Горячий лед

— Чего, чего он там мне пожелал? Приятного аппетита? Я что-то не расслышал.

Лена с Гордеевым пожали плечами.

— Я не понял, что вы мне пожелали? — спросил в рупор Грязнов. — Повторите, пожалуйста, еще раз.

— Пошел ты на… — донес до них ветерок.

— В первый раз было длиннее, — отметил Грязнов и, приложив рупор ко рту, продолжил: — Эй, уважаемый! Мне надоело с тобой нянчиться! Повторять двести раз не собираюсь. Повторяю в последний. Не заставляй меня отдавать приказ на захват, сам знаешь, чем это чревато. Так вот, сопротивление, как я уже говорил и как ты сам, я надеюсь, уже убедился, бесполезно. И поэтому выходи с высоко поднятыми руками. И без всяких там фокусов!

Все безмолвствовало. Грязнов грустно посмотрел на Гордеева с Леной, так, как будто глубочайшую боль причиняло ему упрямство безрассудного Буздыгана, и проговорил:

— Замечательно. Это был отказ? Тогда начинаю считать. Считаю до пяти и отдаю приказ на штурм! Итак, раз…

Все молчало. Ветер шуршал в деревьях. Гордеев смотрел на это все, и все это казалось ему чем-то ирреальным, сном. Где-то он это уже все видел. Ах, да, в глупых американских боевиках, где доблестные герои всегда побеждали своих вероломных врагов.

— Два…

Тишина начинала давить на уши. Лена слышала, как бьется ее сердце, и ей казалось, что это слышат все вокруг. У нее было такое впечатление, что сейчас решается ее судьба, а не судьба Буздыгана.

— Три…

Тишина была оглушительной. Даже ветер в страхе притаился в верхушках деревьев… Лена видела, как омоновцы все крепче и крепче вцепляются за свои автоматы. Она поняла, что самое страшное — это ожидание. И хоть что-то и подсказывало ей, что с ними ничего не случится, что если это ожидание кому-то и грозит, то явно не им, но все равно ей было не по себе, потому что она точно знала: после оглушительной тишины непременно наступает буря.

— Четыре…

Все словно оцепенело, и Лена с нетерпением ждала, когда наступит «пять», чтобы все прекратить, потому что после «пяти» ожидания не будет, а будет молниеносный штурм. Грязнов повернулся к Лене и Гордееву и со значительным видом уже открыл было рот, чтобы произнести «пять», как окно опять открылось, и оттуда донесся крик:

— Выхожу, выхожу!

Грязнов быстро поднял руку и кивком головы дал понять, чтобы все приготовились. Четверо омоновцев подбежали к самой двери, чтобы принять в свои «объятия» сдавшегося преступника. Все были наготове.

— Руки высоко над головой! — напомнил в рупор Грязнов.

Все пристально смотрели на дверь, и Лена тихонько шепнула Гордееву:

— Сейчас у меня сдадут нервы.

А Гордеев даже вздрогнул от звука ее голоса.

Дверь медленно открылась, и из-за нее послышался грубый голос, скрывающийся на крик:

— Дорогу! Никому не подходить, или я убью ее!

Все застыли в недоумении. В проеме двери показался Буздыган, высокий, смуглый человек с приплюснутым, видимо, сломанным носом. Большой рукой он зажимал шею какой-то женщины, а в другой руке у него был пистолет, приставленный к виску несчастной.

— Спокойно! Не стрелять! — тут же выкрикнул Грязнов.

Буздыган с заложницей медленно двигались во двор.

— Не стрелять! Все отойдите! Я выбью ей мозги! — то и дело орал Буздыган, бешено вращая глазами.

Когда свет ярко осветил их, Гордеев даже ахнул:

— Это Старостина!

— Кто? — не понял Грязнов.

— Любовница Соболева! Старостина! Как она-то тут оказалась?

— Похитили? — предположила Лена.

— Соболева тоже похитили. Возможно, он тоже здесь находится! — отозвался Гордеев.

— Чего радуешься-то? — раздраженно заметил Грязнов. — Посмотри на нее — ни жива ни мертва! Что делать-то? Этот гад и правда ведь не шутит!

Гордеев вгляделся в лицо Старостиной. Она была вся белая, как мел, и часто открывала рот, как будто ей не хватало воздуха. Глаза ее были расширены и полны страха, но она не плакала. «Шок», — подумал Гордеев. Одной рукой она беспомощно хваталась за руку Буздыгана. И рука ее мелко дрожала. Но шла она, отметил Гордеев, вполне уверенно.

