Страница 12 из 37
Жан небрежно завел правую руку за спину, под длинный черный жилет, надетый поверх несвежей белой рубахи.
– И все же, – неспешно продолжил он, – то, что первым делом вы решили меня убить, внушает определенные надежды. Ну-ка, покажите ваши игрушки. Живее, не стесняйтесь.
Юнцы робко вытащили оружие. Жан осмотрел его и сокрушенно покачал головой:
– Хм, дешевые ножи, бутылочные горлышки, хворостины какие-то, молоток… Ребята, ваша беда в том, что вы считаете все это грозным арсеналом. А на самом деле это не оружие, а позор… – Продолжая говорить, он завел за спину, под жилет, левую руку и, внезапно высвободив обе руки, молодецки ухнул и стремительно, налетом, швырнул оба топорика.
На дальней стене дубильни висели на крючках два бурдюка с вином. Багровая струя дешевого веррарского пойла забрызгала стоявших рядом мальчишек. Жановы топорики, прорезав бурдюки насквозь, намертво вонзились в бревенчатую стену.
– А вот это – оружие, – сказал Жан, с хрустом разминая пальцы. – Поэтому вы теперь на меня и работаете. Еще будут возражения?
Юнцы торопливо отошли подальше от бурдюков. Жан шагнул к стене и с усилием высвободил топорики из бревен.
– Так я и думал. Но вы не пугайтесь, это все исключительно ради вашего благополучия, – объяснил Жан. – Если главарь банды желает оставаться главарем, то он обязан защищать своих парней. Так что, если вас кто решит прижать, вы мне скажите, я разберусь. Работа у меня такая.
На следующий день Медные Лбы неохотно выплатили дань. Последний юнец, высыпав в ладонь Жана пригоршню медяков, чуть слышно пробормотал:
– Ты обещал помочь, если к нам приставать начнут… Сегодня утром наших поколотили, Черные Нарукавники, с северного причала.
Жан, пересыпая монеты в карман, понимающе кивнул. Следующим вечером, наведя справки, он отправился на северный причал, в таверну под названием «Полная чаша». Таверна и в самом деле была полна – в ней собрались семь или восемь сомнительных типов с засаленными черными повязками на рукавах; других посетителей не было. Жан переступил порог, захлопнул дверь и запер ее на тяжелый деревянный засов. Молодчики подозрительно уставились на незваного гостя.
– Добрый вечер, – улыбнулся Жан и с хрустом размял пальцы. – А вот скажите, кто в Черных Нарукавниках наиглавнейший мерзавец?
На следующий день Жан пришел к Медным Лбам за данью; лоскут, пропитанный целебной мазью, обвивал разбитые в кровь костяшки правой руки. Юнцы с небывалой готовностью выплатили дань, а некоторые даже осмелились звать Жана Таврином.
Локк, позабыв о данном обещании, израненную руку разминать не стал.
Скудный запас денег он тратил на вино и вливал в себя неимоверное количество дешевого местного пойла, ядовито-лилового, воняющего скипидаром. Вскоре комната в «Серебряном светильнике» насквозь пропиталась едким запахом. Локк уверял Жана, что пойло приглушает боль. Однажды Жан, не выдержав, язвительно заметил, что боль загадочным образом усиливается соразмерно растущему числу пустых бутылок и бурдюков. Приятели разругались, точнее, продолжили вялотекущую ссору, – и Жан уже не в первый раз, гневно хлопнув дверью, выскочил из комнаты.
Поначалу Локк заглядывал в таверну постоялого двора, играл в карты с посетителями, уныло мошенничая и привычно подтасовывая колоду здоровой рукой. Заметив, что посетителям прискучило его шулерство и дурное расположение духа, он снова заперся в комнате на третьем этаже и напивался в одиночестве. Еда и чистота ему претили. Жан пригласил местного лекаря осмотреть раны приятеля, но Локк обрушил на беднягу такой поток грязных оскорблений, что Жан едва не сгорел от стыда, хотя и сам обладал немалым запасом изобретательных ругательств, способных разжечь отсыревший трут.
– Ваш друг пропал бесследно, – заявил лекарь. – Похоже, его живьем сожрала тощая безволосая обезьяна, из тех, что водятся на Окантских островах. Кроме визга, от него ничего не добьешься. А прежний лекарь что говорил?
– Мы с ним в Талишеме расстались, – ответил Жан. – Боюсь, поведение больного вынудило беднягу прервать увеселительную морскую прогулку.
