Страница 11 из 14
– Из-за фамилии.
– Что, очень неблагозвучная?
– Наоборот. Хорошая фамилия, но… русская.
– Имя – Скарлетт? А фамилия?..
– Ломанова.
– И она стала Летти Ломановой?! – Гроув на минуту задумался. – А ведь молодец девочка. Отлично звучит. Столько загадки, столько истории, столько женственности в этом сочетании – Летти Ломанова!
– Да, – закивал Майлз, и стало ясно, что Гроув прав, что Гроув разгадал эту тайну, которую Стив Майлз пытался скрывать во время съемок и сейчас, на фестивале, старался ничем себя не выдать, а это было нелегко – Летти Ломанова была тоже здесь. И ожидала показа, и от души радовалась возможности побывать в таком месте, где звезды кино каждый день встречались на улицах, где в каждом ресторанчике, в каждом кафе слышались споры известных критиков, тех, кто решал судьбу картин. Это было ее первое и в общем-то совершенно случайное участие в фильме в качестве главного художника. И это был ее первый кинофестиваль, и ей было не очень важно, возьмет ли лента главный приз. Ей был важен сам факт приезда сюда, в этот маленький городок, где оценивается творческий успех и откуда уезжают либо победителями, либо поверженными. Летти была здесь одной из немногих, кто не тешил себя иллюзиями, а наслаждался моментом. А Майлзу, который сразу про нее все понял, отчаянно хотелось ее закружить в развлечениях, познакомить со знаменитостями, показать подноготную этого пафосного и такого громкого мероприятия. Но он стеснялся, он боялся скомпрометировать ее, боялся бросить на нее тень. Летти Ломанова представлялась ему такой неискушенной и такой неиспорченной, что Майлз со своей репутацией бывалого ловеласа старался держать себя в руках. Сейчас он был рад, что Гроув разгадал его тайну – поговорить о предмете увлечения, поговорить о Летти хотелось давно, но его откровенность тоже могла повредить девушке. Гроув же вызывал доверие – он был человеком слова.
– Между нами говоря, очень необычная девушка.
– Что же ты удивляешься. Русские корни. Они, как и этот милый акцент, всегда делают образ трогательным и цельным.
– Это скорее литература, – рассмеялся Майлз, но было видно, что эти слова Гроува ему приятны. Словно Летти уже принадлежала ему и похвала в ее адрес добавляла ему признания.
Зал был набит битком. Люди даже стояли в проходах, хотя это запрещалось правилами. Перед началом показа съемочную группу окружили журналисты – казалось, что в этот момент все они собрались именно здесь, на пороге этого здания, где проходили конкурсные показы. Хитроумная стратегия Гроува дала свои плоды – все хотели посмотреть на Анну, которая впервые за долгое время показалась на публике. Все хотели посмотреть на Дика, который, по слухам, прилетел из Штатов на один день и жил затворником отдельно от съемочной группы. Всем хотелось проверить слухи, которые распространялись вроде бы сами по себе: правда ли, что Анна и Дик состоят в связи, правда ли, что Гроув, профинансировавший фильм с участием жены, подает на развод, правда ли, что режиссер имеет отношение к молодой художнице, которая работала в картине. Этот последний факт оказался неожиданным для самого Майлза – он, увидевший утром свежую газету со сплетнями о себе, выразительно посмотрел на Гроува. Тот так же выразительно развел руками – мол, подслушали… Что ты хочешь, это такая публика! Майлз усмехнулся и покрутил головой – Гроув делал деньги, Гроув шел к своей цели, и все, что помогло бы в этом, все он использовал. Майлз давно отвык обижаться на окружающих его людей, он давно привык считать виноватым себя. «Сам дурак – незачем было о ней рассказывать!» – буркнул он себе под нос. Сейчас он чувствовал, что должен объясниться с Летти, которая тоже, несомненно, увидит эту газету.
