Ниша забытой жизни

Франсуа интуитивно потянулся к цепочке. Но Ву довольно грубо - видимо, мягче он не умел - оттолкнул его руку. Не спеша отодвинулся, медленно, неуклюже снял цепочку и молниеносно отправил ее в рот. Должно быть, за щеку. Затем снова придвинулся почти вплотную.

В проеме пещеры показались три силуэта. В руках одного был кусок сырого мяса. Двое других несли какие-то листья и шкуры. "Сменят постель и накормят? А они не так плохо воспитаны..."

Он едва успел поймать летящий к нему кусок мяса. Это была нога, похожая на кроличью. Ему даже показалось, что он ощущает тепло еще не остывшей жертвы.

- Я не ем сы... - Он запнулся.

Как дать понять, что сырого он не ест? Надо находить какой- то способ объяснения. Кивки и жесты, судя по всему, не подойдут: они начнут подражать ему, и только. Франсуа попробовал вспомнить, что делают животные, когда им дают непригодную пищу. Нюхают и отходят в сторону... Что ж, и ему нюхать?

Поразмыслив, Франсуа сморщился и отбросил мясо. Тут же один из сидящих бросился за куском и положил возле Ву. Тот откусил, пожевал и, еще не проглотив, уставился на Франсуа с явным недоумением и растерянностью.

"Чего доброго, подумает, что я вообще не хочу есть".

Похоже, так оно и было. Те двое, что пришли с листьями, приблизились и стали укладывать их на ссадины Франсуа. Один выбирал из пучка толстые стебли, выдавливал из них сок и капал на раны. Франсуа узнал алоэ. Второй очень забавно мял в ладонях листья, как бумагу, отчего те становились мягкими и влажными и хорошо приставали к телу. А самый молодой - почти безволосый - подошел к камню-чаше, без усилий поднял его и вынес из пещеры. И опять все это было проделано без каких-либо видимых сигналов или указаний. Хотя Франсуа чувствовал, что его появление скорее всего было для них событием из ряда вон выходящим, что они не были приготовлены к такого рода приемам. Значит, ориентировались мгновенно, по обстановке?

Тут он увидел в руке Ву темно-синюю, сморщенную ягоду, похожую на изюм. Как она у него оказалась - Франсуа не заметил. Старик, улыбаясь от уха до уха, приблизил ягоду к его рту. "Может, хвастается? А протяни я руку - тут же затолкает ее себе за щеку?"

Рука с ягодой коснулась его губ. Франсуа решил ждать и терпеть до конца. Ягода протискивалась к зубам. И тут человек не выдержал.

Он резко отстранил голову, стараясь не изобразить на лице того чувства брезгливости, которое испытывал. Опыт уже подсказывал: малейшее изменение мимики - и последует быстрая реакция. Возможно, самая неожиданная. Правда, пока эти существа расположены к нему, но... Сила каждого из них явно превосходит его физические возможности.

Франсуа, как мог, изобразил на лице радость и подставил ладонь. Тот понял его жест, ягода оказалась у Франсуа. Старик выразительно облизнулся и громко сглотнул слюну. "Ага! Дескать, угощайся, не пожалеешь..." И Франсуа рискнул...

Отвратительный вкус сдавил горло. Приторный, горьковато- сладкий... Он узнал его, но было поздно... Дыхание сбилось, тяжелый запах мутил сознание. "Что это? Еще одно обезьянье лекарство?" Он почувствовал, что клонится на бок. Сейчас рухнет... Франсуа вздрогнул, попробовал собраться, и в этот момент все исчезло...

ОБЕЗЬЯНА С СЕРЫМИ ГЛАЗАМИ

Франсуа пригнулся к гриве коня и пришпорил. От раскаленного добела неба щемило глаза. Рядом мелькали в галопе копыта - его спутник не отставал. Но эти быстроногие дьяволы! Словно у них не мышцы, а пружины! Он вытянул руку и попытался навести револьвер на один из бегущих впереди силуэтов. Они были так тонки, что, казалось, растворялись в струях поднимающегося от песка жара.

Выстрел!.. Нет, это стрелял не он. Его руки по-прежнему дрожат над холкой коня. Франсуа осаживает его.

"Вернемся, Боб! - кричит он спутнику. - Я чертовски хочу есть!"

Тот оборачивается. На его лице досада. Еще бы: Ставс редко промахивался. Если б не этот дикий зной!

