Дети полнолуния

- Селена... - Эл сам не знал, что хочет у нее спросить настолько, чтобы прервать ее рассказ.

- Да?

- Извините, я так... - он опустил голову.

- Ничего - я уже почти сказала самое основное. Итак, многие из наших дают ответный бой. Убивают. Подстраивают мелкие пакости. Короче, стараются мстить - кто как может. Из-за этого я ушла. И не только я.

- Я понимаю... Желание мести - очень сильное желание.

- Желание жизни - еще сильнее. У нас это понятие не совсем совпадает с общепринятым... У нас другая жизнь и другая смерть - но пока мы живем, мы можем любить, ненавидеть, чувствовать боль. Страдать... Мы можем многое, - значит, и наша жизнь - все же жизнь. Только другая. И я тоже понимаю, во что превратилось бы остальное человечество за миллионы лет, если бы закон кровной мести соблюдался достаточно постоянно и последовательно. Практически все живущие ныне люди являются родственниками друг другу... Кровная месть в абсолюте - это самоуничтожение человечества. И нашего, и их... Тем более, что силы не равны. Я думала о другом: сможем ли мы просто затаиться, постараться влиться в общую массу... Большинство признало это позором. Может быть, если опираться только на мораль, это и так. Но ведь иначе нам грозит полное вымирание... А я хочу, чтобы хоть кто-то из нашего народа уцелел, чтобы однажды, когда вражда забудется (а люди уже настолько привыкли в нас не верить, что она и впрямь начинает забываться), мы смогли выйти друг другу навстречу и поделиться лучшим из того, что есть у наших народов. Но тех, кто так думает, - очень мало. Селена немного помолчала и продолжила: - Это долго объяснять... Жаль, что я не могу сразу передать тебе всю картину, знание в чистом виде. В таком, как я представляю его себе... Короче, вначале я и не думала основывать колонию. Я просто ушла, надеясь влиться в толпу, затеряться в ней. Но потом у меня появилась дочь, затем начали приходить и другие люди... Нашей группе пришлось кочевать, пока мы не нашли Эннансину. Она интересно устроилась - ей помог человек, которому она сама помогла однажды.

- Дуглас?

- Да, он. Эгон тоже пришел сам - один из последних. Ну а теперь появился ты.

- Но почему я?

- Не знаю... Я тоже иногда задумывалась над тем, почему я родилась в племени луны. Ни один человек не знает, почему ему выпало родиться у определенных родителей, в определенной стране, в определенный год и так далее. Просто так вышло. И с этим мы все живем. Ты все равно узнал бы о себе рано или поздно. Сейчас тебе некуда возвращаться - поэтому я решила открыть тебе все. Эгон говорит, что на тебя охотятся и гангстеры, и полиция.

- Но почему?

- Это я тоже должна буду объяснить... Ладно, раз уж я начала разговор, нужно поставить все точки над "i". Дуглас еще мог прокормить двоих, но когда нас стало много... Он, конечно, удивительный человек - я никогда не видела такой огромной души. Собственно, это тоже было одной из причин моего ухода из Ночного Города: я утверждала, что все люди разные и далеко не все хотят нам зла. Но слишком много плохого они сделали нам, чтобы меня стали слушать... Ненависть оказалась сильнее, и я попала в дважды отверженные: и среди всего человечества - как дочь полнолуния, и среди своих - как сочувствующая дневному народу. Так вот, чтобы наша колония могла существовать - а это было все сложнее, потому что далеко не все мы можем показываться людям на глаза, чтобы не стать (в лучшем случае) подопытным лабораторным кроликом, - однажды мы решили заняться деятельностью, которая всегда считалась преступной. Это было необходимо хотя бы потому, что клуб - он ведь по сути наша база, и Джулио Кампана не меньший "выродок", чем мы, - надо было защищать от мелких рэкетиров. Уничтожив их, мы автоматически заняли их место. Думаю, тебе как добропорядочному гражданину страны "солнечных" людей неприятно это узнать... Скажу одно: если бы этого не делали мы, другие на нашем месте оказались бы еще хуже. Это банальная фраза, и ею не раз оправдывали преступления - но в нашем случае это и в самом деле так. Мы не берем больше, чем нам требуется для незаметного существования.

- Так вот, значит, кто такие "невидимки"!

