Дурная слава

— Ну… Все девчонки влюбляются в старших двоюродных братьев. С возрастом это проходит, — улыбнулся Игорь.

В кармане его зазвонил мобильный телефон.

— Алло?

— Игорь? Это Туманов. Докладываю обстановку. Угрозыск считает, что дело твое бесперспективное. Я лично другого мнения. Советую в Москву рвануть, связи задействовать, так вернее будет. Что молчишь? Нет, ты не думай, он мужик хороший, просто стреляный воробей. Видит все «за» и «против». Считает, что пока нет хотя бы парочки заявлений от граждан, дело открывать бессмысленно.

— Понял. Спасибо. Ну пока, привет Наталии.

Бобровников сунул трубку в карман.

— Неприятности какие-нибудь, Игорек?

— Нет, дядя Аркаша, все нормально. Рабочий момент, так сказать.

— Ладно, пойдем милый, холодно. И почему на кладбищах всегда такой жуткий ветер?

По узкой заснеженной тропке они направились прочь. Уходящее за горизонт солнце освещало фигуры статного Мужчины и хрупкого старика с тростью. Мужчина поддерживал спутника, они медленно шли по длинной кладбищенской дорожке, пока не скрылись из виду. Сидевшие на березах воробьи тут же слетелись на могилы, где щедрой рукой были насыпаны крошки хлеба.

В воскресенье Игорь уехал в Москву и к вечеру следующего дня был в кабинете Меркулова.

Глава 26

СПОСОБ ЭКСПРОПРИАЦИИ

Итак, они сидели в кабинете Меркулова вчетвером. Константин Дмитриевич произнес:

— Что ж, теперь, когда все в сборе, позвольте я на правах хозяина познакомлю вас, так сказать, официально. Генерал Грязнов, начальник по расследованию особо опасных преступлений МВД.

— Вячеслав Иванович, — отрекомендовался Грязнов, разглядывая незнакомца.

— Полковник госбезопасности Бобровников, внук академика Бобровникова. — Меркулов указал на полковника.

— Игорь Андреевич, — отрекомендовался тот.

Мужчины обменялись рукопожатием.

— Так вы родственник Дарьи Устюговой? — воскликнул Грязнов.

— Да, купаюсь в лучах славы сестры, — скромно ответил Бобровников.

— А я? А меня кто представит? — обиделся было Александр.

— Ну и мой незаменимый помощник и соратник Александр Борисович Турецкий, первый замгенпрокурора по следствию.

— То-то! — удовлетворенно кивнул Саша.

— Так вы сюда по поводу сестры? Иди по другому?.. — поинтересовался Грязнов, буравя полковника внимательным взглядом.

— Игорь Андреевич, позвольте, я кратко введу Вячеслава Ивановича в курс дела. Полковник пришел к нам по поводу смерти академика и его супруги. Его родные скончались в той самой питерской клинике «Престиж», которую вы с Гоголевым штурмовали в рождественские каникулы.

— О-о! Удачная была охота! — Грязнов невольно коснулся шрама на лбу. Было очевидно, что он гордится боевым ранением.

— Не трогай лоб, все и так знают, что ты любитель под пули подставляться, — осадил его Меркулов. — Дело в следующем: есть подозрения, что смерть стариков Бобровниковых была насильственной…

Меркулов кратко пересказал то, что несколькими минутами ранее поведал Игорь.

Грязнов внимательно слушал, постукивая башмаком по полу — дурная привычка, свойственная нетерпеливому Вячеславу.

— А что? В этом омуте, судя по всему, такие черти водятся… — заметил он.

— Есть что-то от Гоголева? — встрял Турецкий.

— Ага. Звоню я ему нынче поутру по своим делам: у нас, судя по оперативным данным, один подозреваемый в Питере отсиживается, так я Виктора к этой теме подключил. Ну и спрашиваю о том о сем. Вдруг слышу через трубу, в кабинете Виктора шум, женский визг, возня какая-то. Гоголев обещает перезвонить и шмякает трубку. Спустя час перезванивает и сообщает, что к нему, минуя все кордоны, ворвалась дамочка с заявлением, в котором она показывает, что ее муж заказал собственного отца с целью получения наследства. И убрать старикана помогли в той самой пресловутой клинике «Престиж». И знаете как? Уговорили сына провести папаше эвтаназию, то есть умертвить старика, усыпить как собачонку.

— Бред! Это противозаконно!

