Алмазный маршрут

— Кому интересно смотреть про детей-инвалидов? — грубовато засмеялась Галина. — Вы чушь какую-то несете…

— Да как ты смеешь! — Михаил замахнулся на нее.

Заведующая поморщилась:

— Миша, остынь. Сейчас я объясню девочке нашу концепцию. Как ты думаешь, мой дорогой, кто может быть самым грубым, самым жестоким персонажем в жизни человека?

— Я не знаю! — с вызовом крикнула Галина.

— Кто может ранить больнее всего, кто может изощреннее всех издеваться? Кто знает все твои больные места лучше всех?

— Не знаю. Бог.

— Можно и так сказать, — засмеялась заведующая. — Этот человек — почти бог. Этот человек — твоя мать.

— Мать?

— Да. Она. Чудовище, которое родит тебя, для того чтобы медленно пожирать всю жизнь.

— Я не понимаю, о чем вы говорите…

— Может, тебе повезло. Но поверь, не всем так повезло с матерью. — Лицо заведующей искривилось. Она заговорила низким голосом: — Настя, у тебя отвратительно кривые ноги… Настя, ты у меня такая страшненькая, дай хоть платочек одену… И в кого наша Настенька пошла — у нас в семье все красивые… — Потом она продолжала нормальным голосом: — Моя мать испортила мне жизнь. С детства она внушала мне, что я — урод, недостойный жить на свете. Она расстроила замужество с единственным человеком, которого я любила: урод не может выйти замуж… Когда у меня была возможность уехать из страны, она сделала вид, что тяжко заболела… Я ненавижу свою мать! Как и многие наши клиенты. Они бы с удовольствием убили ее. Что они и делают на нашем реалити-шоу.

— Что? — Галина не поверила своим ушам. — Вы убиваете воспитательниц?

— Мы убиваем своих матерей. Тиранок, алкоголичек, шлюх, лицемерок. Вы, под номерами, всегда под прицелами камер. Ох наших зрителей не увернется ни одна ваша гримаса, сделанная от раздражения к невинному ребенку…

— Так, значит, вы специально сделали интернат для калек — так вы провоцируете воспитателей?

Заведующая захохотала:

— Да, ни одна из безвременно ушедших не оказалась ангелом. Мы подбираем самых тяжелых, самых неуправляемых детей. О, под камерами вы часто держите маску. Но все равно однажды срываетесь. И тогда ваш рейтинг становится очень высок. Вас убивают. И клиенты наслаждаются вашей смертью так, как если бы они это сделали собственными руками.

— Господи, — вырвалось у Галины.

— Надеюсь, вы понимаете, что теперь никогда не выйдете отсюда? Единственное — вы можете отсрочить свою неприглядную кончину.

«Отсрочить! — молнией мелькнуло в голове у Галины. — Хоть бы продержаться неделю. Тогда я — спасена».

— Для этого вы должны попросить прощения у своих Сыновей и Дочерей. И если они пожалеют вас, то вы останетесь жить.

Галина сидела в большой белой комнате. Искусственный свет слепил глаза. На ней был новенький халат, шапочка. Валентина грубо размалевала ей лицо — синие тени, черные брови, красные щеки и грубо намалеванный алый рот. Перед ней стояла камера, уже не спрятанная, а настоящая. Все существо Галины противилось тому фарсу, в котором она-сей-час должна была принять участие. Но выжить очень хотелось. На камере моргнул огонек, и Галина начала:

— Возлюбленные мои Сыновья и Дочери. Разрешите мне покаяться перед вами. Я родила вас не для счастья, но для унижения. Я издевалась над вами. Я вас ненавидела. Я запирала вас в темной комнате. Я бросала вас. Я смеялась над вами. Я — винила вас во всех моих неудачах… Простите меня, я плохая мать. Я буду гореть в аду…

Галина говорила еще долго, потом она замолчала. Внутри себя она чувствовала пустоту, и только пустоту. Не было абсолютно ничего. Ни одной мысли, ни одного воспоминания. Ни-че-го.

Мертвый объектив камеры. А по ту сторону зрители. Зрители, которые в данный момент решают ее судьбу. И, скорее всего, подобно алчущим крови римским патрициям в Колизее опустят свой большой палец вниз.

Для чего она все это говорила?

Эти подонки внушили ей надежду.

