Страница 19 из 162
Керро развернулся обратно:
- Посредник. А кто стоит за ним, можно только гадать. Откуда ты, что не знаешь даже этого?
Девушка смотрела на него ошеломленно и повторенный вопрос не услышала, вместо этого сказала:
- Это ошибка. Я... вообще умерла. Катрин Миосс сказала. И на Стене Памяти... До пропускных пунктов тут далеко. А браслета нет. Те его срезали. А если идти, то от площади Карлоса около сотни километров. Я звонила в интернат, но там сказали, что погибла... И...
Стало понятно - в ближайшие пять минут она будет говорить одними лишь обрывками фраз и междометиями. Однако Керро терпеливо выслушал бредовый поток слов, даже глазом не моргнул.
Таки корпоратка. Из нижайших. Кому только взбрело в голову красть?
- Придешь в себя - выходи, продолжим разговор. А награду назначили не твои. Твои тебя списали. Когда про похищенного говорят, что он погиб, это значит "выкупа не будет".
Когда он ушел, Айя еще несколько минут стояла посреди комнаты, растерянно собирая в горсть разбредшиеся мысли. "Не твои" - что это значит? А чьи?
Стоп, стоп, стоп! Ее украли из интерната, верно? И этот человек прав, ее похитители - не те, кто живет в чистой зоне. В конце концов, "своим" не было никакого смысла ее воровать, так ведь? Так. Но даже и чужим - зачем она сдалась? Что в ней ценного?
Девушка опустилась обратно на спальник и вцепилась руками в волосы. В голове зарождалась глухая боль, она давила на глаза, отдавалась в виски, перекатывалась ото лба к затылку... Что происходит? Кому она понадобилась? Сто тысяч? За нее?! Ошибка. Точно ошибка. Человек, который ее осматривал первым, ведь сказал, что не те образцы... То есть ее перепутали. С кем? Какая теперь разница! Ищут не ее. Ищут кого-то другого, а она - Айя - пустышка... Просто Доков убийца этого еще не знает. Но даже он удивился, не понял, что в ней такого ценного. А ничего. Совсем ничего. Твою мать!!! И как теперь быть? Что делать?
Айя несколько минут смотрела перед собой. Потом поднялась, поправила одежду, проверила шнуровку ботинок, обшарила карманы. Они, кончено, были пусты. Зато вещи не воняли больше мужским потом и пришлись почти впору. Хоть что-то хорошее. Еще бы помыться... И разобраться, собственно, в происходящем.
Одно было ясно: домой вот так просто не попасть. Да и, скорее всего, вообще никак не попасть - браслета нет, денег нет, оружие забрали, а блокпосты слишком далеко... Ну, предположим, придет она на блокпост - и что? Кому она там нужна без подтверждения личности? Айя Геллан официально мертва, если Катрин Миосс, конечно, не наврала. Что вряд ли.
Пришлось на миг закрыть руками лицо, попытаться хоть как-то унять панику. Пускай всё это будет лишь сон. Просто сон! И похищение, и Док, и умалишенные люди, и этот мужик. ВСЁ!
После этого девушка сделала глубокий вдох и отправилась в зал, где отдыхали ряженые сумасшедшие в компании кровавого маньяка. Если уж ее жизнь стала похожа на абсурд, ничего не поделаешь. Можно либо принять правила игры и погрузиться в бред, либо оказаться слабым звеном и из игры выбыть. Выбыть означало умереть. А жить хотелось. Очень хотелось. А есть - так вообще хотелось еще сильнее, чем жить. Это она поняла, уловив запах еды. Пахло так вкусно, что хотелось облизывать воздух языком. Что может так пахнуть?
* * *
Айя нерешительно замерла в дверном проеме, рассматривая сидящих за столом людей. Они разговаривали, смеялись и не обращали на нее внимания. К слову говоря, казались при этом почти нормальными, если не считать странных одежд. Эсмеральда, Покахонтас, Доктор Куин, мальчишка в зеленом, парень в сутане, мужик в ярко-красном комбинезоне с желтыми пуговицами и голубой в желтый же горох бабочке на голую шею и еще люди, люди, люди. Каждый новый чуднее предыдущего. Был даже один здоровый, как пикап, со шрамом через все лицо, изредка бивший себя кулаком в грудь. Лучше не думать, кто это может быть. Лучше не думать, а то рехнешься.
Ближе всех к вошедшей сидела на краю длинной скамьи индианка. Увидев Айю, она подвинулась и кивнула равнодушно на освободившееся место. Лицо у нее при этом было каменное. Девушка нерешительно села на краешек. Соседка по-прежнему молча подвинула ей пластиковую тарелку, на которую шлепнула что-то странное, коричневого цвета, пахнущее умопомрачительно...
