Страница 128 из 147
Компании, принадлежавшие правительству, окончательно перестраивались по капиталистическому образцу, акционировались, привлекая частных инвесторов. Не прекращалась и приватизация. В то время как «Роснефть» поглотила предприятия разгромленного «ЮКОСа», в компании «Лукойл» государственная доля была продана американской корпорации Conoco-Philips. После того, как принадлежавший правительству концерн «Рособоронэкспорт» установил контроль над заводом «АвтоВАЗ», который оставался крупнейшим в стране производителем легковых автомобилей, было объявлено, что пакеты акций будут проданы частным фирмам, в первую очередь – иностранным партнерам компании [824]. К концу путинской эпохи доля государственной собственности в промышленности оставалась примерно такой же, как и в ее начале, другое дело, что эта собственность была реструктурирована, а иностранный капитал активно проникал в акционерные общества, организованные из остатков государственного сектора.
Интересы частного сектора сыграли не последнюю роль и в выборе преемника Путина. В то время как либеральная оппозиция вела против Кремля пропагандистскую войну, доказывая, что укрепление режима ведет к реставрации советских порядков, сам Кремль искал кандидатуру преемника, которая в наибольшей степени соответствовала ожиданиям и интересам крупного бизнеса. Таким кандидатом оказался вице-премьер Дмитрий Медведев, имевший в российских деловых кругах и на Западе репутацию убежденного либерала. «Это один из тех людей в окружении президента Владимира Путина, которые придерживаются установок на создание благоприятных институциональных условий для бизнеса», – удовлетворенно комментировала деловая газета «РБК-daily» [825]. Когда имя Медведева в качестве официального наследника было произнесено, биржа откликнулась ростом котировок акций.
«Россия не является нефтяным государством, – писал в 2003 году финский экономист Пекка Сутела, – она обладает множеством других ресурсов, мощной индустриальной базой, унаследованной от советского прошлого, и достаточно образованной рабочей силой. Проблема в том, сможет ли Россия при имеющихся обстоятельствах избежать превращения в нефтяное государство» [826].
Резкое подорожание нефти на мировом рынке было, безусловно, главной причиной подъема, наблюдавшегося при Путине. Но было бы неверно сводить все к ценам на топливо. Правительственные чиновники и западные эксперты единодушно напоминали, что «экономический рост поддерживается ростом обрабатывающей промышленности и потребления», в результате чего «в российской экономике происходит диверсификация» [827].
Рост мировой экономики сказался на целом ряде отраслей. Китай, Индия и Венесуэла, накопившие значительные финансовые ресурсы, теперь активно перевооружались, предъявляя спрос на испытанные марки советского вооружения и новые технологические разработки уцелевших за 1990-е годы конструкторских бюро. Правда, по мере того, как арсеналы Индии и Китая насыщались оружием, повышались и требования клиентов. Обнаружилось, что пострадавшая в период массового разграбления отечественная промышленность уже не всегда в состоянии им соответствовать. Росло число рекламаций и сорванных контрактов. Авианосец «Адмирал Горшков», проданный в Индию за 2,5 млрд. долларов, так и не был сдан в срок. Эксперты государственной компании «Рособоронэкспорт» жаловались: «Несмотря на благоприятную картину, складывающуюся по объемам выполненных контрактов и планов на ближайшие годы, мы сталкиваемся с колоссальными проблемами при реализации этих контрактов, мы сдерживаем подписание ряда контрактов, поскольку не понимаем, как мы их будем выполнять» [828].
Экспортный бум наблюдался и в сельском хозяйстве. При Ельцине импортные тарифы на сельскохозяйственную продукцию составляли, по оценке западных экспертов, «не более половины от мирового уровня, а в некоторых случаях не превышали 10 процентов» [829]. В конце 1990-х годов ситуация изменилась, были приняты меры по защите внутреннего рынка. Американские исследователи признают, что протекционизм «привел к подъему сельскохозяйственного производства» [830].
После провала очередных попыток создания отечественного фермерства и преобразования деревни на буржуазный лад, капитализм принял привычную для стран периферии форму латифундии. Крупные инвесторы, скупая землю, вытесняли неэффективных и спивающихся крестьян, заменяя их наемными рабочими, нередко приезжающими из города. Православная церковь тоже возродила традиции коммерческого землепользования. «Многие монастыри получили землю, – объяснял «Политическому журналу» Игумен Филипп Симонов, занимающийся в Патриархии вопросами макроэкономического анализа и финансовых отношений, – у них есть, чем эту землю обрабатывать, у них есть какие-то производственные возможности в виде станков, машин и оборудования, но не хватает рабочей силы и часто приходится прибегать к применению труда паломников» [831]. Увы, счастливые времена, когда монастыри могли богатеть за счет эксплуатации крепостных крестьян, ушли в прошлое!
Пропорционально повышению мировых цен на пшеницу увеличивалось и ориентированное на экспорт производство. К 2007 году Россия не только окончательно вернулась на международный рынок зерна, но и заняла на нем 5-е место (10% мирового экспорта). Как и в прежние времена, это немедленно отразилось на внутреннем рынке. Вернув себе традиционное место на мировом зерновом рынке, Россия одновременно воспроизвела и противоречия, с которыми страна сталкивалась на протяжении XIX века. В 2007 году впервые с дореволюционных времен хороший урожай обернулся заметным ростом цен на хлеб. Все шло на вывоз.
Власть, сознавая политическое значение вопроса, запаниковала. Правительство пригрозило, что «введет заградительную экспортную пошлину на зерно, если цены на хлеб в России опять начнут расти» [832]. Одновременно чиновники пригрозили «заморозить ценники на бензоколонках» [833]. В стране, благополучие которой держалось на нефти, топливо неуклонно дорожало – как и по всему миру.
Экспортеры зерна ответили дружным негодованием. «Летний рост цен на зерно, – писал журнал «Эксперт», – плата за включение России в мировой рынок. Но это не повод ограничивать экспорт: цена на хлеб все равно не снизится, а отечественные аграрии и имидж России за рубежом пострадают» [834]. В свою очередь, жители провинциальных городов реагировали на рост цен в соответствии с традициями советского времени, сметая с полок магазинов все товары, поддающиеся хранению. Официальные лица и пресса жаловались, что население «постепенно поддается продовольственной панике» [835].
Правительство, возглавлявшееся новым премьер-министром Виктором Зубковым, оказалось в двойственной ситуации, стараясь успокоить одновременно и бизнес и население. После некоторых колебаний было принято компромиссное решение. Официального государственного вмешательства на продовольственном рынке не будет, однако производители продовольствия и торговые фирмы обещали «добровольно» ограничить рост цен.
Вопреки заявлениям правящих кругов, не внутренний, а именно внешний рынок играл решающую роль в экономическом подъеме страны. Он же нередко оказывался и источником внутриполитических проблем.