Страница 12 из 16
«Думаю, вы слишком строги к Гасси. Удивительно, что при таком обращении он вообще еще остался жив. А ведь он герой. Знаете, я написала стихотворение. На мотив «Гуди-гуди»[24].
Я противогаз куплю,
В отряд ПВО вступлю.
Окоп прокопаю в саду,
И окна свои залужу,
Чтоб слезоточивый газ
Не смог бы меня достать.
А на краю тротуара
Поставлю орудий пару
И краской на них напишу:
«Эй, Гитлер, не беспокоить прошу!»
Я в руки фашисту не дамся,
Я противогаз куплю,
В отряд ПВО вступлю.
P. S. А вы с девочками ладите?
Я полностью процитировал это письмо (датированное апрелем 1939 г.), потому что в нем содержится, наверное, самое раннее в «Самоцвете» упоминание Гитлера. Имеется в «Самоцвете» и героический персонаж – Толстяк Уинн, противопоставленный Бантеру. А еще Вернон-Смит, байронический персонаж, всегда балансирующий на грани исключения, тоже всеобщий любимец. И даже кое-кто из отъявленных грубиянов, вероятно, имеет своих поклонников. Например, Лоудер по прозвищу Каналья Переходных, хоть и хам, но в то же время интеллектуал, склонный к саркастическим высказываниям по поводу футбола и командного духа. Его однокашники по продвинутому классу из-за этого считают его еще бульшим хамом, но читатели определенного типа, возможно, отождествляют себя с ним. Даже Рэком, Круком и компанией, наверное, восхищаются маленькие мальчики, которым кажется, что курить сигареты – чертовски привлекательный порок. (В письмах читатели часто задают вопрос: «Сигареты какой марки курит Рэк?»)
Политическая ориентация «Самоцвета» и «Магнита», разумеется, консервативна, но исключительно в духе предвоенных (накануне 1914 года) лет, без намека на фашизм. В сущности, базовых политических установок у них всего две: ничто никогда не меняется, и все иностранцы чудаки. В 1939 году в «Самоцвете» французы по-прежнему «лягушатники», а итальянцы – «макаронники». Моссу, преподаватель-француз из «Серых братьев», обычно изображается как герой забавных комиксов: с остроконечной бородкой, в широких на бедрах и сужающихся к щиколоткам брюках и т. д. Инки, мальчик-индиец, хоть и раджа и поэтому имеет снобистские замашки, все равно комический «туземец», говорящий на ломаном английском – в традициях «Панча». («Драчливость – неправильное дурачество, мой достопочтенный Боб, – поучает Инки. – Пусть собаки наслаждаются, исходя лаем и кусанием, а ты отвечай спокойно: тише едешь – дальше будешь, как говорит английская пословица».) Фишер Ти Фиш напоминает старомодного театрального янки времен англо-американского соперничества («Ну-у-у, ва-а-абще-то-о…» и т. п.). Вань Лунг (в последнее время комизм его образа слегка померк, несомненно потому, что среди читателей «Магнита» появилось немало «китайцев пролива») – некое подобие китайца из пантомимы девятнадцатого века, в шляпе, похожей на блюдце, и широченных штанах, говорящего на птичьем английском. Представление об иностранцах сводится к тому, что все они чудаки, призванные развлекать читателя, и их можно классифицировать как насекомых. Вот почему во всех журналах и газетах для мальчиков, не только в «Самоцвете» и «Магните», китаец неизменно изображается с косичкой. По этой косичке его всегда можно опознать так же, как француза – по козлиной бородке, а итальянца – по шарманке. Правда, в газетах подобного толка время от времени появлялись рассказы, действие которых происходило за границей и в которых делались попытки описать местных жителей как индивидуальные человеческие существа, но, как правило, считалось, что иностранцы любого происхождения одинаковы и более или менее соответствуют следующей классификации:
Француз: Экзальтированный. Носит бороду, бурно жестикулирует.
Испанец, мексиканец и т. п.: Мрачный, вероломный.
Араб, афганец и т. п.: Мрачный, вероломный.
Китаец: Мрачный, вероломный, носит косичку.
Итальянец: Экзальтированный. Крутит шарманку или носит при себе стилет.
Швед, датчанин и т. п.: Добродушный, глупый.
