Это мое дело

– И чем же ты этим инкогнито насолил?

– Понимаешь. – Разумихин забыл об опасной близости своих брюк к отнюдь не стерильной поверхности бревна, придвинулся к Емельянову и заговорил горячо и сбивчиво. – Ребят я нашел классных в Тюмени. Наши, казаки, и на хорошей нефти сидят. Мы тут кое с кем из директоров заводов, да с председателями колхозов покумекали, скооперировались, банк создали, акционерное совместное предприятие. Ну… это кухня сложная и тебе ни к чему. Факт тот, что сегодня в этой проклятой нефти мы можем утопить не только нашу область, но и половину Юга, не прибегая к помощи никаких «чурок» и, естественно, к московской власти. Чисто внутренняя работа, на уровне области. Даже района…

– Так и флаг вам в руки, – безразлично порекомендовал Емельянов, любуясь набежавшим на солнце ажурным облачком.

– Так здесь и начинается самое смешное.

– Что? Местная мафия, коррупция? – сладко потянулся Емельянов, которого от такого разговора потянуло ко сну.

– Ну да… – растерянно подтвердил Разумихин.

– Старые коммуняки, которые пересели из обкомовских кресел в исполкомовские или подались в крутые коммерческие фирмы, которые никогда не говорят «нет», но втихаря ставят палки в колеса и гребут, гребут, гребут под себя, так?

– Так.

– Так налей им кипятку в трусы, как ты умеешь, и пусть закроются.

– Налил.

– Ну и?

– Там, где касается миллиардов, их миллиардов, они сами кому угодно рот закроют. И еще как.

– И сейчас они как раз пытаются заткнуть его тебе?

– Именно.

– И какими же методами?

– Любыми, вплоть до пули в башку.

– Ха-ха-ха, – нарочито раздельно выговорил Емельянов. – Что у нас тут – Чикаго, Богота или Сингапур?

– Господи, Саша, – нервно дернулся Разумихин. – Да ты в каком мире живешь?

– В своем собственном, – гордо сознался Емельянов. – Уже три года, и он мне очень нравится.

– Да ведь у нас тут – дела похлеще, чем в твоем Чикаго. Ты что, уже и газет не читаешь?

– Только местные, раздел «Текущие цены», а еще смотрю местное ТВ. На остальное я… ложил.

– Нашел чем гордиться, деревня, – фыркнул Разумихин.

– Сам дурак, – парировал Емельяновк. – Короче: чего тебе надобно, старче?

– Поработай со мной пару месяцев! – выпалил Юрка.

– В качестве кого?

– В качестве шофера-телохранителя.

Они, словно по команде, уставились вопросительно друг на друга и замерли.

– У тебя как с головой: все в порядке? – первым вышел из транса Емельянов.

– В порядке, – сухо отозвался заслуженный депутат. – Ну, так как?

– У вас в органах дефицит кадров? Получше кандидатуры нет? Наймите суперкачка из частного агентства, – посоветовал Емельянов с плохо скрытой иронией.

Разумихин только пожал в ответ плечами.

– Слушай, я все-таки не догоняю, – продолжал Емельянов, но уже без иронии. – Ты что, серьезно?

– Серьезно, – вздохнул Разумихин. – Я попробую тебе объяснить – если, конечно, хочешь.

– Попробуй, – согласился Емельянов без особого энтузиазма.

Объяснял Разумихин недолго, да и объяснения свои считал излишними: уж кто-кто, а Емельянов должен был понимать его с полуслова. Ну что он, бывший военный разведчик, мог рассказать нового такому же битому – перебитому рыцарю плаща и кинжала?

Да, он жрал водку со всеми шишками из местного УВД, из прокуратуры, с гэбешниками: все они ходили в его «друганах», но их дружба нужна, если по пьянке угодил в ГАИ, или когда твой племяш-молокосос, родительское наказание, в очередной раз побил стекла в ресторане.

Но надеяться на их помощь в том деле, которое пытался сейчас «раскрутить» Разумихин, бесполезно: у самих «рыло в пуху», да и специалисты, прямо скажем, никудышные. Нет, накрыть уголовника они еще были в состоянии, но и то до настоящих воровских «авторитетов» уже руки не доходили. Да и не нуждался Разумихин в их помощи, чтобы полностью раскрутить, кто и как под него и бензиновые самодеятельные инициативы копает. Но вот беда: пока он копался в этом деле, его запросто и попросту могли шлепнуть – и прощай.

