Страница 24 из 27
– Хорошая идея, – прошептала Альма, ее счастливое сияние угасло, – на самом деле это ложь, да?
Ноэль кивнула, а Гретчия уже расхаживала перед ней, а затем с силой сжала ее плечо.
– Нужно действовать быстро, – прошептала она, – Альма, принеси Ноэль одно из твоих платьев и найди ведуна Земли, чтобы вылечить ее руку. Ноэль, сними платок. Нужно что-то сделать с твоими волосами.
– Что происходит? – Ноэль была достаточно осторожна, чтобы не повышать голос, хотя сердце уже грохотало под ребрами. – Почему Корлант главный? И почему ты назвала его священником Корлантом?
– Ш-ш-ш. Никого сюда не впускай. – Альма прижала палец к губам, опрометью бросилась к люку подпола и спустилась вниз.
Гретчия поманила Ноэль к своему рабочему столу, а когда та оказалась достаточно близко, сказала шепотом:
– Все изменилось. Теперь Корлант во главе племени. Ему удалось использовать свое колдовство, чтобы…
– Колдовство? – оборвала ее Ноэль. – Он же пурист.
– Не совсем. – Мать повернулась к столу, сметая камни и катушки разноцветных ниток – только богам ведомо, что она искала. – Законы стали гораздо строже с тех пор, как ты ушла, – продолжала Гретчия. – Когда появились слухи о Кукловоде и люди стали разрушаться все чаще и чаще, Корлант вклинивался в племя все глубже и глубже. Теперь люди боятся магии и обращаются за руководством к Корланту, а не ко мне.
Ноэль моргнула. И еще раз.
– Что еще за Кукловод?
Мать не ответила, а на глаза ей наконец попалось искомое: она схватила ножницы.
– Нет! – Ноэль сжала плечо матери и заставила ее остановиться. – Я не могу отрезать волосы. Пожалуйста, мама, просто объясни, что происходит.
– Ты должна их отрезать. – Глаза Гретчии, встретив взгляд Ноэль, распахнулись. – У Кукловода длинные волосы, и тут… слишком много сходства. Слава Матери-Луне, тебе хватило сообразительности надеть платок – мы можем притвориться, что волосы и были короткими.
Гретчия придвинула табуретку и указала на нее Ноэль. Та подчинилась, но перехватила руку своей матери, не давая поднести ножницы к волосам.
– Прошу тебя. Объясни.
– Хорошо. Но пока рассказываю, я должна остричь тебя. Корлант пустил слух, что Кукловод – это ты. Вначале, когда ты не собиралась возвращаться, это почти не имело значения, но теперь… Теперь мы должны убедить племя, что это неправда. – Гретчия смотрела на Ноэль. Повисло молчание.
В конце концов Ноэль кивнула, сказав себе, что ей все равно. Это просто волосы, их всегда можно отрастить. Это ничего не значит. Жизнь в Онтигуа закончилась, прошлое нужно отпустить.
Ножницы перерезали первую прядь волос, и дело было сделано. Пути назад больше не было.
– Несмотря на то что Корлант притворяется пуристом, – начала Гретчия, возвращаясь к тому невозмутимому тону, которым она учила, тренировала и рассказывала Ноэль истории на ночь, – он ведун Проклятий. Я поняла это незадолго до того, как ты ушла. Когда он рядом со мной, Нити всего окружающего мира приглушены. Может, ты тоже замечала?
Ноэль моргнула в знак подтверждения – и ледяной холод защекотал ей шею. Потускневшие Нити племени – дело рук Корланта. Она даже не знала, что такое возможно.
– С тех пор как я поняла, кто он такой, – продолжала Гретчия, – и когда увидела, как его колдовство истощает мое, я подумала, что все можно использовать против него самого. Я пригрозила рассказать племени, кто он. В ответ он пригрозил, что лишит меня магии. В конечном счете я сама затянула на своей шее петлю, потому что с тех пор Корлант шантажирует меня всякий раз, как ему что-нибудь от меня нужно.
Гретчия говорила как ни в чем не бывало – как будто все, чего хотел Корлант, – это тарелку боргша или взять Скраффса на день. Но Ноэль знала, что это не так. Она помнила, как Корлант смотрел на ее мать. То, как он стоял в тени возле курятника и наблюдал за Гретчией через единственное окно. Как его пульсирующие фиолетовые Нити заставили Ноэль слишком рано узнать, что такое похоть, – и что в обязанности ведьмы Нитей входит обращать внимание на определенные желания местных мужчин.
