Единорог

Дэнис снова поднял сеть. Сверкающая красная рыбка vyskol'znula из тени лилий, промелькнула среди темных водорослей и исчезла, Дэнис осторожно тянул сеть в воде. Рыбка снова появилась у края пруда, развернулась и приблизилась к ней. Дэнис сделал быстрое движение, и в следующий момент сеть была высоко поднята, полная влажной, сверкающей бьющейся рыбы. Земляничный Нос с всплеском шлепнулся в пластиковую банку.

-- Что ты сделаешь с ними? Ты же сказал, что не знаешь, куда пойдешь.

-- Ну, скорее всего, сначала я пойду через болото. Я знаю, там есть цыгане, они одолжат мне лошадь. Затем я поеду дальше, к большому дому, где работал когда-то. У них есть пруд, куда можно выпустить рыбу. А затем я, может быть, останусь в этом доме, а может, пойду дальше. Но рыбкам там будет хорошо, и я смогу навещать их ил и взять туда, где устроюсь. Видишь ли, -сказал он извиняющимся тоном, как будто Мэриан беспокоилась только о рыбе, -- если они останутся здесь, их непременно поймают журавли. Сетку сдует зимой, некому будет установить ее, и прилетят жу равли.

Мэриан сквозь слезы смотрела на неясные силуэты золотых рыбок, оставшихся в пруду.

-- Но, Дэнис, ты не можешь просто оставить меня. Ты должен поговорить со мной. Ты должен сказать, что не считаешь меня виновной. Ты должен сказать мне, что это было в какой-то мере к лучшему.

-- Это не было к лучшему. Но я, конечно, не виню тебя.

-- Видишь ли, -- быстро заговорила Мэриан. -- Я думала, что так лучше, Я не могла знать, что Питер утонет. Я должна была освободить ее. Я должна была позволить ей стать в конце концов самой собой. Держать ее взаперти, пока не приедет Питер, -- это значило бы уничтожить ее полностью. Было так ужасно держать ее пленницей... -- Мэриан знала, когда произносила эти слова, что она будет повторять себе то же самое много, много раз, возможно до конца своей жизни, но никогда больше не сможет сказать этого вслух другому человеку. Она с отчаянием обратилась к Дэнису, когда они оба стояли на коленях, как раскаивающиеся грешники на твердом камне: -- Дэнис, ты не можешь оставить меня так. Ты дол жен помочь мне, ты должен исцелить меня. Мне не следовало этого делать. Я должна была надеяться. Я убила ее... Дэнис покачал головой:

-- Мы все убили ее. И я больше всех.

-- Нет, нет, ты меньше всех.

-- Я не должен был оставлять ее ни на минуту. Мэриан тяжело вздохнула. Слова обвиняли ее.

-- Ты не мог знать...

-- О, я мог знать. Я должен был бояться, я и боялся. Но я не только любил, я и ненавидел. А ненависть разрушает любовь. Вот почему меня там не было, когда это было необходимо.

-- Я не понимаю. Кого ты ненавидел? И почему ты из-за

этого отсутствовал?

-- Питера.

Мэриан пристально смотрела на него, и он ответил ей прямым взглядом своих синих серьезных и печальных глаз, слегка безжалостных и безумных.

-- Не понимаю... -- сказала Мэриан.

-- Как ты думаешь, что в действительности произошло там, у моря, у подножия Дьявольской Дамбы?

-- Не знаю. Полагаю, вода... -- Она замолчала. Она по чувствовала, как сильно вспыхнуло ее лицо. -- Ты же не?..

-- Да. Стена обрушилась, я увидел это, когда выехал на дорогу. Я направил машину прямо в море. Я выскочил, когда она упала в воду. Он не очень-то проворный, и я думал, что машина утонет прежде, чем он выберется. К тому же он не ожидал этого. Но он начал выбираться. И мне пришлось вернуться в море и втолкнуть его обратно в машину. Напор воды удерживал дверь закрытой, и машина утонула...

Мэриан закрыла лицо руками, когда он только начал говорить. Потом она убрала руки и посмотрела на дом. Пустые окна вбирали яркий солнечный свет, и дом казался охваченным пламенем. Никого не было рядом, кто бы мог услышать то, что довелось услышать ей.

Дэнис встал. Он протянул руку, и она ухватилась за нее, чтобы тоже встать. Его рука была твердой, жесткой, как железо. Мэриан видела машину, погружающуюся в море, испуганного человека, пытающегося выбраться.

-- Ты так его ненавидел из-за того, что...

-- Из-за того, что видел в прошлый раз. И из-за того, что боялся за нее сейчас. Итак, ты видишь, Мэриан, вот твое ис целение.

-- Почему исцеление? -- Она повернулась, чтобы прикоснуться к нему, взяв его снова за руку. Ей не хотелось, чтобы он подумал, будто она отшатнулась от него после того, что он ей рассказал. Nна смотрела на него с благоговейным страхом.

-- Я должен был только любить, а не ненавидеть. Мне следовало остаться с ней и страдать вместе с ней, рядом с ней. Иного пути не было, и я знал это прежде. Но я позволил себе обезуметь от ревности из-за ее поступков, и я был не верен ей, поэтому я виноват больше всех. Вся вина переходит ко мне. Вот почему я должен уйти один.

-- Но разве это освобождает меня?

Он печально посмотрел на нее, ничего не отвечая, взял чемодан, а затем -- более бережно -- мешок, где находились рыбки.

Мэриан пристально смотрела на него, затем тихо сказала:

-- Да, теперь ты становишься Ханной. -- Она подошла к нему и после минутного колебания поцеловала шершавую материю на плече его пальто.

-- Прощай, -- он коснулся рукой ее щеки и отвернулся.

С тяжелым чувством Мэриан смотрела, как он идет по аду и выходит за ворота, громко лязгнувшие за его спиной.

Солнце становилось все более золотистым и окрасило склон холма в сверкающий шафрановый цвет.

Ее потрясли и напугали его слова, и в то же время она испытывала своего рода глубокое облегчение, которое, возможно, было всего лишь смирением. Всю свою жизнь она будет с небольшими изменениями проигрывать эту историю. После слов Дэниса у нее возникло странное чувство, будто все начинается сначала: насилие, дом-тюрьма, вина. Это еще существовало. Хотя Дэнис забирал все с собой. Он вобрал все это в себя и унес. Возможно, он завершит все для нее и остальных.

Мэриан медленно шла от края пруда. Она заметила, что одна из проволочных сеток не была положена на место, и толкнула ее ногой, возвращая в прежнее положение. Позже, без сомнения, прилетят птицы и съедят рыбу. Она медленно направилась к террасе.

На золотисто-желтом склоне холма появилась маленькая фигурка, карабкающаяся по тропинке вверх по направлению к болоту. Мэриан смотрела, как она удаляется. Это был последний отблеск света другого мира, в котором она так недолго и так неосознанно жила. Наблюдая за карабкающейся фигуркой, прилагая последние усилия воображения -- проникнуть в мир Дэниса, одиноко идущего вперед со своими рыбками в руке и ясным сознанием того, что он совершил, -- она припомнила рассказ о том, что в его жилах techet кровь фей, и не могла понять, был ли тот мир, в котором жила она, миром добра или зла, миром томительного страдания или игрой теней.