Вымирание

Мужчина отчётливо почувствовал, что разговаривает сам с собой. И продолжал, потому что боялся тишины, обволакивающей его, едва он замолкал.

- Это было очень символичное событие. В нашей стране начиналась так называемая перестройка, результаты которой вы тоже ощущаете на себе. Безусловно, крушение "Адмирала Нахимова" не могло затмить взрыв на Чернобыльской атомной электростанции, произошедший в апреле того же года. Однако оно всколыхнуло страну.

Теперь на Леонида смотрело только двое... и лучше бы они этого не делали - их взгляды окончательно лишились осмысленности.

- А знаете, что я думаю? - сказал мужчина, резко встав из-за стола. - Я думаю, что пересказывать эту историю десятки раз, делая упор на чудовищную трагедию - пустая трата времени. Хоть я учитель географии, могу с полной уверенностью заявить, что история не знает сослагательного наклонения. Что было - то было. Жертв нужно оплакивать, да, но нужно также делать выводы. Потому что гибель "Титаника" была не напрасной. Можно ли то же сказать об "Адмирале Нахимове"? Хотел бы я ответить утвердительно.

Сутурин всегда ограничивался стандартным рассказом о гибели этого парохода, и обычно большего не требовалось для привлечения внимания учащихся (катастрофы подсознательно интересуют людей, так или иначе). При этом он понимал, что говорит только часть правды, банальную часть. Сейчас он позволил себе не только отклониться от обычного плана, но и проявить излишние для учителя эмоции.

Принесло ли это результат? Нет!

- Да что с вами всеми сегодня? - выпалил он, отворачиваясь к доске и беря тряпку. Необходимости стирать сделанные им в начале урока надписи не было - он просто не мог больше смотреть в пустые глаза детей. - Наверное, я возьму на себя смелость и завершу наше занятие. Уж эта новость-то вас обрадует?

Послышалось шуршание одежды. Леонид подумал, что учащиеся встают, намереваясь покинуть класс, и обернулся.

Дети не поднимались - они заваливались. Кто уткнулся лицом в столешницу, кто откинулся назад, уставившись невидящими глазами в потолок, кто плавно сползал на пол.

Мужчина выронил тряпку и подскочил к ближайшему ребёнку, успев подхватить его.

- Макаров, что с тобой? - Леонид посмотрел на остальных учащихся, лишившихся чувств. - Что происходит?!

Он отметил, сколь холодна кожа мальчика и попытался нащупать у него пульс.

Не смог.

"Я просто сбит с толку, не могу сосредоточиться. Это наверняка болезнь. Простуда. Грипп. Поэтому они и потеряли сознание".

Ладони Сутурина разжались, и ученик повалился на пол. Безжизненная рука увлекла за собой тетрадь и ручку.

Мужчина отступил на шаг, в ужасе глядя на детей, а потом стремглав бросился прочь из класса, зовя на помощь.

Но ещё до того, как он заглянул в соседний кабинет и увидел там ту же картину, он знал, что никто не откликнется.

А потом снаружи раздался сильный грохот.

* * *

Это утро у Татьяны не задалось с самого начала. Сперва выяснилось, что её муж Евгений приболел - сильная головная боль и общая слабость могли указывать на множество хворей. По крайней мере, угрожающими эти симптомы не выглядели. Оставалось только порадоваться, что у него, сержанта милиции, сейчас отпуск и можно с полным правом не покидать постель.

Татьяна хотела побыть с супругом, благо, частная ветеринарная практика позволяла иметь гибкий график, но, как назло, к ней поступил вызов. Потом ещё один, и ещё - в целом около десятка. И это в течение пятнадцати минут! Люди жаловались, что их животные плохо себя чувствуют; некоторые также подмечали, что и сами не в лучшей форме.

Всё это казалось Татьяне подозрительным. При этом сама она не ощущала никакого недомогания, поэтому, вздохнув, по привычке быстро собралась, захватила свой неизменный саквояж и пошла за машиной.

И здесь её поджидал второй сюрприз - семейные "Жигули", нередко капризничавшие по пустякам, на этот раз решили играть по-крупному и наотрез отказались заводиться. Женщина немного разбиралась в матчасти, но у неё не было ни времени, ни тем более желания копаться под капотом. Остался один выход - общественный транспорт.

