Страница 4 из 12
На деле все обернулось иначе. В первый вечер с танцами Жанис, не спеша и основательно оглядев цветущие женские кадры, направился в буфет и демонстративно подсел к Жанете. Тем самым многое было сказано, если принять во внимание обстоятельство, что Жанета, по общему мнению, была потаскушкой из Риги, которая, польстившись на тугие кошельки, уж несколько месяцев кряду якобы гостила у бабки, на самом же деле браконьерствовала в здешних водах. Когда Жанис и в последующие дни стал появляться в обществе Жанеты, прошел слух, будто парень не в своем уме. Иные остряки называли даже причину, мол, виной всему вибрация на быстроходных катерах, похоже, Жаниса там здорово порастрясло.
В действительности Жанис все еще любил Ариту. Не могло быть и речи о том, чтоб кто-то сумел ее заменить. В то же время он знал совершенно точно: Арита с Харием, Арита все дальше уплывает от него. Жестокие муки, безутешная боль, схлестнувшись в точке пересечения, закрутили такую воронку, что все пошло кувырком, и он шарахался из одной крайности в другую. Жанис боялся, как бы кто не проведал истины, не подметил его слабость. Скопившаяся горечь находила отдушину в цинизме и презрении. То, перед чем Жанис некогда трепетал, благоговея, теперь при удобном случае он проделывал с холодной методичностью, получая удовольствие от постылого равнодушия, вызывавшего злорадство, а заодно иллюзию, будто ему удалось побороть чувства, унижавшие его в собственных глазах.
Вся жизнь превратилась в подготовку к некой воображаемой встрече с Аритой; рано или поздно такая встреча должна была произойти. Дома их родителей как стояли, так и остались рядом. Если даже им самим не суждено встретиться, все равно когда-нибудь Арита да спросит: как там Жанис поживает? И тут такое услышит, такое узнает! Неужто он нисколечко по мне не скучает? Жанис? По тебе? Ха, ха, ха! Знала бы ты, что Жанис выкаблучивает…
Он купил себе машину. Не новую, изрядно уже послужившую. Но именно такая и была ему нужна — со снятым для гонок глушителем и потому грохотавшая, пестро раскрашенная. Легковых машин в поселке косой десяток, на них никто не обращал внимания. А драндулет Жаниса нельзя было не заметить. Сам он садился за руль в фирменном джинсовом костюме. На руках перчатки с дырочками. Темные очки фирмы «Макартур». Спутницы частенько менялись, энтузиасток для автопрогулок хватало. Впрочем, прогулки эти не были дальними. До ресторана в райцентр или на тот же километраж в другую сторону. Ах да! — перед экскурсией Жанис притормаживал возле аптеки, где демонстративно покупал презервативы. Это тоже входило в программу, из которой он не делал тайны — ни перед теми, кто наблюдал со стороны, ни перед теми, кто сидел рядом или только зарился на это место. Все делалось именно так, как хотел Жанис. Ха, ха, ха! Знала бы ты, Арита, что Жанис выкаблучивает!
На работе он бывал собран, деловит, немногословен. Превосходный специалист. Только жаль, от частых экскурсий, недосыпаний совсем отощал. По ночам, когда Саунаг и Гравитис отдыхали в кубрике и был черед Жаниса стоять за штурвалом, его иной раз до того клонило в сон, что он, боясь задремать, кусал пальцы, бился лбом о штурвал. Однажды, надо думать, все же задремал, потому что судно вдруг оказалось на мели, брюхом забившись в песок.
И этой ночью у Жаниса было ощущение, будто ото сна его отделяет тонкий волосок, будто он зависает над туманными провалами сна, как паук на паутине. Удивляться нечему: за последние сутки спать довелось совсем немного.
Все шло в соответствии с программой. Хотя, по правде сказать, с самого начала что-то было не так. Стоило Жанису взглянуть на Эрмину, как ему становилось неловко: будто у него нос измазан или брюки не застегнуты. К тому же Эрмина далеко не красавица. Уж если быть совсем откровенным, то и мелковата тоже. В общем-то он предпочитал с большими габаритами. И чего тогда прицепился к ней в универмаге, девчонок там было навалом. Что ни прилавок, то секс-мадонна. Ему почему-то казалось, Эрмина скажет «нет». И это распалило любопытство; от этих кивающих с готовностью его уже воротило. А Эрмина перепутала все карты. Вела себя как ненормальная. Краснела, пожимала плечами. В машине сидела, забившись в угол, слова из нее не вытянешь. А разве сам он не вел себя, как помешанный? В общем — рехнулся!
