Видящая истину

Нубревена была не единственным пострадавшим государством. У остальных небольших народов, остававшихся независимыми, дела шли не лучше. Великая война между Карторрой и Марстоком началась из-за религиозных противоречий, но в конечном счете свелась к тому, кто из них поглотит больше мелких и бедных наций. Спустя столетие империи перестали делать вид, что им интересно, кто и кому поклоняется. Все свелось к соревнованиям в магии, количестве ресурсов и вместительности портов.

За многие десятилетия, сложившиеся в века, небольшой береговой народец Далмотти построил свою собственную империю. Таким образом, малые нации теперь пытались отстаивать свою независимость перед армиями и пушками трех империй. Малые нации, которые постепенно сдавали позиции: война стоит денег, которых может не хватить даже у империи.

Карторранский император провозгласил мир. Двадцатилетний мир, после которого должны были последовать повторные переговоры. Звучало это красиво.

Чересчур красиво.

Мать Мерика и подобные ей правители, подписавшие Двадцатилетнее перемирие, не понимали: когда император Хенрик сказал «мир», он имел в виду – «передышка». А когда он сказал «повторные переговоры», он имел в виду – «уверенность в победе наших армий, когда они снова пойдут в наступление».

Так что теперь, когда далмоттийская армия наступала с запада, марстокийские ведуны Огня – с востока, а все три имперские флотилии приближались к берегам его родины, Мерик – как и вся Нубревена – чувствовал, что тонет. Они погружались в волны, наблюдая, как солнце меркнет, отдаляется, исчезает – и не остается ничего, кроме ископаемых рыб вокруг и воды в легких.

Но нубревенцы еще не сдались.

На завтра у Мерика была назначена еще одна встреча – с Шерстяной гильдией. Если Мерику удастся заключить хотя бы один контракт, остальные гильдии это, возможно, тоже привлечет. Ну, а если нет…

Мерик не хотел даже думать о последствиях.

Когда он наконец добрался до своего корабля, тот мирно покачивался на волнах отлива – трехмачтовый фрегат с острым, похожим на клюв носом, характерным для нубревенских военных судов. Паруса были свернуты, весла сложены, а флагом Нубревены – черный фон и цветок ириса ярко-синей вспышкой по центру – лениво играл послеобеденный бриз.

Пока Мерик поднимался по трапу на «Яну», красивую, всю в бликах от яркого солнца, его возмущение немного улеглось. Но на смену пришла тревога, от которой напряглись плечи, и внезапная необходимость проверить, на все ли пуговицы застегнута рубашка.

Это был корабль отца – половина матросов служила в команде короля Серафина. И, несмотря на три месяца, проведенных под командованием Мерика, эти люди в нем не нуждались.

Темноволосый гибкий человек приближался вприпрыжку по главной палубе. Он увернулся от нескольких матросов в синей форме, отскабливающих птичий помет, затем перепрыгнул через контейнер (которому здесь вообще-то было не место) и остановился перед принцем. Это был брат Мерика по Нити, Куллен, служивший старшим помощником на «Яне».

Куллен поклонился.

– Ты рано вернулся.

Когда он выпрямился, Мерик отметил румянец на щеках Куллена и его затрудненное дыхание. Это означало, что может начаться еще один приступ удушья.

– Ты болен? – спросил Мерик, стараясь, чтобы голос звучал спокойно.

Куллен сделал вид, что не услышал, хотя воздух между ними ощутимо похолодал. Верный признак, что Куллен хочет сменить тему. Над его состоянием никто не смел подшучивать – он потратил слишком много лет, чтобы заслужить уважение своей команды. Однако на людей короля Серафина это не распространялось.

На первый взгляд брат Мерика по Нити не очень-то подходил для морской жизни: он был мастером красноречия, много дерзил и не особо любил фехтование. Кроме того, густые брови делали его лицо слишком выразительным для уважающего себя моряка.

Но ветром Куллен управлял безупречно.

В отличие от магии Мерика, сила элемента Куллена распространялась не только на воздушные потоки: он был полноценным Ведуном воздуха и мог управлять еще и жарой, и штормами, а однажды справился даже с сокрушительной силы ураганом.

