Страница 19 из 20
«Между Большим Ай-Данилем и Малым Ай-Данилем Джексона находится Ай-Даниль Беркгейма – один из лучших виноградников побережья. Он содержит 60 тыс. лоз – Пинофлери, Бургундское и Рислинг. Большой Ай-Даниль графа Воронцова насчитывает 72 тыс. лоз. Лучшие сорта производимых им вин – это Бургундское, Бордо, достаточно близкое к оригиналу, Алеатико и др. Но все вина Ай-Даниля, даже вина барона Беркгейма, приобретают вкус испанских вин, который становится со временем все сильнее[74].
Проезжая Ай-Даниль, я обратил внимание на виноградник барона с его красивым владельческим домом, очаровательным садом, прекрасным видом. Барон Беркгейм, почитаемый и уважаемый всеми, кто его знает, сохранил от своих прежних мистических увлечений лишь истинное, чувствительное благочестие. В остальном он много занимался своим владением и сумел добиться того, что оно производило лучшие вина Крыма»[75].
Проблемы, с которыми сталкивались виноделы Крыма в попытках произвести вино, которое выдержало бы конкуренцию с зарубежными винами, тонко проанализировал Дюбуа, хорошо знакомый с культурой виноделия у себя на родине, в Невшателе, «самом французском» кантоне Швейцарии. В главе «О виноградниках и винах Крыма» своего «Путешествия в Крым» он отмечает, что владельцы не щадили затрат на приобретение лучших лоз и привлечение специалистов. Однако вино, приготовленное из винограда, выросшего на новой почве, со временем претерпевало изменения.
«Когда на новой плантации на исходе трех-четырех лет начинают созревать гроздья, выжатое из них вино довольно хорошо выявляет качества первоначального растения; порой это вводит в заблуждение: я пил эти новые вина, которые, казалось, предвещали полный успех… но то была иллюзия: уже через пару лет природа вина меняется, из года в год это отличие все более заметно, и по истечении 8-10 лет это уже не Бургундское или Бордоское, но особое вино, более крепкое, более градусное, чем оба эти сорта, но менее тонкое. Виноградники большого Ай-Даниля графа Воронцова, посаженные в 1826 г. из саженцев, вывезенных из Франции, и расположенные также в Ай-Даниле виноградники барона Беркгейма подтверждают эти наблюдения даже там, где саженцы ни с чем не смешаны. На других виноградниках не придерживаются столь строго этого разделения между растениями различного происхождения, и насаждения состоят вперемешку из большого Бургундского, Пино-флери, Рислинга, Бордо, Кокура: это последнее растение неизвестного происхождения производит крепкое вино в изобилии; когда за ним ухаживают, оно приобретает, по словам знатоков, очень приятный вкус и букет, благодаря которому считается изысканным даже в старой Европе, именно потому, что полностью отличается от других известных вин. Посадили также некоторое количество Алеатико; ведутся испытания старых крымских сортов из качинской долины.
Виноград, который, по-видимому, в наименьшей степени утрачивает свои первоначальные качества с переменой климата, – это Рислинг с берегов Рейна. Он особенно распространился в долине Алушты, где сланцевая почва… по-видимому, больше ему подходит, напоминая качества родной ему почвы. В Мисхоре, у г-на Льва Нарышкина, также засадили участок Рислингом, который в 1834 г. произвел очень хорошее вино с тонким вкусом, хотя и без изысканных качеств рейнских вин; но лишь время покажет, сохранятся ли эти качества или возобладает тенденция, свойственная остальным винам побережья.
В целом все это доказывает, что вина крымского побережья находятся пока в переходном состоянии и не могут иметь стабильной репутации, которая сложится лишь по истечении ряда лет… Без сомнения, они будут представлять собой нечто среднее между тонкими винами севера и насыщенными креплеными (gros vins spiritueux) винами юга. Но в Крыму столько разновидностей климата, почв, экспозиций, что я не сомневаюсь: если не удалось добиться от твердых земель (terres fortes) крымского побережья качеств тонких вин, которых от них ожидали, то это можно сделать в другом месте»[76].