"Есть? - вопит Ставс. - Ты с ума сошел! Они же могут уйти..."

... - Есть! - заорал Франсуа и зажмурился. Яркое небо в амбразуре пещеры слепит. Как? Он опять здесь, в каменном мешке? Но только что он мчал галопом по Калахари в какой-то жуткой погоне? В руке его был... Да, правая рука напряжена, и пальцы неестественно скрючены. Будто и вправду какой-то невидимый предмет зажат в ладони. Франсуа прекрасно помнил, что секунду назад держал наган. Да-да, прекрасный образец конца прошлого столетия. Отец очень гордился им. Это было изобретение его соотечественника.

Чушь какая-то! Франсуа видел этот наган очень давно, ребенком. Потом отец подарил его кому-то. Кажется, Бобу Ставсу, старому другу, с которым промышлял в молодости... Ах вот что? Все это приснилось Франсуа! Но если так, почему только что пережитая сцена так реальна, будто действительно была когда-то? Когда-то... Ну да! Ведь вместе с Франсуа был молодой Ставс. И вообще охота на аборигенов напоминала отцовские рассказы о той поре, когда слыл он сухопутным пиратом.

Только сейчас Франсуа заметил, что сидит. Значит, он очнулся почти в той же позе, в какой разговаривал со своим спутником. Он даже помнил, что последнее слово прокричал уже здесь, в пещере: "Есть!" Нет-нет, оно звучало иначе... По- французски? Нет! Святая Мария! Ведь они говорили со Ставсом на валлонском диалекте! [Валлонский диалект - диалект, на котором говорили в Южной Бельгии.] Но он не знает этого языка... И никогда не видел молодого Ставса. Это могло случиться с отцом, но не с ним...

Странный сон. После него остались два чувства - досада от промаха и голод. Второе, пожалуй, сильнее.

Франсуа зачерпнул пригоршню воды из каменной чаши и вдруг увидел, что рядом с нею лежат какие-то плоды. Попробовал дотянуться. Не получается. И он зарычал от злости и голода. Этот рык, хриплый и хищный, испугал Франсуа. Он узнал его. Это был голос отца. А вспенившаяся злоба шла оттуда, из сновидения. Досада охотника, упустившего жертву в песках Калахари. Она прорвалась сюда, в иное время, иную реальность, вместе с раздражением от того, что не достал он эти плоды. Но это был не он - другой человек.

Значит, там, во время охоты, был не Франсуа, а тот, чей голос испугал его только что? Его отец. Возможно ли, чтобы дух живого отца переселился в сына и перенес его в далекое прошлое, когда Франсуа и на свете-то не было! А ведь случилось именно так. Сейчас Франсуа был почти уверен, что с того момента, как Ву втолкнул в него эту отвратительную ягоду, и до истошного вопля "Есть!" он находился в прошлом молодого Лебера Удачника. В прошлом, которое могло сохраняться только в отцовской памяти.

Он опять припомнил то чувство, которое осталось от сна, - злость охотника, упустившего жертву. Нет, это не его чувство. Но оно очень свойственно отцу. Франсуа представил старого Лебера здесь, в пещере, в плену у полуобезьян, куда более диких и отсталых, чем любое из встречавшихся в Африке племен, и ему стало страшно от того, что рисовало воображение. Он мог поручиться, что это была бы кровавая сцена.

Но может быть, так было и с ним? Что он помнил о своем появлении здесь?

Франсуа взглянул на раны. И обомлел. На них не было листьев. Опухоль спала, ссадины и порезы покрылись плотными корочками. Он почти не чувствовал боли. Только на спине что-то стягивало кожу, будто пластырь.

А если попытаться встать? Нет, сначала он возьмет это... Франсуа потянулся к фруктам. Ел жадно, не чувствуя вкуса.

...Когда наконец поднялся, в пещеру вполз сумрак. Свет в проеме притягивал, как магнит, но ослабевшие ноги натыкались на камни и выступы. Пришлось пробираться, цепляясь за стену. Кружилась голова. Но Франсуа упрямо двигался к цели.

Вот он - край каменного мешка!

Перед глазами открылась картина... которую он уже видел!

Которую они видели! Он и Питер... После заката, когда солнце ослепило их... Вспомнил!

Это случилось на третий день после того, как Йоргенс нашел свою "малютку". Они поднимались по каменистому склону и к вечеру уперлись в сплошную стену гигантских базальтовых глыб.