Тигрушка (сборник)

Мы договорились, что если завтра так будет продолжаться, то вызовем ветеринара. Если, конечно, в Нормандии ветеринары работают по воскресеньям и приезжают на дом.

Утром – никаких звонков. Понятно, Ира после всей нервотрепки наглоталась лекарств и спит. Днем – никаких звонков. Ну, если Ира не спала всю ночь, то спит сейчас. Но почему молчит Лиза? Или не хочет меня расстраивать?

Самому их беспокоить? Я решил, что спущусь в Виллер, пройдусь по центру города и посмотрю на их окна. Если занавески открыты, зайду в квартиру.

Чтобы обойти центр Виллера – четыре улицы, – мне обычно надо минут пять. А сейчас сезон, тротуары забиты публикой, кафе и рестораны полны, а по улице маршала Фоша, которая с набережной подымается на холмы, на магистраль, ведущую в Cabourg и Caen, непрерывным потоком тянутся легковушки, пикапы, автобусы, мотоциклы с французскими, голландскими, немецкими, бельгийскими номерами – Европа едет проводить летние каникулы на живописных берегах Нормандии и Северной Бретани. Улица Фош, где балкон Ириной квартиры, даже осенью и зимой не очень тихая, а сейчас грохочет, рычит, гудит, лязгает. Я смотрю на Ирин балкон и замираю от ужаса. Над всем этим уличным хаосом по металлическим перилам балконов, которые охватывают несколько домов, уже не на Ирином доме, а на третьем от ее квартиры, преспокойно разгуливает Тигрушка!

Потом все-таки днем его старались не пускать на балкон, но к ночи, когда улица затихала, он ускользал на поиски приключений. Однако больше всего Тигрушку манила Ирина комната, окно которой выходило на глухой двор. И сразу, почти на уровне окна, крыши хозяйственных построек различной вышины. А под крышами какие-то пустые пространства, нам не видимые. Уличных машин в глухом дворе практически не слышно, зато над двором парят и перекрикиваются чайки. Для кота такой двор привлекательнее, чем московский Парк культуры и отдыха имени Горького с его аттракционами. Тут можно – бесплатно и никого не боясь – прыгать с крыши на крышу, охотиться на чаек (якобы), прятаться в каких-то неведомых нам тайниках под крышами. Возвращался он со своих прогулок очень гордый собой и смотрел на нас с укоризной: дескать, что же вы мне не говорили, что существует такая свобода! Во всяком случае, в Виллере Тигрушка проводил времени на свежем воздухе больше, чем Ира. Конечно, с помощью Лизы Ира могла спуститься на набережную, иногда даже посидеть на пляже на раскладном стуле. Сложнее было подниматься, хотя от набережной до Ириного дома метров шестьдесят…

Ладно, мы же договорились, что ведем рассказ не про Иру, а про Тигрушку. Итак, отныне каждое лето он отправлялся с Ирой в Виллер и на крышах под ее окном развлекался как хотел. Ни он, ни Ира не знали, что этих лет осталось раз-два и обчелся.

Летом 2013 года (цифру 13 никогда не любил) Алка сняла нам квартиру в Руаяне, то есть гораздо южнее Нормандии. Маша жаловалась, что мерзнет в Виллере, а в Руаяне ей было получше. Я же днем прятался от солнца и только вечером с удовольствием гулял по нарядным, широким, многолюдным набережным.

Е.в.м.! Я хотел сказать «елки – палки», так как мат в русской литературе запретили. Опять ушел в сторону! Где же Тигрушка? Тигрушка в Виллере, и я к нему и Ире приехал в августе на неделю. Про Тигрушку. Я заметил, что он гораздо меньше времени проводит на крыше, предпочитая Ирину постель или полку с бель ем в ее стенном шкафу. Ира объясняла это возрастом и тем, что он подстраивается под ее ритм жизни. «Какой у Тигрушки возраст? – подумал я. – Возраст скорее у меня. Я уж точно не могу прыгать по крышам и балансировать на перилах балкона». И потом Тигрушка не очень под нее подстраивался. Когда в девять утра я на кухне пил чай, Тигрушка терся об мои ноги, явно выпрашивая дополнительную порцию паштета. Об этой его маленькой нелояльности к хозяйке я Ире не сообщил. Ежедневно выводил Иру гулять, но ничего похожего на наши прежние прогулки. Лишь метров тридцать до ближайшей лавки и еще двадцать до кафе. И это по плоской торговой улице! И потом одно дело – слушать по телефону ее рассказы про бессонницу, другое дело – наблюдать воочию. Повторяю, у меня тоже возраст со свойственными для мужчин особенностями. В три часа ночи я просыпаюсь и, пардон, спешу в туалет. Бухаюсь на кровать, тут же засыпаю. В пять утра – повторение. Я сплю в Лизиной комнате, а туалет – рядом с Ириной. И в три ночи, и в пять утра Ира не спит. У нее горит настольная лампа, Ира читает книгу. Я делаю вид, что этого не вижу, а она будто не замечает моих хождений. И уж совсем мне не нравятся ее жалобы на утренние приступы удушья. Периодически, раз в четыре дня, она ощущает ком в груди, который растет, и ей кажется… Иногда она вызывает врача, очередные таблетки, а что толку?