Однако Мерик ценил Куллена в первую очередь не за магию Воздуха. Главным для принца были острый как лезвие ум брата и уравновешенность, такая же постоянная, как концентрация соли в море.

– Ну, как обед? – спросил Куллен, по-волчьи оскалившись, и воздух снова потеплел.

– Не очень хорошо, – ответил Мерик. Он шел, стуча каблуками по дубовым доскам палубы. Моряки остановились, чтобы отсалютовать. Их кулаки ударили в грудь. Мерик рассеянно кивнул каждому.

Потом он вспомнил, что в кармане спрятано что-то важное. Не замедляя шага, он вытащил салфетки и передал Куллену.

– Вот.

Послышались вздохи. Потом:

– Объедки, Мер?

– Я сделал одну глупость, – пробормотал Мерик, и его шаги зазвучали чаще и громче, – глупость, которая ни к чему не привела. Есть ли новости из Ловатца?

– Да, но, – Куллен поднял руки, – не о здоровье короля. Единственное, что известно – он по-прежнему прикован к постели.

Плечи Мерика разочарованно опустились. Он не получал никаких подробных сведений о здоровье отца уже несколько недель.

– А тетя? Она вернулась от Ведунов-лекарей?

– Да.

– Хорошо. – Мерик кивнул: хоть что-то. – Отправь тетю Иврену в мои покои. Я хочу расспросить ее о Шерстяной гильдии. – Мерик остановился. – Что такое? Ты на меня покосился, будто что-то не так.

– Да, – признался Куллен, почесывая затылок. Он метнул взгляд в сторону ветряного барабана на юте, в кормовой части судна. Новый рекрут, чье имя Мерик никак не мог запомнить, чистил две барабанные колотушки. Магическая колотушка для создания резких порывов ветра и стандартная, для сигналов и ритма во время матросских песен.

– Нам надо обсудить это наедине, – в конце концов сказал Куллен. – Речь о… капитанах.

Мерик подавил ругательство, его плечи напряглись. В Веньязу с Мериком прибыли четыре военных судна под управлением четырех закаленных капитанов, ведунов Прилива. Двое из них, Бэрн и Себер, относительно неплохо ладили с Мериком, явно заинтересованные в будущих заказах, а не в неприятностях.

Но капитаны Хайет и Дэа на неприятности буквально напрашивались. Особенно Хайет, с его вызывающе идеальными зубами. Мерик был уверен, что людям с безупречными зубами доверять нельзя, и Хайет служил лишним тому подтверждением. Он был старше Мерика вдвое, воевал вместе с королем Серафином на Великой войне – и явно считал, что должен быть адмиралом. Из-за этого он был готов оспаривать любой приказ, предложение или идею Мерика.

Мерик прошел вперед и распахнул дверь своей каюты.

– Уберите контейнер с моей палубы! – рявкнул он матросам, просто для порядка. – Его не должно быть здесь, когда я выйду. – Затем он прошел в каюту, а Куллен последовал за ним.

– Рассказывай, что произошло, – потребовал Мерик, когда дверь захлопнулась. Он направился к привинченной в правом дальнем углу койке. Стук сапог по темному полу эхом отражался от беленого потолка с выступающими балками.

Куллен тем временем приблизился к длинному столу с картами и бухгалтерскими книгами. Стол был также привинчен к полу. Дубовую столешницу окаймлял трехдюймовый бортик, благодаря которому бумаги не падали во время шторма.

Солнечный свет лился через окно и отражался в коллекции оружия, тщательно развешенного на дальней стене – в идеальном месте, чтобы Мерик мог коснуться стали во сне и оставить на клинке отпечатки своих пальцев.

Рядом с койкой стоял сундук Мерика, прикрепленный к стене. Это был единственный предмет здесь, не принадлежавший королю. Мерику хотелось поскорее избавиться от своего костюма и переодеться в простую темно-синюю форму адмирала. Ничто не могло так унизить его достоинство и уронить и без того шаткий авторитет, как рюши на воротнике.

Конечно, ему придется снова облачиться во все это для участия в вечернем бале – еще одной бессмысленной трате денег, еды и времени. Почему Континентальный военный саммит нужно начинать с танцев?