Подумать только, Корлант был ведуном Проклятий, убить чью-то магию для него было так же легко, как для Ноэль видеть чьи-то Нити.
Боги, что случилось бы с Ноэль, если бы она тогда не бежала из поселка? Насколько близко была она к той ловушке, в какую угодила ее мать?
И почему, несмотря на тщательно лелеемое на протяжении семи лет презрение, она все же чувствовала нож, вонзающийся в грудь? Осколок чего-то острого и древнего… Было ли это сожаление?
«Чувство вины, – вмешался мозг. – И жалость».
Ноэль тяжело вздохнула. Она старалась держать голову прямо, пока Гретчия работала ножницами. Пока ее волосы падали густыми прядями. Она не желала чувствовать вину за то, что оставила племя, – и не чувствовала все эти годы, так с чего бы начинать сейчас?
И уж совсем она не хотела испытывать жалость к своей матери. К женщине, которая решила, что для Ноэль будет лучше, если отослать ее навсегда, чем позволить пережить позор несостоятельной ведьмы Нитей. К женщине, которая променяла родную дочь на Альму. Когда появилась Альма, мать игнорировала Ноэль, как могла.
– К-кто, – начала Ноэль, и дрожь в голосе потрясла ее. Она почти чувствовала, как нахмурилась в ответ ее мать, – почти слышала мягкое, но язвительное замечание: «Контролируй свой язык. Контролируй свое сознание. Ведьма Нитей никогда не заикается».
– Кто, – наконец выдавила Ноэль, – такой этот Кукловод, о котором Корлант говорит, что это я?
– Кукловод – молодая Ведьма Нитей, – ответила Гретчия. Ножницы танцевали в волосах – сильнее, быстрее. Локоны рассыпались по полу, как осевший после прилива песок. – Она живет с бандой налетчиков в Аритвании. Каждый проезжающий караван номаци рассказывает немного другую историю, но в главном она повторяется. Они говорят, что ее сила исходит из Пустоты, в отличие от нашей мистической связи с Нитями. Что она имеет власть над Разрушенными. Что в ее подчинении огромные армии из них, а в самом мрачном варианте этой сказки она может возвращать мертвых к жизни.
Холодное пламя охватило плечи Ноэль, дышало ей в шею.
– Как? – прошептала она.
– Отрезанные Нити, – тихо ответила Гретчия. – Она говорит, что может контролировать Нити Разрушенных. Навязать им свою волю, даже когда они умерли.
– Три черные Нити Разрушенного, – прошептала Ноэль, клацанье ножниц внезапно прекратилось. В ту же секунду Альма показалась из подвала с черным платьем в одной руке и белыми повязками – в другой. Она поспешила к печке и тяжело открыла железную дверцу.
– Ты… Слышала об отрезанных Нитях? – спросила Гретчия у Ноэль напряженным, но мягким голосом.
– Я видела их.
Гретчия повернулась к Ноэль. Ее глаза были расширены, а лицо бескровно.
– Когда? Как?
– Только однажды. Не смотри на меня так, мама. Это началось только сегодня. Все странности начались сегодня. С тех пор как я покинула Онтигуа, Нити людей кажутся ярче – мне труднее их блокировать. А потом… Я увидела отрезанные Нити.
– Никому не говори об этом, Ноэль. Ни одна другая ведьма Нитей не видела их. Альма, я – и все ведьмы Нитей – мы думали, что их не существует. Что это такой способ Кукловода напугать людей.
У Ноэль пересохло во рту. Будто он заполнился ватой.
– Вы не видите этих Нитей?
– Нет. Хотя видели Разрушенных. На прошлой неделе мы потеряли Ведьму земли, но я не видела никаких Нитей над ее телом.
– Я д-даже Камня Нитей н-не могу сделать, – выплюнула Ноэль. Она повернулась, чтобы увидеть стол, и щелкнула пальцем по галечным бусинам, нанизанным на леску. – Я даже этого не могу сделать, так почему я единственная, кто видит эти… отрезанные Нити?
Она распробовала эти слова.
Отрезанные.
Нити.
Гретчия молчала, но вскоре снова потянула пряди Ноэль, и клацанье ножниц возобновилось. Несколько мгновений спустя над печкой взвился дымок. Альма вернулась к Ноэль.
Она подобрала черный наряд, традиционный для ведьм Нитей. Черный был цветом всех Нитей, вместе взятых, а по воротнику, подолу и манжетам шли три цветные линии: прямая пурпурная, олицетворяющая Нити, которые связывают. Закрученная зеленая – Нити, которые созидают. И прерывистая серая линия – Нити, которые разрушают.