Но ведь мы договорились, что рассказываем не про Иру, а про Тигрушку!

В пятницу вечером приехала Лиза. Тигрушка ликует. В субботу мы вчетвером – Ира, Лиза, Тигрушка и я – за праздничным столом отметили мой день рождения. Ира постаралась, приготовила разные вкусности.

Ночью в ее комнате света не было, дверь полузакрыта. Значит, подумал я, Ира спит, и, слава богу, может, все наладится.

Рано утром я пил чай на кухне. Ира спит. Лиза, у которой тоже проблемы со сном и бывали беспокойные ночи, по случаю моего приезда спала на диванчике в столовой, где мы вчера пировали, и, так как оттуда ни звука, видимо, будет спать до полудня. Остановись, мгновенье, ты прекрасно! Но это воскликнул доктор Фауст, который понимал толк в жизни. А я решил, что хватит злоупотреблять гостеприимством, Лиза мне по-царски уступила свою комнату, значит, пора сматываться. Пусть Лизаня отдохнет до понедельника на своей широкой постели. Остановись, мгновенье, ты прекрасно! Увы, недоступна мне была мудрость доктора Фауста, мелкие бытовые мыслишки шевелились в моей башке: часа через два Виллер загудит, забаламутит, народ попрет на пляж, а я, пока солнце не припекает, помчусь по пустынному авторуту в сторону Парижа. С возрастом я стал бояться пробок, глупо упускать такую возможность. (Точнее было бы сказать: «С возрастом я стал бояться. Точка».)

На кухне непонятно откуда – от Иры, от Лизы или из шкафа – появился Тигрушка, привычно потерся о мои ноги. Остановись, мгновенье, ведь потом долго будешь его вспоминать… Нет, далеко мне до тов. Фауста. Я шепотом объяснил Тигрушке, что сегодня кормить его не буду, оставлю это удовольствие для Лизы. Тигрушка, когда я читал ему свои нравоучения, избегал моего взгляда, смотрел в сторону. Но, кажется, он согласился, что в данном случае я прав. Скользнул за дверь и исчез в неизвестном направлении. А я собрал свою сумку, по-шпионски, без скрипа, открыл и закрыл входную дверь и уже минут через двадцать по верхней дороге Виллера рулил к авторуту на Париж.

В свободной Франции главная свобода – это свобода не работать. В Советском Союзе даже в травоядные времена Брежнева, если человек не работал несколько месяцев, его объявляли тунеядцем и ссылали за 101-й километр от столиц. Во Франции свобода – валяйся целый день кверху пузом, никто тебе худого слова не скажет. Правда, непонятно, на какие шиши покупать себе круассаны, вино и сыр, во Франции не у всех родители – миллионеры. В свободной Франции нет только одной свободы – свободы от поисков работы. Найти ее очень трудно, а если повезло, вцепляются в нее зубами.

Несмотря на высшее юридическое образование, Лиза трижды начинала свою трудовую карьеру, причем в разных профессиях. Дважды уходила по собственному желанию, ибо не видела никакой перспективы для роста. Опять искала и решилась на отчаянный шаг – поступила учиться на годичные, очень дорогие (Сережа из Москвы помог ей деньгами) курсы высокой моды. Поясняю: курсы готовили не топ-моделей, а топ-менеджеров. Мы с Ирой были в ужасе: слишком мал там профессиональный спрос, просто быть не может свободных вакансий. Получив диплом, Лиза по счастливой случайности проходила практику в самом престижном модельном доме Франции. Практика – это не работа, крошечная стипендия. Однако Лизу заметили и заключили с ней договор на полгода. Она бросилась в этот омут с энтузиазмом, вкалывала по шестнадцать часов в сутки, у нее были хорошие отношения с шефом и всем персоналом этого Дома высокой моды. Все были уверены, что Лиза теперь далеко пойдет. И вдруг ей не продлили договор… Как потом выяснилось, шеф Лизы испугался: не поставит ли самое высшее начальство Лизу на его место? И когда где-то в высших инстанциях высокой моды (а они, как ни странно, не в Париже, а в Лос-Анджелесе) утверждали постоянный состав парижской конторы, Лизин шеф умыл руки и не поддержал ее кандидатуры.