— Разумеется. Но она предъявила Гоголеву договор, составленный между мужем и гендиректором клиники. Именно на этот вид услуг. С оплатой по прейскуранту. Самого слова «эвтаназия» в договоре нет, там другая формулировка. Сейчас попробую по памяти… «Прекращение патологической жизнедеятельности в связи с крайней тяжестью клинического случая»… Как-то так. И чек об оплате услуг принесла. В договоре указана дата прекращения… Дедок именно в этот день и скопытился, прости меня господи.

— Неслабо, — оценил Турецкий. — А фамилию усопшего Гоголев сказал?

— Ратнер его фамилия. Лев Ратнер. Был такой известный в Москве «цеховик», он в восьмидесятые процветал — подпольная. меховая фабрика. Этакий Корейко. Так что наследство, думаю, немалое. Есть за что бороться, понимаешь…

— Подожди, я прослушал, а заявление кто принес? — спросил Меркулов.

— Невестка усопшего. Жена его сына.

— С чего это она на своего мужа заяву накатала? — хмыкнул Александр.

— Ну сначала она поведала Гоголеву, что ее совесть замучила, что она молчать не может, потом выяснилось, что ее мужик к молодухе сбежал. Вот она в порыве чувств… Все несчастные семьи несчастны по-своему, как классик сказал.

— И что Гоголев?

— Взял заявление, вещдоки: договор и чек об оплате, — обещал разобраться. А когда позвонил, добавил, что в той же клинике, по его сведениям, при странных обстоятельствах скончались еще двое. И звучит фамилия Бобровниковых. Говорит, надо дело возбуждать…

— Костя! Это нам надо открывать дело! По факту смерти Бобровниковых и Ратнера! Это уже три случая! И наверняка покровитель и родственник Стрельцова в курсе всех событий.

— Все хочется тебе его крови?

— Мне хочется, чтобы вор сидел в тюрьме! — жестко ответил Турецкий.

— Оставим его на время. Будем делать то, что можем, — и будь что будет. Думаю, оснований для возбуждения дела достаточно. Игорь Андреевич, вы официальное заявление подготовили?

— Да. — Бобровников протянул папку.

Меркулов вытащил скрепленные листки, пробежал глазами текст.

— Хорошо. Создаем следственно-оперативную бригаду. Материалы, касающиеся кончины Ратнера, приобщим к делу. Старший по группе — Турецкий. Что там на тебе сейчас из текущих дел?

— Да ничего особенного. Перекину Левину.

— Сегодня же! Вячеслав, разумеется, в составе бригады.

— Ну еще бы! Как же без меня? Я эту клинику как родную знаю!

— Продумайте, кого еще включить, и собирайтесь в Питер.

— Я пару своих прихвачу, следователя и опера, идет? — прогудел Грязнов.

— Прихватывай, — кивнул Турецкий. — А я Безухова возьму.

— А там на месте ребят Гоголева подключим, у него народ шустрый, — добавил Грязнов.

— Игорь Андреевич, вы уже приступили к работе? — спросил Меркулов.

— Нет, у меня двухнедельный отпуск.

— Было бы неплохо, если и вы вернулись бы в Петербург и приняли участие…

— Я так и собирался сделать.

— Вы говорили, Стрельцов пригласил вас на праздник клиники?

— Да, в эту пятницу.

— Было бы здорово, если бы вы пошли. На неформальных встречах, когда люди раскрепощены и находятся в легком подпитии, можно услышать много ценной информации.

Бобровников лишь слегка улыбнулся. «Не учи ученого», — перевел про себя Турецкий.

Вообще полковник ему понравился.

— Хорошо, я пойду. Благодарю вас, Константин Дмитриевич, за то, что вы отнеслись к моему делу с вниманием. И позвольте мне считать себя внештатным членом следственно-оперативной бригады.

Оглядев присутствующих, которые откликнулись дружным «да!», он добавил:

— Теперь, когда расследование, по сути, началось, считаю нужным добавить к тому, что уже сказал, кое-какую информацию конфиденциального свойства…

На следующий день, во вторник, в здании на Садовой, где размещается Питерский уголовный розыск, было несколько оживленнее, чем обычно. Оживление было связано с работой прибывшей из Москвы следственно-оперативной бригады Генеральной прокуратуры. Сотрудницы ведомства Гоголева, принаряженные, насколько это допускалось строгим начальством, сновали по коридору одного из этажей, в кабинетах которого работали следователи. В коридоре, возле кабинетов, стояли ряды стульев, где ожидали вызова первые свидетели, проходящие по весьма необычному уголовному делу.