Мусульманская Русь. Восток

Фэн Юйсян не просто сделал ставку на Русь, он еще и демонстративно в саклавита превратился. Не знаю, насколько уверовал, но публично демонстрирует постоянно. А куда конь с копытом, туда и рак с клешней. В его провинции в армии и правительственных органах надо быть правоверным. Иначе карьеры не сделаешь. Все старательно молятся Аллаху, хотя и про свое конфуцианство не забывают.

Государство никак не увязывает национальную идею с религией, поэтому китайцы свою религиозную принадлежность не считают чем-то крайне важным. Религиозные догмы и обряды они знают плохо и мало ими интересуются. Зато очень развита вера в духов предков, и это является центральной частью народной религиозной традиции. Очень удачно совпадает с саклавитским учением и не вызывает отторжения.

Во всяком случае, внешне все выглядит очень красиво. Даже дети его во Владимире учатся. Сын Фэн Хунго в военной академии, дочь Фэн Фунэн в медицинском институте. Эта вообще по документам Надеждиной числится. Была еще и третья, Фэн Фуфа. Та уже выучилась, и мало того – замуж за русского выскочила. Она теперь Собинова, а муж в здешней контрразведке подвизается не на самых маленьких должностях.

Тут вообще минимум полсотни военных русских советников присутствует и неизвестно сколько технических. Мне неизвестно. Подозреваю, все они, когда требуется, пишут подробные отчеты по совсем не техническому ведомству. Аграрную реформу с почти двукратным снижением арендной платы по нашему образцу проводили. И результат это дало серьезный. В считаные годы выросла урожайность почти на треть. Если вспомнить русские кредиты на промышленность и постройку заводов, при нашей же помощи, совсем неплохая ситуация в сравнении с югом. Там у них бардак с революции не прекращается. Товары, правда, в Мукдене и окрестностях все больше русские в магазинах присутствуют. Даже англичан с французами мы достаточно легко вытеснили со здешнего рынка. Недаром в свое время брали Мукден, и начало было положено еще тогда.

Это кроме вполне официальной резидентуры разведки и посольства, которые тоже постоянно следят и контролируют. Может, и советы дают. Я бы не удивился. Посещать по праздникам нашего посланника губернатор не забывает. Как и решать некоторые вопросы через его голову.

Армия у Фэн Юйсяна хоть и не шибко огромная, но неплохо вооруженная (опять же русским оружием) и обученная. Приходится даже удерживать от слишком резких движений: прямо ссориться с Токио во Владимире желающих не имеется. Все надеемся полумерами обойтись. Не верится мне. Как самураи задавят Китай, так и на север с интересом посмотрят. Одна надежда – время работает на нас, а японские успехи как-то не впечатляют. С китайцами они еле справляются, куда на Русь замахиваться. Да все когда-нибудь случается в первый раз. Они тоже не идиоты и нашу помощь гоминдановцам и заинтересованность прекрасно видят.

– А ты не выполняешь, – откладывая зеркало, обвиняющим тоном заявила Любка. – Время молитвы – и что я вижу? Сиденье на этом… непроизносимом месте.

– Молчи, женщина, – возмутился я. – Да если бы я правильно себя вел, ты бы рот боялась открыть, сидела бы сейчас дома, и это было бы безусловно правильно! Праведные женщины повинуются Аллаху и своим мужьям – и в их отсутствие блюдут себя, как приказал Аллах. «Тех же, непокорных и непослушных, которые проявляют упрямство и неповиновение, сначала вразумляйте и увещевайте хорошими и убедительными словами, затем отлучите их от своего ложа, а если это не поможет, тогда слегка ударяйте их, не унижая их. Если они станут послушны и будут повиноваться вам, то после этого не прибегайте к более строгим мерам»[11].

– Вот насчет отлучения от ложа, – с интересом спрашивает Любка. – Нет ли здесь подозрительного момента, намекающего на порочность женщин? Я обязательно пожалуюсь Аве Сейдаметовне. Ты сделал огромную ошибку, нас познакомив!