— Пропустите! — выкрикнул Буздыган.

Кольцо омоновцев не расступалось.

— Я сказал — пропустите! От ее головы ничего не останется! — Его рука затряслась.

Но команды пропустить не было, и омоновцы не расступались.

— Пожалуйста! — отчаянно закричала Старостина. — Пожалуйста! Не стреляйте! Не надо! — И тут она заплакала, почти переходя на крик, на истерику, и все кричала, чтобы никто не стрелял.

А Буздыган покрывал ее крик своим хриплым голосом и грозился выбить ей мозги. Грязнов с безысходностью на лице повернулся к Гордееву. Лена зажала уши руками и закрыла глаза.

— Может быть, приказать снайперам! — вырвалось у Гордеева. — Есть снайперы?

— Есть, конечно. Но снайперы тут не помогут, — тихо ответил Грязнов.

— Почему?

— Ты посмотри. Буздыган очень грамотно выбрал позицию. Очень большая вероятность промаха.

— Что же делать? — волновался Гордеев. — Мы ведь их упустим! Может, все-таки попробуем снайперов?

— Все, Юра, хватит! — Грязнов, кажется, уже принял решение. — Я сказал, хватит!

Он поднес рупор ко рту и отдал команду:

— Пропустить! Не стрелять!

Омоновцы расступились. Буздыган с заложницей медленно продвигались к машине. Теперь опять стояла тишина, не слышно было даже Буздыгана. Только тихие всхлипы Старостиной.

Они продвинулись к машине беспрепятственно. Буздыган открыл дверь и, прикрываясь Старостиной, сел в машину, а потом грубо затащил ее вслед за собой. Тут же джип дернулся и с места рванул на полной скорости.

— За ним! — только и скомандовал Грязнов.

А бойцы уже сами распределились на группы, и несколько машин пустилось вслед за Буздыганом.

Грязнов украдкой посмотрел на Гордеева. Тот был чернее тучи. Лена стояла бледная, держась рукой за лоб.

— Ну что, Юра, — горько усмехнулся Грязнов, — ты не волнуйся, их задержат.

Гордеев поморщился.

— Вы же знаете, для меня вы всегда были непререкаемым авторитетом… Надеюсь, что их действительно задержат, — ответил он и подошел к Лене.

— Ты в порядке? — спросил он ее.

Лена только кивнула. Она схватила его за руку и крепко ее сжала. Гордеев подумал, что какой бы сильной ни была женщина, она все равно всегда останется слабым существом. Он пожалел, что Лена сейчас была здесь, пережила все эти напряженные минуты.

Грязнов молча подал знак оставшейся группе захвата, ведь в доме еще оставались люди, а кто именно, было неизвестно, и что они могут предпринять в создавшейся ситуации, тоже оставалось загадкой. По крайней мере, охранники вполне могли оказать сопротивление. Омоновцы начали захват дома. Один за другим они скрылись внутри дома. Грязнов подошел ближе.

— Неудача! — вымолвила Лена.

— Да, неудача, — повторил за ней Гордеев. — Ничего. Буздыгану теперь никак не уйти. Он сам подписал себе смертный приговор.

— Бедная женщина! — сказала Лена.

— Ты о Старостиной? Я не понимаю, как она туда попала!

— Да как угодно! Похитили…

— Да зачем? Зачем Буздыгану нужна Старостина?

— Гордеев, откуда я знаю, зачем она ему нужна! Это второстепенный вопрос. Меня больше волнует, что с ней будет теперь! Заложников просто так не отпускают, ты разве не знаешь?

— Все-таки тут что-то не то, — задумчиво проговорил Гордеев. — Все не так просто.

— Может, она нужна была для того, чтобы шантажировать Соболева? — предположила Лена.

— Но ведь Соболева самого похитили!

— Черт! Я ничего не понимаю! Мне просто, за нее страшно.

— Не волнуйся, ничего он с ней не сделает. Ее освободят. Меня сейчас больше волнует Соболев. Как только омоновцы обследуют дом, мы попытаемся его найти.

Тут к ним подошел Грязнов:

— Ну что? Захват дома произведен. Все охранники лежат физиономией в пол. Вам неинтересно обследовать домик? Я думаю, там найдется много всего занимательного.

— Да, да, конечно. Пойдем, — сказала Лена.

Гордеев поддержал ее за руку. Они устремились к дому, вслед за Грязновым.