Страница 21 из 22
— Твое присутствие — лучший подарок для меня.
— Мое присутствие, Джим?
На мгновение ее лицо исказилось. Он знал, что она имеет в виду, но не ожидал, что она это поймет.
Она широко улыбнулась.
— Мы оба знаем, чье присутствие сегодня для тебя самое ценное, но и самое неожиданное. Я удивлена. Я-то считала, что ты — гений по части вычисления потенциальных друзей.
Он не выдал себя, сохранив нейтральность тона:
— Разве я ошибся в твоей дружбе, Лилиан?
— Ну, ну, дорогуша, ты знаешь, о чем идет речь. Ты не ожидал, что он придет сюда, но ты же не думал, что он тебя боится? Но заставить других так думать — неоценимое преимущество, не так ли?
— Я… удивлен, Лилиан.
— Почему ты не сказал «потрясен»? Твои гости потрясены. Я почти слышу их мысли по всему залу. Большинство соображают: «Если он ищет связей с Джимом Таггертом, нам лучше подчиниться общей линии». Немногие размышляют иначе: «Если он боится, мы наворуем еще больше». Этого ты и хотел, но я не хочу испортить тебе праздник, однако мы с тобой — единственные, кому известно, что ты достиг этого не своими руками.
Он не улыбнулся в ответ. С непроницаемым лицом, с тщательно отмеренным намеком на жесткость он произнес ровным голосом:
— Что ты хочешь за это получить?
Она рассмеялась:
— Вот это по-твоему, Джим. Но, если уж на то пошло, ничего не хочу. Просто я сделала тебе одолжение и взамен тоже жду одолжения. Не волнуйся, я не собираюсь лоббировать ничьи интересы, не стану выжимать из мистера Моуча никаких директив, даже не потребую от тебя бриллиантовой диадемы. Но, в некотором, нематериальном смысле, твоя поддержка стоит любых драгоценностей.
Он впервые посмотрел на нее прямо, сузив глаза, расслабив лицо в такой же полуулыбке, как у Лилиан, изобразив выражение, которое означало для них, что вдвоем они оба чувствуют себя как дома: выражение презрения.
— Тебе известно, Лилиан, что я всегда восхищался тобой, как одной из по-настоящему великих женщин.
— Я знаю об этом, — он уловил тончайший, как слой лака, налет насмешки в ее нежном голосе.
И продолжал в упор смотреть на нее.
— Ты должна извинить меня, если я на миг подумал, что между друзьями позволительно некоторое любопытство, — словно извиняясь, продолжил Джим. — Мне интересно, с какой точки зрения ты рассматриваешь возможные прибыли или потери, которые затрагивают твои собственные интересы.
Лилиан пожала плечами.
— С точки зрения наездницы, дорогуша. Если у тебя самая мощная лошадь в мире, ты обуздываешь ее, направляя туда, где тебя ожидает комфорт, даже если приходится принести в жертву ее огромные возможности, даже если ее высшую резвость никогда не увидят, и ее великая мощь пропадет зря. Ты сделаешь это, потому что, если дать лошади полную волю, она мгновенно сбросит тебя. Однако финансовые аспекты для меня не главное, как, впрочем, и для тебя, Джим.
— Я тебя недооценивал, — медленно произнес он.
— Что ж, я могу помочь тебе исправить эту досадную оплошность. Я знаю, какую проблему он для тебя представляет. Я знаю, почему ты его боишься, и на это есть веская причина. Но… ты занимаешься бизнесом и политикой, поэтому я постараюсь говорить на твоем языке. Бизнесмен говорит, что он продает товары, а мелкий политикан говорит, что может продавать голоса, не так ли? Что ж, я хочу, чтобы ты знал: я могу продавать его, в любое время, когда мне захочется. Ты же можешь действовать в соответствии с этим.
На тайном коде его друзей, раскрыть часть своих мыслей значит, дать оружие в руки врагу, но он принял ее признание и подыграл, сказав:
— Хотелось бы мне быть таким умным с моей сестрой.
Лилиан посмотрела на него без удивления: она не сочла его слова неприличными.
— Да, она крутая. И что, никаких слабых мест? Никаких болевых точек?
— Ни одной.
— Никаких любовных приключений?
— Да нет же, Господи!
Она пожала плечами, меняя тему разговора: Дагни Таггерт — не та особа, на которой ей хотелось подробно останавливаться.
