Страница 4 из 5
В начале 80-х годов ученые выдвинули для объяснения различий людей в субъективном благополучии теорию достижения целей. Ее суть можно описать следующим образом: удовлетворенность жизнью определяется тем, насколько далеко или близко человек находится от достижения поставленных перед собой целей. При этом субъективное благополучие достигается тогда, когда достигнуты эти цели [82]. Д. Брунстайн на лонгитюдных данных показал, что прогресс в достижении целей ведет к позитивным изменениям в уровне субъективной удовлетворенности жизнью, и наоборот [75, с. 1061-1070].
Достаточно широкое применение получил подход, определяющий «удовлетворенность жизнью» как «степень удовлетворения потребностей человека» [5, с. 43-45]. Потребности человека как часть его мотивационно-потребностной сферы рассматриваются в психологии в качестве одной из основных составляющих личности (А. Маслоу, К. Левин, А.Н. Леонтьев и др.). А. Маслоу полагал, что осмысленной и значительной жизнь людей делает постановка личных целей, являющихся отражением актуальных потребностей, организованных в иерархическую систему доминирования. Только удовлетворение потребностей, расположенных внизу иерархии (физиологические потребности; потребности безопасности и защиты; потребности принадлежности любви), делает возможным осознание потребностей, расположенных выше (потребности самоуважения; потребности самоактуализации) [33, с. 187-189]. В связи с бесконечностью движения от одной потребности к удовлетворению следующей можно предположить принципиальную невозможность субъективного благополучия. Отвечая на этот вопрос, Р.М. Шамионов отмечает: «Поскольку благополучие в большей степени относится не к частному поведенческому акту, но к обобщенной оценке «жизни вообще», к удовлетворению тех потребностей, которым придается особый смысл в связи с теми же ценностями и установками, то достижение благополучия возможно» [64, с. 34-36].
Другим индикатором качества жизни выступает счастье (М. Аргайл, Е. Динер, Р.А. Эммонс, И.А. Джидарьян). В свою очередь оно взаимосвязано с понятием «удовлетворенность жизнью». Так, М. Аргайл полагал, что счастье определяется состоянием удовлетворенности повседневной жизнью, общей оценкой удовлетворенности прошлым и настоящим, частотой и продолжительностью положительных эмоций [4]. По мнению И.А. Джидарьян [19, с. 49-71], в обыденном сознании людей со счастьем ассоциируется постоянная, полная и обоснованная удовлетворенность своей жизнью, ее условиями, раскрытием человеческих возможностей. Представления людей о счастье базируются на личностных ценностях, формирующихся в процессе интериоризации ценностей социума. Соответственно своей системе ценностей и пониманию счастья люди выстраивают всю жизненную стратегию. Достижение именно личностно значимых целей наиболее заметно сказывается на возникновении ощущения счастья [69].
Распространенное базовое определение счастья в социальных и экономических исследованиях приводится голландским ученым Руутом Веенховеном, руководителем World Database of Happiness, основателем Journal of Happiness Studies. Он описывает данное явление как «степень, с которой индивид оценивает общее состояние своей жизни как положительное» [118, с. 3].
Концепции счастья при всем своем различии основываются на одном базисе: в качестве критерия счастливости / несчастливости выбирается удовлетворенность потребностей или оценка возможности достижения цели.
В основе парадигмы достижения счастья через соблюдение баланса боли и наслаждения в жизни человека [92, с. 68-94] лежит предположение о том, что любая потребность индивида вызвана недостатком чего-либо. Соответственно, чем выше общая неудовлетворенность жизнью, тем больше счастья компенсаторно приносит удовлетворение потребностей. В рамках другого подхода – теории деятельности – счастье определяется как состояние, сопутствующее человеческой деятельности. При этом М. Чиксентмихайи отмечает, что удовлетворение от деятельности достигается только в том случае, если индивидуальные способности соответствуют способностям, необходимым для выполнения данной деятельности [14, с. 53-61]. Ощущение счастья возникает именно тогда, когда дело, которым занимается человек, не слишком сложно и не слишком просто для него, когда он находит его увлекательным и интересным.
