Страница 20 из 75
Переходько поднялся, начал ровным, монотонным голосом:
— Я заступил на дежурство в девять утра. Смену сдавала Екатерина. Баринова. Она обратила мое внимание на Зою Михайловну, состояние которой под утро ухудшилось. Было решено проверить уровень глюкозы, так как основной диагноз Бобровниковой, как все здесь знают, инсулинозависимый сахарный диабет. Немедленно была взята кровь, и пробирка была доставлена в лабораторию в девять десять. Врач-лаборант Ковригина, которая дежурила в этот день, провела исследование крови только в девять тридцать…
— Неправда! В девять пятнадцать! И я вам тут же позвонила! — громко перебила Наташа.
— Помолчите, Ковригина, — оборвал ее Стрельцов.
— Мне никто не звонил, — невозмутимо продолжил Переходько. — В девять тридцать в компьютерной программе «Медиум» появились результаты анализа крови на сахар. По данным Ковригиной, показатель составлял двадцать один с половиной, то есть имела место гипергликемия, выраженное повышение уровня глюкозы в крови.
— Как — двадцать один с половиной? — ахнула Наташа. — Два с половиной!
— Я приказываю вам молчать! — рявкнул Стрельцов. — Вам еще дадут слово.
Наташу накрыло жаром. В висках стучало. Она чувствовала, что лицо заливает краска.
Переходько так же монотонно и невозмутимо продолжил:
— Исходя из результатов лабораторного исследования, я дал указание ввести Бобровниковой инсулин в дозе, соответствующей уровню глюкозы. Медицинская сестра Игнатьева, сделав укол, самовольно покинула рабочее место, отправилась на перекур той же Ковригиной. Тем временем оставшаяся без присмотра женщина впала в коматозное состояние. Реанимационные мероприятия оказались бесполезными. Бобровникова скончалась.
— Ну-с, Ковригина, теперь прошу вас объяснить, каким образом вы выдали результат, который привел к смерти больной? — саркастически ухмыльнулся Стрельцов.
Наташа поднялась, изо всех сил стараясь не разрыдаться.
— Антон Степанович говорит неправду, — произнесла она звенящим от напряжения голосом. — Уровень глюкозы в крови Бобровниковой был два с половиной! Два с половиной, а не двадцать один с половиной! Я тут же сообщила об этом Переходько телефонным звонком.
— Ложь, — невозмутимо перебил ее Переходько. — Вы мне не звонили.
— Что же это такое, коллеги? В наших стенах слово «ложь» не звучало ни разу! Что у нас происходит? — гневно вскричал Стрельцов. — Что ж, придется продемонстрировать наглядно, кто здесь лжец! Николай, компьютер включен? Дай нам на экран историю болезни Бобровниковой.
На экране с заставкой «Медиум» началось движение, поползли фамилии пациентов. Указатель уткнулся в Бобровникову, мигнул, и история болезни Зои Михайловны открылась взору присутствующих. За эти несколько мгновений Наташа почти успокоилась: сейчас все станет на свои места! Но когда курсор дошел до четвертого января и застыл возле таблички в две строки, она обомлела. Там значилось: «Вид исследования — уровень глюкозы в крови. Показатель — 21,5 ммоль/мл». Строкой ниже было написано: «Исследование проводила врач-лаборант Ковригина Н. С.».
Этого не может быть! Потому что этого не может быть никогда! Она же повторила исследование еще раз, прежде чем ввести цифры в «Медиум». Ошиблась при вводе? Вбила лишнюю единицу? И. эта ошибка стоила Бобровниковой жизни?
Теперь только повеситься…
Зал шумел в негодовании, на нее оглядывались, взирая как на прокаженную. Казалось, еще минута — и стая набросится и раздерет ее когтями и зубами… Спокойно, держи себя в руках. Наташа зажмурилась, отчаянно вспоминая, как она вносила результат… Нет же! Ничего она не перепутала! Никто ее не отвлекал, она была сосредоточена и обеспокоена низким уровнем сахара. И тщательно следила за тем, что внесено в компьютер, так как исправления в программе были невозможны! При описке можно было лишь сделать другую запись и указать, что предыдущая — ошибочна. И если бы она вбила не ту цифру, то конечно же сделала бы новую запись. Но она все записала правильно! Опомнившись от первого потрясения, Наташа была в этом уверена. Кроме того, она внесла результаты в «лист учета результатов проведенных анализов», который велся постоянно, изо дня в день!