Дюбуа де Монпере много общался с бароном Беркгеймом, вместе они посетили Херсонес, делясь философскими размышлениями на тему «мимолетности славы мирской». Умозрительные размышления содержат и немногие сохранившиеся письма барона Н.Н. Раевскому-младшему и князю А.Н. Голицыну.
Семейные отношения четы Беркгейм – домыслы и факты
Вернемся к семейным отношениям четы Беркгейм, располагая теперь точными датами, которыми помечены письма. Выше мы упомянули, что первые письма Беркгейма отправлены из Кореиза, где он проживал вместе с женой, от которой постоянно передавал приветы. Где-то в 1833–1834 гг. его владения в Ай-Даниле, благодаря Воронцову, расширяются, и барон, увлеченный своими опытами, перебирается туда, строит дом. Однако жена за ним не последовала, она осталась верна кн. А.С. Голицыной, и это обстоятельство было воспринято окружающими как некая странность, вплоть до того, что княгиня якобы тиранически удерживала Жюльетту от общения с мужем. Известно, что порой слухи, передаваемые устно, обладают свойством обрастать новыми, преувеличенными, а то и вовсе вымышленными подробностями. Сошлемся на «Воспоминания Каролины Эшлиман», дочери архитектора, которые были записаны спустя полвека после кончины княгини, причем сама она с Анной Сергеевной и Жюльеттой не встречалась.
«Властолюбивая и властная кн. А.С. Голицына часто вмешивалась в семейные отношения окружающих ее лиц, – рассказывала Каролина. – Барон Беркгейм не раз жаловался моему отцу на своенравную княгиню, что та сеет раздоры между супругами Беркгейм. Баронесса постоянно пребывала в Кореизе, барон обычно жил у себя на даче, в Судаке (?!) подле генуэзской крепости. Каждый раз, как он приезжал в Кореиз, кн. Голицына принимала все меры к тому, чтобы он не оставался наедине с женою… В конце концов, эти раздоры закончились полным разрывом между супругами Беркгейм. Барон уехал в Германию (?!) и уже не вернулся к жене. Там он вскоре и умер (?!)»[77].
Теперь, когда в нашем распоряжении датированные документы в виде писем, мы видим, что вся событийная канва этого рассказа ошибочна. Отсюда меньше доверия к сообщениям о «коварстве» княгини, хотя вполне можно допустить ревность и желание одинокой пожилой женщины удержать при себе дочь своей покойной подруги, «ангельскую Жюльетту».
Приведем еще один отрывок из воспоминаний баронессы Марии Боде (кстати, проживавшей в Судаке – вероятно, отсюда и возник Судак как якобы местопребывание барона Беркгейма, в рассказе К. Эшлиман). В этом сообщении по крайней мере барон умирает не в Германии, а в Крыму и жена присутствует при его кончине. Однако и здесь ее якобы сопровождает княгиня: «Никто не мог понять ее связи с Голицыной, тем более что баронесса была очень доброй и любила своего мужа. Когда барон заболел, Жюльетта поспешила к нему, но с княгиней»[78].
Это неверно, она уехала к больному супругу одна, ухаживала за ним, призвала священника и сама закрыла ему глаза, а затем распоряжалась на похоронах. Княгиня оставалась дома, о чем свидетельствуют ее письма другой Каролине – Собаньской:
«Барон Беркгейм скончался вследствие тяжелой болезни. Мое «второе я» оставило меня, чтобы ухаживать за ним. Впервые за 17 лет мы расстались! Я не просто одна; я печальна, беспокойна и очень страдаю»[79].
74
Дюбуа де Монпере Фр. Указ. соч. С. 171, прим.
75
Там же. С. 171, 181.
76
Там же. С. 104.
77
Воспоминания Каролины Эшлиман // Русский Архив. 1913. – С. 339.
78
Из воспоминаний баронессы М.А. Боде // Русский Архив, 1882. Кн. 2. № 3. – С. 123–129.
79
Jacob P.L. bibliophile (Lacroix P). Madame de Krudener. Ses lettres et ses ouvrages inédits. – P., 1880. – P. 207.