Но времени у него не было – просмотр начинался в два часа. Усевшись на отведенные им места, все затихли. Одно дело – ожидать решения жюри, волноваться, и совсем другое – смотреть в зале фильм, который дался с таким трудом. Смотреть то, что еще месяц казалось почти гениальным, а сейчас может оказаться бездарным. Они затихли, даже Гроув, даже Майлз, который никогда не терял присутствия духа и чувства юмора. Но вот закрылись двери, погас свет, на экране появились первые титры… Анна вздохнула и взяла за руку мужа. Она понимала, что из всех участвовавших в этом проекте именно он терял больше всего. И именно он приложил больше всего усилий, чтобы сегодняшний день закончился триумфом. Все остальные почти ничего не теряли, а если выигрывали – то очень многое. Анна на время забыла про Дика, который сидел тут же, рядом, с другой стороны. Она забыла обо всем.
Писатели не любят перечитывать написанное, художники прячут с глаз холсты, композиторы «теряют» партитуры. Актерам и режиссерам несколько сложней – они участвуют в коллективном творческом процессе, а потому просто так не открестишься от того, что сделал. Тем более что рядом с тобой может быть тот, для кого роль – его звездный час. Это ты сыграл плохо, а вот твой партнер как раз был на высоте. Кино – вещь непростая. Анна уже забыла обо всем, что так ее тревожило еще два часа назад. Она забыла о ревности, об обиде на Дика, она забыла даже про самого Дика. Она смотрела на экран и не узнавала себя. Это была не она – это была другая женщина, которая не стеснялась морщинок, не стеснялась намечающейся полноты, эта женщина не прятала рук – руки сорокалетней женщины не могут быть безупречны, как ни ухаживай за ними. Камера была внимательна к ней, к этой женщине, которая жила в Париже и боялась пустить в свою душу любовь. Анна понимала, что Майлз снял картину о времени, о его беспощадности. И одновременно Майлз снял картину о том, что власть человека все равно выше власти времени. Власть человека, власть его духа все равно побеждает. Только победа эта достается ценой жизни.
Анна смотрела на экран, словно не знала сюжет, словно не читала сценарий. Она смотрела так, словно наблюдала за страстью, которая подчиняет людей и которая делает их жизнь невозможной. Анна смотрела трагедию чувств, которую сыграла сама и которая в финале превращается в сказку о прекрасной любви. «Какая музыка!» – восхищенно думала Анна, вслушиваясь в знакомую мелодию. Она ее слышала еще до начала съемок, но она и представить не могла, как это будет выглядеть на экране – прекрасный город, музыка, любовь. Анна вдруг почувствовала, как комок подступил к горлу. Она сжала руку мужа и вдруг поняла, что зал досматривает фильм точно так же – сдерживая слезы. «Господи, я же просила – никаких «соплей»!» – подумала она про себя, но это было кокетство. Фильм был красив, серьезен и наполнен любовью. И все в нем было гармонично – от прекрасных лиц до великолепных городских пейзажей и костюмов.
Зажгли свет. Еще бежали заключительные титры на экране, а зал уже стоя аплодировал. Это были не случайные вежливые хлопки кинематографических зевак. Здесь собрались профессионалы, здесь собрались ценители и завистники, здесь собрались люди, обладающие вкусом и снявшие шедевры. Все они стояли и аплодировали. Тогда на сцену поднялась съемочная группа. Майлз, Дик, Анна, остальные актеры, Летти Ломанова, ассистенты режиссера и, наконец, Гроув – все они выстроились в шеренгу на сцене и, улыбаясь, ждали, пока не закончатся овации. Анна вдруг поймала взгляд Дика. Ей показалось, что его взгляд был растерянным. Она улыбнулась ему ободряюще. «Это я принесла тебе удачу!» – горделиво подумала она. Сейчас почему-то она забыла о том, как Дик сыграл свою роль.
С фестиваля они увозили главный приз. Была ли это заслуга Гроува? Несомненно. Стив Майлз снял отличный фильм, Анна и Дик прекрасно сыграли свои роли, художники, декораторы, Летти Ломанова, создавшая все костюмы, превратили фильм в яркое зрелище. Но именно Гроув привлек внимание ко всему этому. Стив Майлз отдал должное деловой хватке Гроува.
– Это ваш приз! В первую очередь – ваш! – Во время праздничного ужина Майлз поднял бокал с шампанским и поклонился в сторону продюсера.