Вкус у этого "чего-то" оказался еще прекраснее запаха. Нежное, сочное... Айя ела, стараясь не заглатывать целиком, вынимала из незнакомой еды странные жесткие палочки, складывала на край. Индианка подвинула гостье стакан сублимата. Горячий... Жизнь стала казаться не такой уж и поганой.
Исподлобья девушка следила за другими участниками застолья. Ее недавний собеседник устроился рядом с мужиком в бабочке и комбинезоне, что-то пил, что-то говорил, а на шее у него болталась Алиса. Айя старалась не смотреть в их сторону. Она не понимала, как можно столь доверчиво, по-подростковому, виснуть на таком человеке. Но девчонка висла, то отпивала из его стакана, то заглядывала в глаза, то через него наклонялась к кому-то из других участников посиделки... Дурдом. Какой же дурдом! Но еда вкусная.
К сожалению, лакомство на тарелке быстро закончилось, осталась лишь горка палочек. Айя грустила, не осмеливаясь попросить еще, но в это время к ней повернулся священник, сидящий с другой стороны от Покахонтас, и спросил дружелюбно, откидывая с плеч длинные русые волосы:
- Еще?
Девушка с готовностью кивнула и протянула тарелку, на которую тут же плюхнули новую порцию неповторимо вкусной еды. А Тереза сказал:
- Крысы вкусные, сам люблю.
- Крысы? - Айя с удивлением посмотрела в тарелку.
- Ага. Не нравится?
Она покачала головой, взяла мясо и откусила:
- Нравится.
- Щелкунчик не любит крыс, - Тереза перегнулся через царственно-равнодушную индианку и кивнул в сторону сидящего напротив парня в сине-красном мундире. - Поэтому мясо у нас есть всегда.
Тут "священник" отвлекся и повернулся к Алисе, которая устроилась на лавке, фривольно забросив ноги в полосатых чулочках на колени Айкиному кошмару:
-... так вот, иду я, значит, от девчонок, - продолжил Тереза прерванный рассказ, перебирая пальцами деревянные четки. - И как подтолкнуло чего! Гляжу - дом. Стоит. Черный такой. А внутри что-то смутное пестреет. Знаменье! - он размашисто осенил себя крестом. - Ну, я заглядываю, а там вот она лежит, - палец указал в сторону Айи, старательно жующей крысиное мясо, - дщерь божия. А два шакаленка лет двенадцати ее обирают.
Парень широко взмахнул стаканом, разбрызгал питье, утерся рукавом черного облачения, после чего продолжил прежним высокопарным тоном:
- Ну, я им говорю, мол, покайтесь, грешники! Господь заповедал жить в смирении и кротости, возлюбить ближнего своего, не украсть у него даже малости, ибо даже за малость можно огрести поперек хребта. Так что, не обидь малого, ибо много ты с него все равно не возьмешь. Но не вняли они. Тут я арматуриной и махнул. Так, шугануть слегка. А нечестивцы эти ножи вытащили и на меня - слугу господнего. Ну не охерели ли? Присмотрелся, а у них зрачки во весь глаз. Таких словом божьим не усовестить, здесь аргументы посильнее Святого Писания нужны. Подпустил поближе. Правому руку перебил, он даже дернуться не успел, только нож звякнул. Второй сунулся было, да я ему под колено засветил, а как завалился, вдогон в затылок - оглушил слегка. Он и лег кротко. А первый опять на меня идет, сила бесовская. Уж только когда я ему по почкам с оттяжкой выписал, проняло, наконец. Согнулся, значит, я его и вырубил, чтоб не дрыгался. Арматурину бросил, дщерь человеческую подобрал и уже, вот вам крест, идти собрался, но чувствую - что-то не так, неправильно что-то! Опустил я ношу свою на землю, сам сел, закурил, смотрю - что же Господь явить мне удумал? И вдруг озарило! Господь наш симметрию любит, ну сами знаете: каждой твари - по паре, всем сестрам - по серьгам, два сапога - пара. А они, грешники эти, лежат рядышком смиренно, но не благообразно. У одного-то рука перебита, а у другого обе целы. Положил я их еще ровнее и второму тоже руку перебил. Смотрю: вот теперь все благолепно, все по-божески, сразу видно - во славу Его. Ну, а потом приволок, значит, девицу к нам, тут и Керро пришел. Так что, Керро, тебе ее сам Господь моими руками вручил. Береги.