Страница 6 из 27
— И где же она?
— А где она, по-вашему, была? В Нью-Джерси, в том здании, которое кузен Тинки Холлоуэй купил у моих обанкротившихся преемников на средства от государственного займа и временного освобождения от налогов. В здании, где он построил шесть самолетов, так и не поднявшихся в небо, и восемь, что поднялись, но разбились, с сорока пассажирами каждый.
— Тогда… где же она теперь?
— Там, где я.
Он указал на другую сторону дороги. Сквозь вершины сосен Дагни увидела на дне долины прямоугольник аэродрома.
— У нас здесь несколько самолетов, и моя работа — содержать их в исправности, — сказал Сандерс. — Я — фермер и аэродромный служащий. Прекрасно делаю ветчину и бекон сам, без помощи тех, у кого раньше их покупал. Но они делать без меня самолеты не могут, как, впрочем, и свою прежнюю ветчину.
— Но вы… вы ведь не конструировали самолеты.
— Да, не конструировал. И не строил тепловозы, как некогда вам обещал. Со времени нашей последней встречи я спроектировал и построил всего один новый трактор. Сам. Вручную. Необходимости в массовом производстве не возникло. Этот трактор сократил восьмичасовой рабочий день до четырехчасового там… — его рука по-королевски широким жестом вольного человека указала на другую сторону долины, где Дагни увидела зеленые террасы висячих садов на дальнем горном склоне, — и там, на фермах судьи Наррангасетта, — его рука медленно двинулась дальше, к длинному, плоскому зеленовато-золотистому участку у начала ущелья, затем к ярко-зеленой полосе. — И там, на пшеничных полях и табачных делянках Мидаса Маллигана, — рука поднялась выше, к гранитному склону с обширными полосами блестящей от влаги листвы, — и там, на плодовых плантациях Ричарда Халлея…
Еще долго после того, как его рука опустилась, Дагни молчала, а затем сказала лишь:
— Ясно.
— Теперь верите, что я смогу отремонтировать ваш самолет? — спросил Сандерс.
— Верю. Но вы его видели?
— Конечно. Мидас немедленно вызвал двух врачей: Хендрикса для вас, меня для вашего самолета. Но работа эта будет дорого стоить.
— Сколько?
— Двести долларов.
— Двести долларов? — удивленно переспросила Дагни: цена показалась ей до смешного низкой.
— Золотом, мисс Таггерт.
— О!.. Хорошо, где можно купить золото?
— Нигде нельзя, — усмехнулся Голт.
Она резко повернулась и вызывающе взглянула на него:
— Как это нельзя?
— Нельзя там, откуда вы прибыли. Ваши законы это запрещают.
— А ваши нет?
— А наши — нет.
— Тогда продайте его мне. По своему валютному курсу. Назовите любую сумму — в моих деньгах.
— В каких деньгах? Вы неимущая, мисс Таггерт.
— Что???
Наследница Таггертов никак не ожидала услышать подобное в свой адрес, в какой бы точке планеты она ни находилась.
— Увы, но так оно и есть. В этой долине вы неимущая. У вас миллионы долларов в акциях «Таггерт Трансконтинентал», однако здесь вы не купите на них и фунта бекона.
— Ясно…
Голт улыбнулся и повернулся к Сандерсу:
— Принимайся за ремонт самолета. Когда-нибудь мисс Таггерт расплатится.
Он завел мотор и повел машину дальше. Дагни сидела, ни о чем не спрашивая; в горле стоял комок.
Полоса яркой бирюзы рассекла скалы впереди — дорога делала поворот; Дагни не сразу догадалась, что это озеро. Его недвижная поверхность смешивала голубизну небосвода и зелень поросших соснами гор в такой ясный, чистый цвет, что небо над ней казалось светло-серым. Между соснами несся бурный поток, шумно спадая по каменным уступам и исчезая в безмятежной воде. Неподалеку стояло небольшое гранитное строение.
Голт остановил машину, и тут же из открытой двери дома вышел человек в комбинезоне. Это был Дик Макнамара, некогда ее лучший подрядчик.
— Здравствуйте, мисс Таггерт! — приветливо сказал он. — Рад видеть, что вы не очень пострадали.