– Тогда сразу переходим к следующему пункту. Розги надлежит иметь не из свежих, только что срезанных прутьев, а из прутьев несколько уже лежалых, но отнюдь не сухих; на сей конец заготовляемые одновременно прутья надлежит хранить в сыром месте, дабы они имели подходящую тягость и гибкость.

– И где ты тут найдешь правильную березу? – очень логично спросила Любка.

– В Китае есть все, – убежденно сказал я, – только плати. Но ты права, не догадался взять с собой… Поэтому остается только один путь. Наказать немедленно и жестоко. На этом… ложе. – Я похлопал, проверяя твердость матраца. – Иного пути закрыть рот жене не существует. – Потянул ее к себе и, зарывшись в волосы, провел кончиком носа от уха до плеча. Поцеловал в шею.

– Ты дверь закрыл? – обнимая меня, спрашивает.

– Конечно, – подтверждаю. – И времени у нас наверняка несколько часов. Пока рабочие у вагонов колеса поменяют и японцы припрутся с проверкой, мы хорошо отдохнем. Восток – дело неспешное.

– Тогда другое дело. Помоги платье снять, – потребовала Любка. «Единственный путь к согласию и дружбе – снисходительное отношение одного из супругов к другому. В таком случае человек, проявивший снисходительность, является благочестивым и благодеющим»[12], – провозгласила она, заваливая меня на диван и усаживаясь сверху. – Я готова понести соответствующее наказание, – блестя глазами, поставила меня в известность, – но только из снисходительности. Аллах вознаградит меня за труды и праведную жизнь!

Мне стало не до наблюдений за местными китайцами. А ведь когда-то я был первым корреспондентом, попавшим в Мукден после его захвата.

1921 год

Я прошел по пустому коридору и толкнул дверь. Ковалев мимолетно глянул и спокойно продолжил мазать хлеб маслом.

– Чай будете? – вежливо спрашивает.

Уютно так расположился за столом и с аппетитом ужинает. А мои треволнения ему совершенно неинтересны. Видит же, что мне страшно хочется взяться за стул и шарахнуть ему по плешивой голове, – и никакой реакции. И то – дедушке уже много-много лет, и титул старейшего журналиста Дальнего Востока носит не зря. Он начинал, еще когда никакого Харбина в проекте не имелось, и перебрался сюда чуть ли не одним из первых. В те времена газета выходила на двух страничках, с отвратительной бумагой, и краска пачкала руки. А он самолично писал большинство корреспонденций в своем любимом детище «Харбинская Правда».

– Надир Поладович, – жалобно говорю, – вам совсем не интересно, чем все кончилось?

Немного лести – совсем не лишнее. Отчество у нас употребляется по отношению к очень уважаемым людям. А так все больше по именам и фамилиям. С давних времен традиция идет. Так и писали прошения к вышестоящему начальству вплоть до Австрийской войны: «Бьет челом Ибрагимка такой-то».

– Молодой человек, – отправляя в рот очередную порцию, сообщил он, – зачем мне спрашивать? Я еще утром мог рассказать результат. Вы вроде неглупы и должны соображать. Когда приходишь с улицы и нет прямого указания содействовать, помогать, облегчать и иже с ним, с вами в лучшем случае вежливо поговорят и ничего конкретного не скажут.

– Ага, – с сарказмом соглашаюсь, – вежливо. На входе встречает узкоглазая личность с коповскими петлицами в звании лейтенанта и говорит: «Цо надо?» Смотрит документы и страшно вежливо советует: «Цол бы ты отсюда».

– У него шрамика вот здесь, – показывая на бровь, – нет?

– Есть.

– Тогда вам повезло. Этот узкоглазый тип – лейтенант Пак Суджон.

Я подождал разъяснений после прихлебывания чая из старой кружки по возрасту как бы не старше хозяина и, не дождавшись, старательно прокашлялся, напоминая о себе.

– Хороший журналист, – невозмутимо поведал Ковалев, – просто обязан знать нужных людей. Кто они, на что способны и насколько правдивую информацию дают. Люди слишком часто врут по поводу и без повода. Иногда просто желают приятнее выглядеть, а иногда и специально. Напишете ерунду какую – и попробуйте потом доказать, что не верблюд.

11

Коран, 4:34.

12

Коран, 4:128.