновый матрац. В комплект к нему имеются подушка, простыня и тонкое одеяло. Нигде и никогда Краснов не спал так крепко, так сладко, как здесь, на сеновале, на дядином хуторе, вдали от шумной городской цивилизации...

- Хорошо здесь, - сказала Дарья. - Дима, включи, пожалуйста, фонарь... посвети мне.

Он включил "бошевский" фонарь с подсиненным фильтром, которым его еще раньше снабдил дядя. "Смуглянка" хорошо знакомым ему жестом сняла через голову сарафан. Отложила в сторону одеяло, опустилась коленями на застеленный одной лишь простыней матрац; затем легла на спину.

- Ну что же ты? - она требовательно похлопала ладошкой по простыне. - Выключай свет...

Он выключил фонарь, снял одежду и прилег рядом. "Смуглянка" - она лежала на левом боку - обняла его, прижалась всем своим юным, жадным, зовущим телом...

- Дим, ты только не думай...

- А я и не думаю...

- Нет, нет... не перебивай! Ты не думай, что я с тобой здесь потому, что мне от тебя что то нужно! Ну да... конечно... я хочу, чтобы ты помог мне! Больше ведь некому?! Но... Но мне с тобой хорошо! Понимаешь?!

- Понимаю...

- Ничего то вы мужчины не понимаете! - она осыпала его лицо быстрыми поцелуями и лишь затем продолжила свою мысль. - Вот ты опять... как зверь... насторожен! напряжен! Ну ты можешь расслабиться хоть на часик другой?! Не думать ни о чем... кроме... кроме, как о нас с тобой?!

- Ну а я чего?! Я как раз именно о нас и думаю!

- Ты, Дима, не бойся...

- А чего мне тебя бояться?

- Ты вот думаешь... наверное... а вдруг она какая нибудь больная? Или - заразная? Вот она - то есть я - лезет ко мне, а вдруг какую нибудь болезнь от нее подхвачу?! Ведь так?

- Глупости! Ни о чем таком я сейчас не размышляю!

- Не ври мне. Ты же меня совсем не знаешь?! И у тебя сейчас всякие разные мысли в голове роятся...

- А ты что, умеешь чужие мысли читать?

- Не всех подряд. Но твои - читаю.

- Ну? И о чем я сейчас, по твоему, думаю?

- Дима, ты волен думать, что хочешь. Но я тебе одно скажу. Вернее, повторю уже сказанное. Я - не шлюха. Меня держали у Мансура в заложницах... но за все время ко мне ни один мужчина так и не прикоснулся!

- В заложницах? Как это понимать?

- Слишком долго рассказывать. Ты же сам недавно говорил, что я должна "фильтровать базар", не так ли? Я ведь тебя тоже не обо всем выспрашиваю! Уверена, что и у тебя найдутся какие то тайны, которые ты не хочешь... и не станешь открывать!

- Допустим. Но ты учти, Дарья, одну вещь. Именно ты...навяза... обратилась ко мне за помощью! А не наоборот! Именно ты просишь меня отвезти тебя в Москву! При том, что у тебя нет ни документов, ни денег... Кстати. Что ты там говорила про Тахира? Раньше, когда мы с тобой той ночью в голом поле разговаривали?!

- Тахир? - она прижалась еще плотнее, так что он чувствовал бедром ее горячее пульсирующее лоно. - Ну да... есть такой человек. А почему ты спрашиваешь?

- Ты сама сказала, что боишься их. Мансура и Тахира. Про Мансура более или менее понятно. Он чурка...

- Не говори так больше! - она довольно чувствительно ущипнула его за руку. - Это мерзкое слово... так нельзя говорить про людей!

- Ну хорошо... таджик. Он там вроде старший среди всех этих держателей кафе и мотелей, так?

- Да, это верно. Его все остальные "кулябские" слушаются.

- Кулябские?

- Выходцы из города Куляб и области...

- А где это?

- На юге Таджикистана, недалеко от афганской границы. Древний... очень красивый город. Самый древний в республике, не то что Душанбе, которому всего то восемь десятков лет. Я, кстати, не люблю Душанбе...

- Постой, постой! А ты что... бывала там?

- Хм... Я, Дима, родом из Таджикистана. И именно - из города Куляб.

Краснов присел на постели, но продолжать держать ее за руку.

- Ах вон оно что... - задумчиво сказал оно. - Так ты и язык их знаешь? То то ты разговаривала во сне на каком то нерусском языке...

- А подслушивать и подглядывать - нехорошо! - Она уселась рядышком; обняла Краснова за шею, прижавшись грудью к его спине. - Ну да... я - полукровка! Отец у меня таджик. Вернее, он п е р с... хотя вряд ли ты понимаешь разницу!