"На краю неба"

— Извини, что наговорила тебе вчера столько грубых слов. Я не хотела тебя обидеть, это вышло…

— Случайно? — закончил он за нее.

— Случайно, — конечно, подтвердила. Не признаваться же, что оскорбила его намеренно.

— Под влиянием очень сильных эмоций.

— Бывает, — простое согласие с его стороны немного смутило Катю. — С тобой такое случается, но я рад, что ты понимаешь, что это было…

— Некрасиво?

— И некрасиво тоже.

Катя вдруг испугалась, что Дима разочаруется в ней, и мысль эта отозвалась внутри неожиданной болью.

Разочарование очень разрушительно. Оно, как яд, убивает все доброе и хорошее.

— Выбирай, что ты будешь.

Наверное, официантки в таких заведениях умеют читать мысли. Не успел Крапивин и взгляда поднять, как около их стола возникла улыбающаяся и готовая принять заказ девушка.

Катя заказала первое, что попалось на глаза. Есть совсем не хотелось. Все еще не представляла, в какую сторону повернет их разговор, и это заставляло ее волноваться. И все же можно попробовать говорить о чем-то нейтральном. О том, что интересует Диму, например.

Какое-то время Кате удавалось придерживаться выбранной линии, но бесконечно ходить вокруг да около невозможно, а Дима точно ждал, пока она сама устанет от пустословия.

— Я не специально, так получилось, — почему-то снова начала оправдываться она, раскрывая клатч из лаковой кожи. — Правда. Я же не знала, что мы именно сюда придем. Так что вот… — достала брелок в виде кроличьей лапки, — миру мир, в общем. Это тебе на счастье. Говорят, помогает.

— Кроличья лапка?

— Или заячья…

— Что мне с ней делать?

— Не знаю, — пожала плечами, — прицепи на телефон.

— Катя, — рассмеялся он, — дикость какая.

— Вообще дикость, Крапивин. Но нельзя отказываться от такого знака внимания, ты же понимаешь.

— Нельзя.

— Я же с душой выбирала.

— Даже не сомневаюсь.

— Ее везде с собой надо носить, тогда она принесет удачу.

— Можно я буду этот подарочек из кармана в карман перекладывать?

— Нет, прицепи на телефон. Тогда точно всегда с тобой будет.

— Кроличью лапку. На «Верту».

Катя снова улыбнулась, но в этой улыбке не было привычной иронии, а мелькнула легкая задумчивость.

— Давай я сама. — Взяла со стола телефон, собираясь прицепить на него брелок. — И не смей снимать, а то у нас снова война начнется. И не смотри на меня так, я все равно не буду с тобой разговаривать.

— А что ты сейчас делаешь?

— Ужинаю с тобой. А за ужином принято болтать о всякой доброй ерунде.

— Нет, Катюша, если сегодня мы поговорим с тобой о всякой доброй ерунде, то завтра на каком-нибудь другом ужине ты вместо жареного осьминога съешь меня.

— Кстати, мне что-то не очень этот осьминог.

— Я настаиваю. — Он настаивал таким мягким взглядом, что у Кати под ложечкой засосало, как от голода.

— Она приезжала к тебе? — наконец решилась спросить прямо обо всем, что ее волновало.

— Кто она? Вокруг меня масса женщин, с которыми я так или иначе контактирую или сотрудничаю. Они приезжают и уезжают, приходят и уходят.

— Агата.

— Мы виделись по работе.

— И только? — переспросила Катя с недоверием.

— Ты с ней спал?

— С ней — нет. А почему тебя так волнуют мои связи? Мы же с тобой просто переспали, у нас было и было. Ты же так мне сказала тем утром. Или я что-то путаю?

— Ох, не провоцируй меня, Дима, — устало откликнулась она и отложила вилку.

— Я не провоцирую, а уточняю.

Крапивину удалось задеть ее за живое, и Катя немного разозлилась:

— А что я должна была тебе сказать? Дима, брось ее?

— Когда не знаешь, что сказать, лучше молчать. Тем более я в подобных подсказках не нуждаюсь.

— А что ты сказал Агате?

— Сказал, чтобы она возвращалась обратно, у нее в России много дел.

— И как она это восприняла?

— Спокойно.

— И все? Даже не попыталась тебя придушить или отравить со злости?