А то, что так может случиться, он почувствовал, недавно, совсем недавно. Нет, давление на него начали оказывать уже давно: с того самого времени, когда начали подписываться первые контракты на поставку нефти с Тюменью. Потом пошли и анонимные письма с угрозами, и телефонные звонки, и дружеские советы знакомых и даже приятелей из числа законоохранителей.

На все это Разумихин чихал со своей колокольни, но теперь атмосфера вокруг стала другой.

В чем выражалась эта перемена, он пока и не смог бы сформулировать, просто носилось что-то в воздухе, и это «что-то» он чуял тренированным нюхом.

А еще «хвост», который он заметил позавчера: уж больно он был профессионален, этот «хвост», даже высокопрофессионален, кроме Разумихина его никто и не заметил.

Разумихинский шофер-телохранитель, которому «сам Бог велел», пребывал в безмятежном неведении, а Разумихин разглядел; и вот тут-то и вырисовывалась проблема: не мог он, ну просто физически не мог сосредоточиться только на своей личной безопасности, как не может генерал одновременно выполнять сержантские функции.

Голова его постоянно была забита другими, более важными делами.

А его парнишка-телохранитель… Хотя и не полагалось такого по штату, Разумихин сам нашел подходящего паренька, устроил на работу и даже приплачивал ему из собственного кармана. Но что ж… Тот махал кулаками на загляденье, отлично стрелял, машину водил просто виртуозно, а еще был он спокойным, разумным и, главное, преданным, но… Этого всего хватало, чтобы разогнать уличных хулиганов, или пугнуть мелкого рэкетира-шантажиста, но…

Сколько уже насчитал этих чертовых «но» Разумихин в своем монологе!

Не было у парня опыта, да и где его набраться? А значит, не было чутья, настороженности, как говорят хирурги, не было. Играл в красивую мужскую игру и нравился сам себе. А тут в деле появились настоящие «профи», а противостоять профессионалу должен такой же профессионал, особенно, когда дело касается защиты, а не нападения. Таких профессионалов в их городе Разумихин знал троих: Емельянов, он сам, да пожалуй, Генка Стороженко – бывший боевой прапор, погоревший на контрабанде и занимающийся не без успеха ныне автомобильным рэкетом.

Были и другие, теперь Разумихин это точно знал, но они-то, к сожалению, и представляли противоположную сторону.

Все это не мог не понять Емельянов – если бы захотел понять, но не захотел…

Выслушал-то он внимательно, но когда Разумихин закончил и повторил свою просьбу, шумно втянул носом воздух и протяжно выдохнул:

– М-да… И какой же ты рассчитывал получить ответ?

Разумихин промолчал.

– Ты прав, – понял это по-своему Емельянов. – Это означает «нет». И вот почему: я не верю! Просто не верю в наших доморощенных мафиози и наемных убийц. Понятно, полюбились «антинароду» заказные убийства: сейчас такое время, что большинство умных людей все сосредотачивает в своих руках и своих мозгах, и устранить одного человека – почти наверняка завалить дело. Но…

Да! Есть в бывшем Союзе ребята, которые могут сварить крутую кашу, и варят, еще как варят, но только не в нашей дыре, которую и провинцией не назовешь – дыра, и только. Кого ты боишься? Бывших гэбешников, влезших в «контору» из кресел комсомольских вожаков? Так они годились только на то, чтобы добросовестно собирать «стуки», да попугивать изредка творческую интеллигенцию, из которой, кстати, в нашем городишке даже не вышло ни одного путного диссидента. Их боишься?

– Есть у нас и другие, – процедил сквозь зубы Разумихин.

– Может и есть, только ты с ними и без меня управишься. А я, извини, в вашу кашу не полезу. Я свое отработал.

– Значит, разговор, не получился?

– Не получился, – подтвердил Емельянов. – А другой разговор непременно получится.

– Какой же? – с кислой миной на лице осведомился Разумихин.

– А бери в субботу своих девок – и ко мне. Попаримся в сауне, шашлыки забацаем из свежатинки – тогда и увидишь какой.