Но все это пустяки по сравнению с тем, что было дальше. Когда под утро в сенном сарае на лугу Эрмина рассказывала о своей несчастливой любви и плакала, много ли недоставало, чтоб он и сам ударился в слезы. Ты извини меня, ради бога, сказала она, но я с тобой поехала только затем, чтобы досадить ему. Господи, какая я гадкая! Тебе этого не понять! И тогда Жанис сказал, что он понимает, даже очень понимает. И еще он сказал, что совсем она не гадкая, а вот он действительно мерзавец. И они принялись наперебой поверять друг другу свои горести, уже ничего не скрывая. И утешали, и жалели друг друга — дичь какая-то!
Однако в полдень, возвращаясь домой, безмерно усталый, притихший, он вдруг осознал, что снова счастлив. Почти всю дорогу молчали, но он чувствовал на себе взгляд Эрмины. Наконец-то он свободен, от Ариты. Арита перестала существовать. И разве Арита могла сравниться с Эрминой! О том, что будет дальше, он не имел ни малейшего представления. Ведь Эрмина его не любила. Эрмина любила другого, который был немного, совсем немного похож на него. И все-таки Жанис был счастлив.
Духота машинного отделения, однообразный стук мотора клонили в сон. Мысли отяжелели, загустели, замедлились. В мыслях своих Жанис видел Эрмину, видел дорогу с яркой зеленью берез по обеим сторонам, но живое изображение понемногу превращалось в застывшую фотографию, потом все затянуло молочным туманом. За его пеленой где-то мерно накатывали волны, маслянисто-блестящие, теплые. Глаза сами собой слипались, голова опускалась, ныл затекшая шея. Сон засасывал, затягивал, искушал, манил, призывал, обжимал и убаюкивал. Жанис отбивался от него, стараясь удержать отяжелевшие веки, но удержать их было невозможно.
Тогда Жанис поднялся на палубу, остановился перед траловой дугой. Ночная прохлада и ветер сразу освежили голову. Было что-то около трех. На востоке занималась заря. Носились чайки, на фоне темного неба казавшиеся черными.
Подошел Гравитис. В резиновых штанах, резиновой робе. Кукла резиновая. К тому же издавал еще какой-то кукольный не то писк, не то свист, по привычке звучно втягивая воздух сквозь свои золотые челюсти. Ты гляди, как дымится вода, сказал Гравитис, возьмем нынче Большую рыбу, это точно. На такие вещи у меня есть нюх.
Жанис бросил в рот пару витаминных горошин. Гравитис презрительно поморщился. Фу ты, черт, как ты можешь глотать эту пакость! Прикончат тебя бабы, как пить дать, прикончат, сказал Гравитис. От сна имеется одно лекарство, старое, проверенное. На-ка, отхлебни из фляжки! Не хочу, сказал Жанис, да и ты бы воздержался. Капитан учует, не поздоровится тебе. Гравитис громко фыркнул. Настоящим рыбарям Волдынь ни хрена не сделает. Не он рубли нам зарабатывает, а мы ему.
В 3.48 они вдвоем зашли в штурвальную рубку. Саунаг в тот момент говорил по радиотелефону с Рупейком, капитаном восемьдесят второго: Условились, что будут тралить курсом сто тридцать три градуса.
Гравитис, сопя, покрякивая, чинил надломленную сигарету. Жанис держался вблизи открытой двери, сон опять наседал. Ну, пожалуй, пора, сказал Гравитис, сплевывая табачные крошки. Сунул в рот сигарету, повернулся к Саунагу, всем своим видом показывая, что хочет прикурить. Саунаг демонстративно отвернулся, но перекинул через плечо коробок со спичками. Послушай, механик, обратился Саунаг к Жанису, что там со штифтом безопасности, Киршбаум опять разорялся. Жанис пожал плечами. Штифт, который они требуют, сейчас нигде не достать, ответил он. И хорошо, что не достать. Не то бы вареная эта морковка полетела при первом же крупном улове. А Гравитис, довольно бессвязно мешая слова и мысли, объявил, что настало время Большой рыбы и что сегодня их лодочка будет до краев полна. Киршбаум — бумажная душонка, что он смыслит в нашем рыбацком деле. Ему самому не мешает в одно место вставить штифт безопасности. Чтобы поджилки не тряслись. Саунаг смерил Гравитиса строгим взглядом, однако ничего не сказал.