Негр: Смешной, очень доверчивый.
Представители рабочего класса появлялись на страницах «Самоцвета» и «Магнита» только в качестве комических персонажей или полупреступников (ипподромных «жучков» и т. п.). Что же касается межклассовых трений, профсоюзного движения, забастовок, экономических спадов, безработицы, фашизма и гражданской войны, то об этом – ни слова. Просмотрев все выпуски обеих газет за тридцать лет, вы, вероятно, где-нибудь найдете слово «социализм», но для этого вам понадобится очень много времени. Если где-то упомянута революция в России, то упоминание будет косвенным – например, мелькнет слово «бульши» (означающее неприятного субъекта со склонностью к насилию). Гитлер и нацисты еще только начинали появляться – в том духе, как было процитировано выше. Военный кризис сентября 1938 года произвел достаточное впечатление, чтобы возникла история о том, как мистер Вернон-Смит, миллионер, отец Прохвоста, поддавшись всеобщей панике, стал скупать дома в сельской местности, чтобы потом продавать их «беженцам от кризиса». Но это было, пожалуй, наибольшее приближение к европейской ситуации, которое «Самоцвет» и «Магнит» себе позволили, пока война действительно не началась[25]. Это вовсе не значит, что газеты, о которых идет речь, непатриотичны – как раз наоборот! На протяжении всей Великой войны «Самоцвет» и «Магнит» были едва ли не самыми патриотичными изданиями в Англии. Почти каждую неделю мальчики вылавливали какого-нибудь шпиона или сдавали в армию какого-нибудь «отказника», а в период нормирования продуктов слова «ЕШЬТЕ МЕНЬШЕ ХЛЕБА» печатались крупным шрифтом на каждой странице. Но их патриотизм не имел ничего общего с политикой властей или военной «идеологией». Он был скорее сродни преданности семье, и это, в сущности, дает ключ к пониманию истинного отношения к войне простых людей в целом, особенно огромного неприкасаемого массива среднего класса и наиболее обеспеченной верхушки рабочего класса. Эти люди – патриоты до мозга костей, но они не чувствуют, что происходящее в зарубежных странах как-то их касается. Когда Англия в опасности, они обычно бросаются на ее защиту, но в промежутках не проявляют никакого интереса к европейским проблемам. В конце концов, Англия всегда права, и Англия всегда побеждает, так зачем волноваться? В последние двадцать лет такое отношение было поколеблено, но не настолько, насколько порой предполагают. Неспособность это понять – одна из причин того, почему левые политические партии редко оказываются в состоянии выработать приемлемую внешнюю политику.
Внутренний мир «Самоцвета» и «Магнита» можно охарактеризовать примерно так: идет ли 1910-й, 1940-й ли год, значения не имеет. Ты – ученик школы «Серые братья», румяный четырнадцатилетний подросток в классном, сшитом на заказ костюме, пьющий чай в своей комнате после бурного футбольного матча, в котором твоя команда одержала победу, забив решающий гол в последние тридцать секунд. Снаружи завывает ветер, а в твоей комнате уютно горит камин. Древние серые камни плотно увиты плющом. Король на своем троне, а фунт остается фунтом. Где-то там, в Европе, смешные иностранцы что-то лепечут и жестикулируют, но суровые стальные корабли Британского флота бороздят Канал, и на форпостах империи англичане с моноклями держат своих негров в узде. Лорд Молеверер[26] только что получил свои очередные пять фунтов, и мы сидим за потрясающим чайным столом, на котором расставлены сосиски, сардины, сдобные лепешки, мясные консервы, джем и пончики. А после чая мы усядемся в кружок у камина, всласть посмеемся над Билли Бантером и обсудим состав команды для предстоящего на следующей неделе матча против «Роквуда». Все спокойно, надежно и бесспорно. И так будет всегда. Вот примерно такова атмосфера.
24
«Goody Goody» – популярная песня, написанная в 1936 году Мэтти Малнеком на стихи Джонни Мерсера.
25
Рассказ появился за несколько месяцев до того, как разразилась война. До конца сентября 1939 года ни в той ни в другой газете не было ни единого упоминания о войне. – Примеч. авт.
26
В серии произведений Ф. Ричардса о похождениях Билли Бантера школьник-миллионер, один из приятелей главного героя.