Страница 132 из 148
— Примерно месяца через два.
— С тех пор он Вивьена не видел?
— Нет.
— А эту женщину?
— Тоже.
— Ему не приходилось слышать, чтобы Вивьен называл ее по имени?
— Нет. Похоже, он больше ничего не знает.
Из этого следует, если, конечно, Жюльен не напутал в датах, что Вивьен бросил семью и мастерскую не для того, чтобы стать клошаром. Он ушел из-за женщины. Очевидно, рассчитывал начать новую жизнь.
Но почему же он появлялся в этом квартале? От «Сирано» до его мастерской метров двести, а до дома, где осталась жить его жена, меньше километра.
Неужели он не боялся, что его узнают? Ему, что же, было все равно? Уж не объявил ли он жене, что навсегда уходит к другой? Может, в этом причина ожесточенности г-жи Вивьен?
— Во второй половине дня поезжайте обратно и продолжайте опрашивать людей. Может быть, в «Сирано» есть и другие пожилые официанты. Или хозяин…
— Хозяину нет и тридцати. Он унаследовал пивную от отца, который переехал жить в деревню.
— Узнайте, куда.
— Будет сделано, шеф.
— В квартале есть маленькие гостиницы. Их тоже нужно обойти. Найти квартиру в Париже в то время было практически невозможно.
Мегрэ знал: кончится тем, что он сам поедет в «Сирано» и сам будет рыскать в квартале Рошешуар.
Он съездил домой, позавтракал; вернувшись, позволил себе выпить аперитив в пивной «Дофина» и поймал такси.
В половине третьего Мегрэ, как он и думал, стоял у террасы «Сирано». На площади Бланш царило оживление: подъезжали автобусы, проходили кучки туристов с фотоаппаратами через плечо. Все или почти все снимали «Мулен-Руж», находившийся рядом с пивной.
На террасе было полно народу: ни одного свободного места. Ловко лавирующие между столиками официанты — всего трое — оказались довольно молодыми, но в полутемном зале Мегрэ заметил еще одного, явно за шестьдесят.
Комиссар вошел, сел на диванчик.
— Кружку пива.
Торранса он с собой не взял: ему было несколько неловко за свой чрезмерный интерес к Марселю Вивьену.
— Вас зовут Жюльен? — спросил он, когда официант принес заказ. — Это с вами разговаривал утром один из моих людей?
— А вы — комиссар Мегрэ?
— Да.
— Для меня большая честь познакомиться с вами. Но я ведь рассказал вашему инспектору все, что знал.
— Ваши воспоминания точно относятся к сорок пятому году?
— Да. Заявляю с полной уверенностью: как я уже говорил, это было мое первое место официанта.
— Значит, конец декабря — начало января?
— Так уж точно я не стал бы утверждать. В конце декабря из-за праздников такое столпотворение, что времени рассматривать клиентов нет.
Жюльена позвали к столику во втором ряду, он принял заказ и принес две кружки пива.
— Извините, но в зале я один. Остальные на террасе. О чем я говорил? Ах да, это было в январе… А также, пожалуй, в феврале: я привык к парочке, а для этого нужно время.
— У вас нет никаких сомнений, что это был Вивьен?
— Фамилии его я не знал, но определенно это он почти каждый вечер приходил сюда вместе с хорошенькой женщиной.
— И, как правило, после закрытия кино?
— Да. Не знаю почему, но меня это удивляло.
— Вы узнали бы эту женщину?
— Видите ли, женщину через двадцать лет узнать трудней…
Тут он что-то припомнил.
— Нет, эту я узнал бы.
— Почему?
— У нее на щеке была маленькая вишневая родинка.
— На левой или на правой?
— Погодите… Они почти всегда сидели вон за тем столом. Значит, обслуживая их, я видел ее левую щеку.
Ему опять пришлось прервать разговор и заняться новым клиентом, который заказал рюмку водки и воду.
— Вы никогда не встречали эту женщину с кем-нибудь другим?
— Нет. Не припоминаю. Думаю, что обратил бы внимание: я привык к ее внешности и манере одеваться.
— А как она одевалась?
— Всегда в черное. Черное шелковое платье, черное пальто с меховым воротником.
— Машина у них была?
