Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 71 из 75



«Ногу, говорите?

                                Вот смешно-то!»

И снова

               в тостах стаканы исчоканы,

и сыплют стеклянные искры из щёк они.

И снова

               пьяное:

                             «Ну и интересно!

Так, говорите, пополам и треснул?»

«Должен огорчить вас, как ни грустно,

не треснул, говорят,

                                      а только хрустнул».

И снова

                хлопанье двери и карканье,

и снова танцы, полами исшарканные.

И снова

               стен раскалённые степи

под ухом звенят и вздыхают в тустепе.

Только б не ты

Стою у стенки.

                             Я не я.

Пусть бредом жизнь смололась.

Но только б, только б не ея

невыносимый голос!

Я день,

             я год обыденщине пре́дал,

я сам задыхался от этого бреда.

Он

      жизнь дымком квартирошным выел.

Звал:

          решись

                        с этажей

                                         в мостовые!

Я бегал от зова разинутых окон,

любя убегал.

                        Пускай однобоко,

пусть лишь стихом,

                                     лишь шагами ночными —

строчишь,

                   и становятся души строчными,

и любишь стихом,

                                   а в прозе немею.

Ну вот, не могу сказать,

                                             не умею.

Но где, любимая,

                                 где, моя милая,

где

– в песне! —

                               любви моей изменил я?

Здесь

           каждый звук,

                                    чтоб признаться,

                                                                    чтоб кликнуть.

А только из песни – ни слова не выкинуть.

Вбегу на трель,

                             на гаммы.

В упор глазами

                             в цель!

Гордясь двумя ногами,

Ни с места! – крикну. —

                                               Цел! —

Скажу:

– Смотри,

                                  даже здесь, дорогая,

стихами громя обыденщины жуть,

имя любимое оберегая,

тебя

        в проклятьях моих

                                            обхожу.

Приди,

              разотзовись на стих.

Я, всех оббегав, – тут.

Теперь лишь ты могла б спасти.

Вставай!

                Бежим к мосту! —

Быком на бойне

                               под удар

башку мою нагнул.

Сборю себя,

                       пойду туда.

Секунда —

                     и шагну.

Шагание стиха

Последняя самая эта секунда,

секунда эта

                      стала началом,

началом

                невероятного гуда.

Весь север гудел.

                                Гудения мало.

По дрожи воздушной,

                                          по колебанью

догадываюсь —

                              оно над Любанью.

По холоду,

                    по хлопанью дверью

догадываюсь —

                             оно над Тверью.

По шуму —

                      настежь окна раскинул —

догадываюсь —

                             кинулся к Клину.

Теперь грозой Разумовское за́лил.

На Николаевском теперь

                                                 на вокзале.

Всего дыхание одно,

а под ногой

                      ступени

пошли,

              поплыли ходуном,



вздымаясь в невской пене.

Ужас дошёл.

                       В мозгу уже весь.

Натягивая нервов строй,

разгуживаясь всё и разгуживаясь,

взорвался,

                    пригвоздил:

– Стой!

Я пришёл из-за семи лет,

из-за вёрст шести ста,

пришёл приказать:

                                    Нет!

Пришёл повелеть:

                                   Оставь!

Оставь!

              Не надо

                              ни слова,

                                                ни просьбы.

Что толку —

                       тебе

                               одному

                                             удалось бы?!

Жду,

        чтоб землёй обезлюбленной

                                                              вместе,

чтоб всей

                  мировой

                                   человечьей гущей.

Семь лет стою,

                             буду и двести

стоять пригвождённый,

                                             этого ждущий.

У лет на мосту

                           на презренье,

                                                     на сме́х,

земной любви искупителем значась,

должен стоять,

                             стою за всех,

за всех расплачу́сь,

                                    за всех распла́чусь.

Ротонда

Стены в тустепе ломались

                                                  на́ три,

на четверть тона ломались,

                                                    на сто́…

Я, стариком,

                        на каком-то Монмартре

лезу —

             стотысячный случай —

                                                         на стол.

Давно посетителям осточертело.

Знают заранее

                            всё, как по нотам:

буду звать

                   (новое дело!)

куда-то идти,

                          спасать кого-то.

В извинение пьяной нагрузки

хозяин гостям объясняет:

– Русский! —

Женщины —

                         мяса и тряпок вяза́нки —

смеются,

                 стащить стараются

                                                     за́ ноги:

«Не пойдём.

                        Дудки!

Мы – проститутки».

Быть Сены полосе б Невой!

Грядущих лет брызго́й

хожу по мгле по Се́новой

всей нынчести изгой.

Саже́нный,

                      обсмеянный,

                                               са́женный,

                                                                   битый,

в бульварах

                     ору через каски военщины:

– Под красное знамя!

                                          Шагайте!

                                                           По быту!

Сквозь мозг мужчины!

                                           Сквозь сердце женщины! —

Сегодня

                 гнали

                                  в особенном раже.

Ну и жара же!

Полусмерть

Надо

          немного обветрить лоб.

Пойду,

             пойду, куда ни вело б.

Внизу свистят сержанты-трельщики.

Тело

        с панели

                         уносят метельщики.

Рассвет.

               Подымаюсь сенскою сенью,

синематографской серой тенью.

Вот —

            гимназистом смотрел их

                                                           с парты —

мелькают сбоку Франции карты.

Воспоминаний последним током

тащился прощаться

                                      к странам Востока.

Случайная станция

С разлёту рванулся —