— Здесь какое-то недоразумение! — вскричала Ковригина. — Я вносила в компьютер цифру два и пять! Я помню это совершенно точно!
Зал негодующе гудел. Слышались выкрики:
— Да гнать ее надо поганой метлой!
— Под суд, вот куда!
Стараясь перекрыть шум, Наташа кричала:
— Кроме того, я внесла результаты в «лист учета результатов анализов», можно посмотреть там! Я четко помню, что запись была та же — два и пять!
Здесь, как будто по заранее написанному сценарию, вскочила Баркова:
— По поводу «листов учета» могу сообщить следующее: «лист учета» за четвертое января исчез. Его нет в папке. За третье и пятое января есть, а за четвертое — нет! — Она торжествующе взглянула на побледневшую Наташу и продолжила: — Я думаю, Ковригина, узнав, что Зоя Михайловна скончалась, и боясь ответственности за содеянное, уничтожила лист «учета анализов». Куда вы его дели, Наталия Сергеевна? Спустили в унитаз? Сожгли во дворе, там, где имеете обыкновение курить в рабочее время?..
Наташа взглянула в лицо генерального директора. Оно, как всегда, было непроницаемо, но глаза… От этого взгляда можно было выброситься в окно.
Наташа выскочила из зала, не среагировав на грозный окрик Стрельцова: «Куда вы? Вас пока никто не отпускал!»; она скатилась по лестнице на второй этаж, кинулась в лабораторию… Только бы найти! Только бы не пропало. Руки дрожали, ящик стола никак не поддавался. Наконец она выдвинула его, сбросила на пол пару справочников, которыми был прикрыт ее тайник: копии распечаток всех исследований, которые она делала. Лист за четвертое января лежал сверху. Она впилась в него глазами. Четко и ясно черным по белому было написано:
«Пациент: Бобровникова 3. М.
Вид исследования — уровень глюкозы в крови. Показатель — 2,5 ммоль/ мл.
Исследование проводила врач-лаборант Ковригина Н. С.».
Прижимая бумагу к груди, Ковригина понеслась наверх, перепрыгивая через ступени. Прямо в горле ощущалось бешеное биение сердца.
Когда она влетела в зал, Баркова громко обличала курирующего лабораторию Ивана Борисовича Стоянова, который «…взял на работу черт-те кого, аферистку и прощелыгу… И теперь всей клинике век не смыть позор!..».
Увидев Ковригину, она вдохнула было, чтобы продолжить, но смолкла под взглядом Наталии Сергеевны. Наташа чувствовала, что в данный момент готова убить Баркову.
И для этого ей достаточно просто взгляда.
В полной тишине она прошла к столу, где сидела верховная власть. Не глядя на Стрельцова, словно его не было вообще, протянула листок генеральному директору и, стараясь быть спокойной, проговорила:
— Вот! Посмотрите, пожалуйста! — и задохнулась от неожиданного спазма, перехватившего горло.
В кабинете генерального директора находился сам хозяин, Стрельцов, Стоянов, Переходько и Баркова. А также руководитель службы безопасности фирмы.
— Ну и как вы все это объясните? — спросил генеральный. — Антон Степанович, прошу вас, объяснитесь.
— Но… — Переходько был явно растерян. — Но в «Медиуме» были другие цифры, может быть, она их исправила?
— Она — это кто?
— Ковригина.
Генеральный повернулся к начальнику службы безопасности:
— Сергей Андреевич, Ковригина может вносить изменения в «Медиум»?
— Нет, у нее не тот уровень доступа. Она могла бы внести новую запись, но исправить существующую — нет, не могла. Правом вносить изменения в истории болезни пациентов наделены лечащие врачи и руководители подразделений. То есть внести изменения в результат анализа Бобровниковой мог и доктор Переходько, и какой-либо другой врач, и заведующая лабораторией Баркова. А вообще, каждый «вход» в историю болезни фиксируется. И фиксируется фамилия «входящего». Так что можно легко вычислить…
— Понятно. Что ж, пока все свободны. Доктор Стоянов, задержитесь, пожалуйста.