И она купилась.

Хотя и не должна была этого делать.

Но сейчас она им скажет все. Все, что о них думает. У нее очень мало времени, но она успеет. Потому что ей надо сказать им всего три слова.

Галина посмотрела прямо в объектив камеры. Ее лицо сделалось жестким. И, не думая о том, что ее ожидает, Галина сказала:

— Я вас ненавижу!

Несколько минут она провела в полной тишине. Когда в двери щелкнул замок, она потеряла сознание.

Резко ударивший в нос запах нашатырного спирта привел ее в чувство. Первым, что она увидела, было лицо Виктора Солонина.

— Виктор Иванович?

— Привет, Галь. Все позади.

— Но как вы здесь… ведь еще только четверг.

— После расскажу. Ты как себя чувствуешь?

— Голова кружится. А где они? Анастасия, и эта Валентина, и остальные?

— Все арестованы. Роман убит. — Солонин помог Галине подняться. — Пойдем отсюда. Не самое позитивное место в мире.

Они вышли из комнаты в общий коридор. Он был весь заполнен людьми в камуфляжной форме с автоматами. При появлении Галины спецназовцы расступились. Она почувствовала на себе их уважительные взгляды.

— Пойдем, — сказал Солонин, — я хочу тебя, кое с кем познакомить.

Он провел Галину в комнату с мониторами — в режиссерскую. Перед пультом спиной к ним сидел молодой человек и с интересом разглядывал окружающую его технику. Услышав шаги, он повернулся, и Галина узнала его. Они ехали на поезде в одном плацкарте. Он еще помог ей донести чемодан.

— Знакомься, Галь. Кирилл Эверс. Сотрудник специального отдела компьютерной защиты.

— Да мы вроде уже знакомы, — улыбнулся Кирилл.

— Это он сумел подключиться к их внутренней системе видеонаблюдения. Поэтому мы могли видеть все, что здесь происходит.

— Так, значит, вы все время были рядом?

— А ты думала, тебя сюда одну пустят? — серьезно сказал Солонин. — Спецназ дежурил здесь круглосуточно. Мы ждали момента. Когда ты начала говорить, мы поняли, что дальше тянуть нельзя.

Галина перевела взгляд на Кирилла:

— А как же институт, история культуры?

— Так я же говорил, что собираюсь бросить. Уж слишком там тухло.

Эпилог

В тот день, когда приехали арестовывать Якова Тренина, он сидел в своем доме возле камина и пил коньяк. Он не пытался оказывать сопротивление при аресте и лишь потребовал адвоката.

Яков Севастьянович не стал отпираться и сознался в том, что дал согласие на убийство Бориса Кантора. Таким образом, следствию стало известно имя Аркадия Семеновича Климова.

По-настоящему сильно Яков Севастьянович удивился, когда узнал, что следствию известна его роль в организации подпольного реалити-шоу в интернате «Утренняя Заря».

Он задал всего лишь один вопрос: «А про это вы как узнали?»

Также Яков Тренин рассказал следствию об Иннокентии Ростиславовиче Буянове. Вячеслав Иванович Грязнов арестовал генерал-майора в частной сауне, где он расслаблялся после службы в компании двух несовершеннолетних обоих полов.

После обысков в «Зеленой избушке на золотых ножках», а также в принадлежащем Аркадию Климову особняке, расположенном в одном из московских переулков, было изъято драгоценных камней на сумму сто семь миллионов долларов. Помимо черных бриллиантов нашли и белые бриллианты, а также большое количество изумрудов и сапфиров. В доме гениального химика с преступными наклонностями тарой для драгоценных камней служили обыкновенные пластмассовые ведра.

В ходе следствия была установлена личность убийцы московских ювелиров Смоленского и Баха. Им оказался сотрудник охранного предприятия «Ратники» Семен Воронков. При обыске у него был изъят пистолет ТТ. Экспертиза установила, что оба ювелира были застрелены именно из этого оружия. После этого Воронков перестал отпираться и указал на Климова как на организатора этих убийств.

В ходе допросов Аркадия Климова Александр Борисович Турецкий наконец-то получил ответ на свой самый мучительный вопрос — кто такой Вилес Лапнис. Единственная просьба Аркадия Семеновича Климова заключалась в следующем — он попросил Турецкого рассказать об этом Якову Тренину.