Дима рассмеялся:

— Не попыталась.

— По-видимому, она просто надеется, что ты вернешься, что сейчас у тебя просто временное помутнение рассудка. Небольшое помешательство.

Крапивина позабавили ее слова. Катя даже не представляла, как она права про помутнение рассудка и помешательство.

— Она подстилка, Дима. Дешевка. Она все будет терпеть, лишь бы не потерять твое покровительство.

— Катрин, ты очень нежная и красивая, тебе не идет такая грубость.

— Тебя задевает, что я так ее назвала? — пропустила мимо ушей его комплимент.

— Я тебя сюда пригласил не для того, чтобы свою бывшую обсуждать. Мы давно расстались. Еще до того, как я уехал из России.

— Правда?

— Чистая.

— Я не знала.

— Тебя так расстроило, что Агата виделась со мной? Если так скучала, почему не сказала? Я бы купил билеты, встретил тебя… прилетела бы ко мне в гости… Но ты два месяца убеждала меня, что я тебе не так уж и нужен.

— Я по тебе всегда скучаю, Крапивин. Даже когда готова обматерить по телефону. Я не хочу это есть, закажи мне что-нибудь другое. Вкусное. Ты здесь часто бываешь и все знаешь.

— Что ты хочешь?

— Тебя, Дима. Жареного на гриле. С хрустящей корочкой. В каком-нибудь медово-апельсиновом соусе.

— Хорошо, гриль так гриль, — коротко согласился он и открыл меню. Пробегая глазами по странице чему-то вдруг улыбнулся, будто там между строк было что-то для него написано.

Ему всегда нравилась импульсивность Кати, ее искренность в проявлении чувств. Именно к этому тянулся, наверное, оттого что сам не всегда мог себе позволить такую эмоциональную открытость. Приходилось принимать решения, в которых эмоции неуместны. Порой эти решения и вовсе противоречили внутренним ощущениям. А Катька, да, сейчас готова выматерить, через пять минут снова будет обожать. Такую он ее понимал лучше, чем когда она надевала маску хладнокровия. Раздражало, потому что знал: это все напускное, и внутри у нее бурлит. Бесило, если начинала говорить не то, что на самом деле думала, при этом искренне веря, что он на это купился.

Вот как сейчас… В глазах ее появился холодок, движения рук стали какие-то слишком расчетливые, спина закаменела, а улыбка перестала светиться теплом, стала тщательной, выверенной.

Катю поразил его ответ. Все оказалось так просто, что не верилось. Так не бывает.

Дима расстался с Агатой.

Дима предлагает ей отношения.

— Продолжай, Катрин, а то я не чувствую себя в безопасности, все еще рискуя быть съеденным вместо этого негодного осьминога.

— Не уверена, что хочу продолжать.

— Крошка, кто не рискует, тот не пьет шампанского.

— Митенька, с тобой сопьешься так рисковать. Я тебе говорила, что мне не нравится эта игра. Я же тебе сразу сказала: не надо делать что-то из вежливости.

— Я не из вежливости.

— По-моему, я освободила тебя от всяких обязательств.

— Это да. Вот только ты почему-то забыла спросить моего мнения на этот счет: хочу ли я освобождаться.

— Знаешь, сужу по прошлому опыту. Хочешь откровенно?

— Весь вечер только и жду этих откровений.

— Когда мы в первый раз поцеловались, ты сказал, что тебе в голову вино ударило.

— Так если оно и правда ударило.

— Думаешь, я теперь буду дожидаться, что ты мне после первого секса начнешь рассказывать, как на тебя что-то там снова нашло? Вот я и освободила тебя от такой ответственности.

— Я не просил. Ты поторопилась. Я прекрасно знал, что делаю и почему.

— А если мы станем встречаться, ты мне тоже будешь изменять? Как Агате изменил со мной. Встречаться будешь со мной, а уедешь в Копенгаген и найдется там какая-нибудь…

— Я иногда не понимаю твоих шуток, — на удивление серьезно сказал Дима. Кажется, искренне. — Ты же не можешь серьезно так думать? Нет, моя Катя не может так думать. Это же бред.

«А я не понимаю тебя», — сказала про себя Шаурина.

Для него это бред, конечно. Но если задуматься, то только это в голову и приходит.