Согласно концепции относительности уровень счастья человека зависит скорее не от объективного благополучия, а от сравнительного субъективного положения по отношению к другим людям [118, с. 2]. Как отмечает Р. Веенховен [118, с. 2], при том, что на индивидуальном уровне каждый из нас улучшает свою жизненную ситуацию, чтобы стать счастливее, на обобщенном, коллективном уровне – люди все-таки нуждаются в наличии государства и ожидают от него гарантий юридической и социальной безопасности, экономического благополучия, для того чтобы максимизировать собственный комфорт и сделать собственную жизнь более удовлетворительной.
Из вышесказанного следует, что в рамках данного подхода оценка уровня счастья складывается из двух компонентов: непосредственно уровня субъективного ощущения благополучия/удовлетворенности жизнью и соотношения себя с различными параметрами и принятыми оценками успешности, благополучности и состоятельности. В качестве аффективной составляющей (гедонического уровня счастья) выступает позитивный опыт человека – все, что приносит ему удовольствие; в качестве когнитивной – ощущение, насколько его достижения и свершения оцениваются другими, какими он сам их считает, каким образом они ранжируются в обществе вокруг него.
Как соотносятся между собой понятия субъективного благополучия, счастья и удовлетворенности жизнью? Одни ученые считают, что термин «счастье» непосредственно является эквивалентом термина «субъективное благополучие» [118, с. 2-3]. Иными словами, счастье характеризует отношение человека к собственной жизни, ее субъективное восприятие.
Другой принципиальный подход, разграничивающий счастье с субъективным благополучием, представлен в работе Д. Хэйброна «The pursuit of unhappiness: The elusive psychology of well-being». Автор отмечает, что счастье не может быть ассоциировано с удовольствием, поскольку последнее слишком призрачно и расплывчато в своих психологических эффектах [93]. Удовлетворенность жизнью также в полной мере понятию счастья не соответствует, поскольку она относится к оценке всей жизни в целом. К тому же счастье, безусловно, является продолжительным состоянием, а люди оценивают свою жизнь чаще всего на данный конкретный момент, причем эти оценки крайне подвержены влиянию ситуативных факторов. Счастье, по мнению Д. Хэйброна, определяется общим эмоциональным состоянием человека на протяжении определенного периода жизни [93, с. 90]. С одной стороны, высокий уровень счастья представляется достаточно надежным индикатором благополучной жизни человека, с другой – подлинная ценность счастья проявляется в его существенном вкладе в самонаполнение эмоциональной части человеческой жизни. Однако оно может выступать в качестве формы наполнения жизни только в том случае, если не зависит от ценностей, привитых человеку в ходе сторонних манипуляций, ложных убеждений и аффективных состояний, в противном случае оно не отражает реальной сущности человека, его стремлений и чувств, хотя и приносит определенное удовольствие.
Еще одна серьезная попытка провести концептуальное различие между понятиями «счастье» и «благополучие» предпринимается в одной из работ Джейсона Рэбли [106]. Автор акцентирует внимание на делении счастья на эпизодическое и атрибутивное. Эпизодическое счастье возможно зафиксировать физиологически – на уровне измерения гормональных и нейрологических показателей. Именно о нем говорится в теории «объективного счастья» Каннемана [95, с. 254], работах Дэвиса [79], Самнера [114, с. 625] и других. Данный вид счастья крайне зависим от времени и событийных колебаний. Атрибутивное счастье более стабильно и гораздо хуже поддается операционализации и измерению.
Д. Рэбли замечает, что относительно понятия субъективного благополучия философы куда более единообразны в своей точке зрения: высокий уровень субъективного благополучия наблюдается именно тогда, когда жизнь идет определенным образом хорошо для конкретного человека. При этом существует принципиальное различие между оценкой жизни с точки зрения ее благополучности и ее эмоциональной оценкой. Последняя необходима, поскольку, как бы высоко ни оценивалось качество жизни человека со стороны, для него самого такая жизнь может быть невыносимой [106].