По пути к остановке Татьяна обратила внимание, сколь мрачно и болезненно выглядели люди, встречавшиеся ей. Беспокойство усилилось.

Меж тем жизнь в городе будто бы шла своим чередом, и автобус опоздал на свои обычные пятнадцать минут.

В видавший виды ЛиАЗ-677М набилось так много пассажиров, что Татьяна, моментально оттеснённая толпой к окну, могла пошевелить лишь кистями рук. Попытавшись выкроить себе хотя бы немного пространства, она оставила это бесполезное занятие.

Путь до ближайшего пушистого пациента предстоял недалёкий, однако женщину это не столько радовало, сколько раздражало - как, скажите на милость, она доберётся до выхода? Похоже, придётся подождать, пока салон хотя бы немного освободится. Вот и обилие вызовов на руку - ехать можно в любую точку города, по выбору.

Автобус медленно тащился по Зареченску. Время от времени Татьяне приходилось пользоваться общественным транспортом, поэтому она не понаслышке была знакома с поведением людей в подобных условиях. И очень удивилась, не заметив сегодня ничего этого: ни недовольного ропота, ни просьб "пробить билетик" или пропустить к выходу (как робких, так и откровенно хамских), ни даже обычных тяжких вздохов пассажиров, осознающих, что у них впереди ещё тысячи таких же поездок.

У Татьяны создалось впечатление, что все они двигались, только вынуждаемые силой инерции.

Неожиданно женщине остро захотелось покинуть эту душегубку. У неё не было клаустрофобии, но осознание того, что она не может толком пошевелиться и тем более выбраться на свежий воздух, поневоле рождало панику.

Посмотрев за окно, Татьяна поняла, что автобус приближается к мосту над железной дорогой - за ним остановка, где всегда сходит много людей.

"Нужно немного подождать, и станет легче. Уже совсем скоро", - успокаивала себя женщина.

ЛиАЗ сбросил и без того невысокую скорость, а потом, неуклюже повернув, принялся взбираться вверх. Двигатель страдальчески заревел, изо всех сил пытаясь затянуть на подъём перегруженную машину, которую по-хорошему следовало списать ещё год назад. Каждый следующий метр, казалось, преодолевался медленнее предыдущего.

А потом что-то произошло.

Стоящие вплотную к Татьяне люди обмякли и откровенно навалились на женщину. Воздух с шумом вырвался из её сдавленных лёгких одновременно со стоном боли. Лицо оказалось прижато к стеклу; в последний момент она успела повернуть голову и упёрлась в преграду не носом, а щекой.

Яростный рёв двигателя стих, сменившись клокотанием на холостых оборотах. ЛиАЗ стал замедлять ход.

- В чём дело?.. - выдавила из себя полузадушенная Татьяна.

Ответа не последовало.

Потерявший тягу автобус остановился на подъёме и покатился назад, снова набирая скорость.

Женщина в страхе смотрела на пассажиров, что были в поле её зрения.

Все они не двигались. Их глаза были закрыты, тела безвольно повисли, удерживаемые в вертикальном положении только благодаря крайней забитости салона.

ЛиАЗ уже разогнался задним ходом до сорока километров в час. Ещё несколько секунд, и мост закончится, а там... поворот, вписаться в который на такой скорости не получилось бы даже со здоровым водителем за рулём.

Задыхающаяся Татьяна яростно желала, чтобы авария произошла как можно быстрее.

Когда жуткая боль во всём теле и нехватка кислорода стали невыносимыми, автобус принял горизонтальное положение, покинув мост. ЛиАЗ немного развернуло на спуске, поэтому он съехал в кювет под углом. Накренившись, но упорно не заваливаясь набок, многотонная махина ещё некоторое время двигалась, раскачиваясь на неровностях, а потом на её пути встало дерево.

К этому моменту скорость упала, и всё-таки удар получился сильным. Татьяна по инерции сместилась вместе с остальной людской массой - головой прямо на поручень сиденья. Скрежет металла и звон разбившегося стекла стали последними звуками, которые женщина слышала, прежде чем потеряла сознание.