— Я, пожалуй, отпущу тебя, чтобы ты мог немного поболтать с Бальфом Юбэнком, — произнесла Лилиан. — Он волнуется, потому что ты так ни разу и не взглянул на него за весь вечер, и встревожен тем, что литература может остаться без покровителя в верхах.
— Лилиан, ты великолепна! — почти невольно вырвалось у него.
Она рассмеялась.
— Это, мой дорогой, и есть та нематериальная диадема, которую я хотела получить!
Проходя через толпу, она сохраняла на лице остатки этой улыбки, незаметно переходившей в выражение напряжения и скуки, окрашивавшее все окружавшие ее лица. Она двигалась медленно, наслаждаясь тем, что на нее смотрят. Атласное платье цвета слоновой кости волновалось вокруг ее высокой фигуры подобно густым сливкам.
Ее внимание привлекла зелено-синяя искра, вспыхнувшая в отдалении на запястье узкой обнаженной руки. Потом Лилиан увидела стройное тело, серое платье, хрупкие обнаженные плечи. Она остановилась. Нахмурилась, посмотрела на браслет.
При ее приближении Дагни обернулась. Больше всего Лилиан возмутила безличная любезность во взгляде Дагни.
— Что вы думаете о браке вашего брата, мисс Таггерт? — как бы мимоходом, улыбаясь, спросила Лилиан.
— У меня нет особого мнения на этот счет.
— Не хотите ли вы сказать, что он не стоит того, чтобы о нем думать?
— Если вам больше нравится быть точной, что ж, именно это я имею в виду.
— Но разве вы не находите в нем общечеловеческой значимости?
— Нет.
— Не думаете ли вы, что невеста вашего брата заслуживает интереса?
— Нет.
— Я завидую вам, мисс Таггерт. Завидую вашему олимпийскому спокойствию. Я думаю, в нем секрет того, почему у простых смертных никогда не будет надежды сравняться с вашими достижениями в бизнесе. Они позволяют нашему вниманию разделяться, по крайней мере, на то, чтобы признавать успехи и в других областях.
— О каких достижениях вы говорите?
— Разве не достойна признания женщина, достигшая небывалой высоты в условиях жестокой конкуренции, но не в промышленности, а в житейском смысле?
— Я не считаю, что слово «конкуренция» применимо к житейским делам.
— Но согласитесь, например, как приходится тяжко трудиться другим женщинам — если только слово «труд» к ним подходит — чтобы добиться того, чего эта девочка добилась с помощью вашего брата.
— Я не думаю, что она верно понимает суть того, чего достигла.
Риарден увидел Дагни и Лилиан, стоящих вместе. Он пошел к ним.
Он чувствовал, что должен слышать их разговор, невзирая на последствия. Он молчаливо остановился рядом. Он не знал, подозревает ли Лилиан о том, что он близко; Дагни видела его.
— Проявите к ней немного великодушия, мисс Таггерт, — произнесла Лилиан. — По крайней мере, великодушного внимания. Вы не должны презирать женщин, которые не обладают вашим ярким талантом, и пользуются своими собственными дарованиями. Природа неравномерно распределяет свои дары и предлагает взамен компенсации, вы так не думаете?
— Я не уверена, что понимаю вас.
— О, а я уверена, что вы не хотите, чтобы я говорила менее двусмысленно.
— Напротив, хочу.
Лилиан раздраженно пожала плечами. Среди своих подруг ее давно бы поняли, но этот противник для нее был непривычен и нов: женщина, не желавшая, чтобы ей причиняли боль. Она не хотела выражаться яснее, но вдруг увидела смотревшего на нее Риардена.
Лилиан улыбнулась и проговорила:
— Так вот, касательно вашей невестки, мисс Таггерт. Какие шансы у нее были в нашем мире? По вашим стандартам, никаких. Она не смогла бы сделать успешной карьеры в бизнесе, она не обладает вашим выдающимся умом. Кроме того, мужчины бы ей этого не позволили. Они сочли бы ее слишком привлекательной для этого. Поэтому она воспользовалась тем, что мужчины имеют свои стандарты, к сожалению, не столь высокие, как ваши. Она обратилась к талантам, которые вы, я уверена, презираете. Вы никогда не утруждали себя тем, чтобы соревноваться с другими женщинами на единственной арене наших амбиций — достижении власти над мужчинами.