— Нет, они приходили пешком: видно, идти было недалеко…
— А случалось им брать такси?
Стоянка была как раз напротив пивной.
— Вот не знаю.
— Скажите, вы не заметили, не направлялись ли они, выйдя отсюда, к метро?
— Нет. Думаю, жили по соседству. После полуночи все выглядит иначе: кабаре заполняют иностранные туристы. Мы тут, как на другом берегу. Между этой и той стороной бульвара — большая разница.
Жюльен вдруг хлопнул себя по лбу.
— Что это я вам наплел?.. Это же не в сорок пятом было. Конечно, в сорок шестом. В сорок пятом я еще служил коридорным в «Гранд-отеле».
Жюльена позвали к столику рассчитаться. Но прежде чем отойти, он сказал:
— Люблю этот район. Он совсем другой, чем остальной Париж. Во дворах тут еще сохранились мастерские ремесленников. Живет много служащих, чиновников, мелких торговцев, мелких рантье, которые слишком привязаны к Монмартру, чтобы уехать доживать свой век в деревне… Вам что-нибудь еще угодно?
— Нет, благодарю. Если вдруг вспомните что-то интересное, будьте добры, позвоните на набережную Орфевр.
— Сейчас, сейчас — успокоил он четырех новых клиентов, громко выражавших нетерпение.
На западе стали собираться тучи, но восточная сторона неба оставалась еще чистой. Время от времени налетали порывы ветерка.
Мегрэ неторопливо попивал пиво, поклявшись в душе, что эта кружка на сегодня последняя. Он уже собирался расплатиться, как вдруг к нему обратился сосед, толстый краснолицый старик с тремя подбородками и огромным брюхом.
— Простите, я не ошибся? Вы — комиссар Мегрэ? Позвольте тоже сообщить вам кое-что. Я на Монмартре родился и прожил всю жизнь. Держал лавку на бульваре Рошешуар, торговал рамами для картин. Уже три года, как закрыл торговлю, но сохранил старые привычки…
Мегрэ с любопытством смотрел на старика, не понимая, куда он клонит.
— Я тут нечаянно подслушал ваш разговор с официантом. Если не ошибаюсь, речь шла о клошаре, которого убили в пустом доме у рынка? Я внимательно рассматривал его фотографии в газетах и уверен, что не ошибся.
— Вы знали его?
— Да.
— Недавно видели?
— Нет. Почти двадцать лет назад. Я точно узнал его по фотографии, где он без усов.
— Бывали у него в мастерской на улице Лепик?
— Нет. Если верить газетам, ее больше не существует. Как и Жюльен, я встречал его в тысяча девятьсот сорок шестом году.
— Когда именно?
— Если не ошибаюсь, начиная с февраля. И встречал регулярно в течение полугода.
— Он жил рядом с вами?
— Где они жили, он и его подруга, не знаю, но обедали они в том же ресторане, что я. «Для гурманов», улица Данкур. Это маленький ресторанчик, где бывают, как правило, только завсегдатаи. Там всего с полдюжины столов. В конце концов мы познакомились.
— Вы уверены, что это продолжалось полгода?
— Я видел их в августе, перед тем как уехать на три недели на Лазурный берег.
— А по возвращении?
— Я по привычке поискал их глазами, но их не было. Спросил у Бутана, хозяина, что слышно о них, но он ответил, что они внезапно перестали приходить.
— Может быть, тоже поехали отдохнуть?
— Нет. Тогда бы осенью они возвратились. Я больше не встречал их ни на бульваре, ни на соседних улицах.
Рассказ этого человека — вне всякого сомнения, правдивого и, похоже, обладающего прекрасной памятью, — взволновал Мегрэ. Если сопоставить его показания с показаниями официанта, то получается, что, бросив жену и дочку, а также мастерскую на улице Лепик, Марсель Вивьен сошелся с молоденькой женщиной, не дав себе труда даже переселиться в другой район.
В течение двух месяцев они довольно регулярно заходили после кинематографа в «Сирано». До середины августа их видели в маленьком ресторанчике на улице Данкур, квартала три отсюда.
На что они жили? Были ли у Вивьена сбережения? Неужели он ничего не оставил жене и дочке?
Надо было об этом спросить у г-жи Вивьен, поскольку дочь может и не знать. Но ответит ли она?