- Да. Я тоже не в восторге от этого... Но даже дневные люди скорее простят нам такое преступление, чем идиотские убийства из давней мести... Вы ведь врач... Наверное, вы сумеете научно объяснить то, что происходит с большинством наших. Сама жизнь и наша малочисленность заставляют нас чувствовать собственную ущербность - даже когда она является ущербностью совершенства. Это уже вторая причина для вражды после долгого традиционного истребления двух народов - дневного и ночного. Одни мстят за свою неполноценность, другие выворачивают ее наизнанку и начинают считать себя сверхлюдьми... Нам всем - и ночным, и дневным - тяжело произносить простое слово "другие"... Всегда вместо него тянет ляпнуть "лучшие" или "худшие"... И вот уже некоторые начинают презирать дневных - за уязвимость, за смертность... Простите меня, Эл, но нашему народу нужны свои психологи, свои психиатры. И очень ценно, что вы владеете этой профессией. Может, однажды ваши заметки - и мои тоже - лягут камушками в основу моста, соединяющего и тех, и других. Я ведь не наговорила глупостей? К сожалению, я совсем не знаю этой науки.

- Вы все проанализировали довольно точно. Вы прирожденный психолог, Селена. Думаю, что моя помощь может и не понадобиться...

- Понадобится. Нужно, чтобы было несколько человек, стоящих в стороне от этих страстей, раздирающих оба народа, - людей, которые смогут заниматься анализом и фиксировать происходящее. Может, даже общие психологические изъяны - или схожие, если с дневными людьми не все так, окажутся точкой объединения. Скажите, Эл, вы можете мне помочь в этом?

Эл посмотрел Селене в глаза, и "божество" исчезло. Перед ним находилась немного странная, но обыкновенная женщина, очень усталая, озабоченная своими проблемами. Проблемами своего народа...

- Я сделаю все, что смогу, - твердо проговорил он. И хотя по форме это обещание не было похоже на клятву, ради которой можно пожертвовать и жизнью, Эл знал, что в случае надобности сделает это.

Если вообще что-то сможет сделать.

- Ну что ж... - Селена немного расслабилась. - Спасибо на добром слове... А теперь - пошли знакомиться со всеми заново.

28

- Эл Джоунс домой не возвращался, на работе не был, при этом большинству его клиентов поступили звонки с отменой встреч, - с недовольным видом докладывал Джейкобс. Начальник участка слушал его краем уха - его вымотала жара. Кто выдержит, если целую неделю градусник почти не опускался ниже тридцати градусов по Цельсию? - Я бы хотел попросить у вас санкцию на обыск.

- Невозможно. У вас нет доказательств его вины.

- Но без обыска их и не будет, - резонно возразил Джейкобс.

- Я не собираюсь нарушать закон, - скривился шеф.

Скорее всего, это означало: если вам так хочется, делайте обыск на свой страх и риск, а я вас прикрывать не собираюсь.

- Короче, он исчез. Большой Рудольф - тоже, что служит несомненным доказательством их связи...

- Исчезновение человека - еще не преступление. Каждый из нас свободен исчезать, когда захочет. Вы дайте мне конкретные факты! А вот их-то у вас и нет. И вообще, Джейкобс, на вашем месте я бы подыскал себе другую работу.

- Я что, не справляюсь? - Джейкобсу показалось, что он получил пощечину, к тому же, - если учесть его вчерашний успех - совершенно незаслуженную.

- Да справляетесь... - снова скривился шеф. - Просто с вашей внешностью...

Шеф хотел пошутить. Он, как и все остальные, знал об этой слабости своего сотрудника. Начальник участка вообще считал себя большим шутником только потому, что выдавал свои остроты с совершенно серьезным видом. Так, например, он любил говорить старику Мунгосу, что тому пора на пенсию. Поскольку возраст последнего и впрямь подходил к критической черте, тот начинал переживать, и тогда начальник разражался кудахчущим хохотом. На этот раз настроение шефа было особенно скверным - и из-за жары, и из-за отсутствия доказательств против вроде бы найденного "невидимки". Для поднятия настроения стоило пошутить. А вечно серьезный, вроде бы и не умеющий улыбаться Джейкобс был для этого удобной мишенью; кроме того, он просто оказался сейчас ближе других.