– Как я его понимаю! – вздохнул лекарь. – Что ж, из сочувствия к вашим невзгодам платы я с вас не возьму. Вам деньги нужнее – на вино или на отраву.
Общество Локка настолько опротивело Жану, что он почти все время проводил с Медными Лбами. За пару недель Таврин Каллас превратился в весьма известную и уважаемую личность среди преступного братства Вел-Вираццо. Споры Жана и Локка, повторяясь раз от разу, стали обтекаемыми, расплывчатыми и раздражающе бесполезными. Внутреннее чутье подсказывало Жану, что Локка затянуло в воронку беспощадного водоворота самобичевания и что приятеля надо выручать. Не представляя, как это сделать, Жан решил заняться выучкой Медных Лбов.
Начал он с малого – объяснил, как подавать друг другу тайные знаки, не привлекая внимания посторонних, как отвлекать внимание прохожих, прежде чем обчистить их карманы, как отличить настоящие драгоценности от подделок, дабы не красть дешевых безделушек. Вскоре последовали робкие, уважительные просьбы «показать хитрый приемчик», причем первыми об этом осмелились заикнуться те самые юнцы, которых Жан наградил синяками в первый день знакомства.
Спустя неделю, будто по волшебству, все устроилось. Ежедневно на пыльном полу дубильни боролись с десяток мальчишек, стараясь точно соблюдать мудрые наставления Жана – как обращать на свою сторону любое преимущество, как действовать предприимчиво, сообразно расстановке сил, как воспользоваться слабостями противника. Жан обучал юнцов тем самым приемам – и милосердным, и жестоким, – которые, вкупе с кулаками и топориками, не раз спасали жизнь ему самому.
Под благотворным влиянием Жана парни занялись обустройством заброшенной дубильни. Он настойчиво внушал им, что место сбора банды должно быть обставлено с подобающей роскошью и удобствами. Вскоре к стропилам подвесили алхимические фонари, разбитые окна залепили промасленной бумагой, прохудившуюся крышу залатали досками и соломой, наворовали подушек, дешевых ковров и всевозможных полочек.
– Найдите мне алхимическую плиту, да побольше, – сказал Жан. – Я вас готовить научу. Каморр своими поварами на весь мир славится, там даже воры – знатные кулинары. Я это искусство годами постигал. – Оглядев преображенную красильню и преображенных юных воришек, он чуть слышно пробормотал: – Мы все его годами постигали.
Он и прежде хотел привлечь Локка к воспитанию Медных Лбов, но все усилия оказались напрасны. Однажды вечером, в очередной раз выслушав подробный рассказ о все увеличивающихся доходах банды, об уютной красильне и об успехах учеников Жана, Локк окинул приятеля долгим взглядом, отхлебнул ядовито-лилового пойла из выщербленного стакана и задумчиво промолвил:
– Что ж, похоже, ты уже нашел замену…
Жан ошарашенно уставился на него.
Локк одним глотком опустошил стакан и тусклым, ровным голосом заметил:
– Быстро же ты, однако. Очень быстро. Не ожидал я от тебя такой прыти. И новой бандой обзавелся, и новым пристанищем – пусть и не стеклянным, но это дело поправимое. Значит, решил новым отцом Цеппи заделаться, старый котел дерьма на новых углях разогреть?
Жан вихрем пронесся через комнату, выбил стакан из рук Локка; осколки стекла сверкающим дождем разлетелись по полу, но Локк даже не поморщился, а лишь вздохнул и лениво откинулся на подушки, пропахшие вонючим потом.
– А новые близнецы в твоей банде есть? И новая Сабета? Или вот еще – новый я?
– Да иди ты… – Жан сжал кулаки, до боли впился ногтями в ладони, чувствуя, как выступает густая теплая кровь. – О боги, Локк! Не для того я твою проклятую жизнь спасал, чтобы ты в этой проклятой дыре сидел и горем своим упивался. Можно подумать, ты один такой!
– И для чего это ты меня спасал, о святой Жан?
– Ты умнее вопроса не мог…
– Для чего, а? – Локк, привстав с кровати, погрозил Жану кулаком; горящий злобой взгляд с лихвой восполнял нелепую смехотворность беспомощного жеста. – Я же просил тебя уйти, оставить меня в покое! Или ты от меня благодарности ждешь? За что? За вот эту конуру?