Дагни молча кивнула — это было словно приветствие былой потере и безрадостному прошлому, унылому вечеру и выражению отчаяния на лице Эдди Уиллерса, сообщающего о том, что Макнамара ушел. «Пострадала? — подумала она. — Да, но не в этой авиакатастрофе, а в тот вечер, в пустом кабинете…» А вслух произнесла:
— Что вы здесь делаете? Ради чего предали меня в самый тяжелый момент?
Макнамара с улыбкой указал на каменное строение и скалистый обрыв, по которому, исчезая в подлеске, шла водопроводная труба.
— Я занимаюсь коммуникациями. Забочусь о водоснабжении, линиях электропередач и телефонной сети.
— В одиночку?
— Раньше — да. Но за прошлый год нас тут стало так много, что пришлось нанять троих помощников.
— Кого? Откуда?
— Ну, один — профессор экономики, он не мог найти работу, так как учил, что невозможно потреблять больше, чем произведено; другой — профессор истории, не мог найти работу, так как учил, что обитатели трущоб вовсе не те люди, что создали эту страну; третий — профессор психологии, не мог найти работу, так как учил, что люди способны мыслить.
— Они работают у вас водопроводчиками и монтерами?
— Вас удивило бы, как хорошо они справляются.
— А кому остались наши колледжи?
— Какая разница? — Макнамара фыркнул. — Когда я предал вас, мисс Таггерт? Меньше трех лет назад, верно? Я отказался строить ветку для вашей «Линии Джона Голта». Где теперь ваша линия? А мои линии увеличились за это время от двух миль, проложенных Маллиганом, до сотен миль труб и проводов по всей этой долине.
Он увидел на лице Дагни выражение невольного восторга, высокой оценки профессионала; улыбнулся, взглянул мельком на ее спутника и негромко добавил:
— Знаете, мисс Таггерт, если уж говорить о «Линии Джона Голта», может быть, я-то как раз был ей верен, а предали ее вы.
Она посмотрела на Голта. Тот наблюдал за ней, но по его лицу прочесть ничего было нельзя.
Когда они ехали по берегу озера, Дагни спросила:
— Вы нарочно выбрали этот маршрут, да? Показываете мне всех людей, которых… — Она умолкла, ей очень не хотелось говорить это, и она закончила иначе: —…которых я потеряла?
— Я показываю вам всех тех, кого увел от вас, — спокойно ответил он.
«Вот откуда, — подумала Дагни, — этот отпечаток безвинности на его лице: он догадался и произнес те слова, от которых я хотела его избавить, отверг мою попытку смягчить фразу, как отверг и все то, что не основано на его ценностях, и полный гордой уверенности в своей нерушимой правоте похвастался тем, в чем я хотела его обвинить».
Дагни увидела впереди деревянный причал. На залитом солнцем пирсе лежала женщина, наблюдавшая за удочками. Услышав шум машины, она подняла взгляд, потом одним поспешным движением — быть может, слишком поспешным — вскочила на ноги и побежала к дороге. Она была большеглазой, с темными растрепанными волосами, в закатанных выше колена брюках. Голт помахал ей.
— Привет, Джон! Когда вернулся? — крикнула она.
— Сегодня утром, — ответил он с улыбкой и поехал дальше.
Дагни резко обернулась и увидела, каким взглядом эта женщина провожала Голта. И хотя в ее глазах была спокойная грусть уже пережитой неудачи, Дагни ощутила то, чего никогда не знала раньше: укол ревности.
— Кто это? — спросила она.
— Наша лучшая рыбачка. Поставляет рыбу на продовольственный рынок Хэммонда.
— А еще кто?
— Вы заметили, что это «еще кто» есть здесь у каждого из нас? Она писательница. Там ее издавать не будут. Она считает, что когда человек имеет дело со словами, то имеет дело с разумом.
Машина свернула на узкую дорогу, круто уходившую вверх, в чащу кустов и сосен. Дагни поняла, чего ожидать, когда увидела прибитый к дереву дорожный указатель ручной работы с надписью «Проезд Buena Esperanza»[1].
То был не проезд, то была стена слоистого камня со сложной системой труб, насосов, вентилей и клапанов, поднимающаяся, как лоза, по узким выступам, а на самом верху высился громадный деревянный символ — гордая сила букв, соединившихся в двух словах: «Уайэтт Ойл».
1
Добрая надежда (исп.).