Страница 6 из 24
Мы обедали в Кронштадте у вице–адмирала Пушкина[22]. Изобилие плохо приготовленных блюд не способствовало возбуждению аппетита; но молодость, здоровье и телесное упражнение делают вкусными кушанья. Лакомство – это слабость старости, последнее наслаждение, очень печальное и скучное. Юность не думает о желудке, ее аппетит гораздо деликатнее.
После обеда мы проехались по живописной местности Кронштадта и к вечеру отплыли обратно в Петербург. Мерное покачивание лодки успокаивает и усыпляет. Такое действие оно производит почти на всех, кто не страдает морской болезнью. Великая Княгиня положила голову ко мне на плечо и заснула. Великий Князь стоял на руле. Все дамы были немного утомлены. Фрейлина Голицына, в настоящее время графиня Сен–При, старалась преодолеть сон и делала смешные гримасы, открывая то один глаз, то другой. Граф Салтыков посматривал искоса с принужденной улыбкой на Великую Княгиню, притомившуюся ко мне. Я же была счастлива тяжестью моей ноши и не хотела бы ни с кем перемениться положением.
Поужинали рано, чтобы воспользоваться утром на следующий день. Великая Княгиня, как только проснулась, пришла в мою комнату. Она застала меня с Толстой еще совершенно раздетыми. Эти минуты свободы доставляют самое большое удовольствие высоким особам; они рады на время покинуть свое положение. Судьба Великой Княгини должна была ее привести на трон, но в шестнадцать лет об этом можно забыть. Она была тогда далека от мысли, что через немного лет она окажется на сцене, приковывающей к себе все взгляды, где надо скрывать иллюзии под величием и достоинством и охранять уважение и демаркационную линию, которые являются причиною порядка и безопасности.
Великая Княгиня приказала мне отправиться завтракать с ней; г–жа Геслер приготовила нам превосходный завтрак, и Великий Князь пришел его попробовать. Мы почитали некоторое время и пошли гулять втроем: Великая Княгиня, графиня Толстая и я. Мы уехали из Петербурга после обеда довольно поздно, в восхищении от нашего небольшого путешествия.
Однажды вечером Великий Князь попросил у Ее Величества остаться у себя. Позвали Дьетца с виоль дамур и трех других превосходных музыкантов для исполнения квартетов. Когда этот маленький концерт окончился, Великая Княгиня приказала мне следовать за ней в ее внутренние апартаменты.
– Уже давно, – сказала она мне, – хотела я вам показать нечто вроде дневника, который я хочу послать матери при верной оказии. Я не хочу его отправить, не показав вам и не отдав его на ваше суждение. Останьтесь здесь (мы были в спальне), я сейчас принесу его, и вы поступите по своему разумению.
Она вернулась, мы сели около камина; я прочла тетрадку и бросила ее в огонь. У Великой Княгини вырвалось резкое движение, потом на лице ее отразилось удивление.
– Что вы делаете? – сказала она с легким раздражением в голосе.
– То, что я должна, Ваше Высочество. – Эта рукопись обладает всей прелестью стиля и искренним доверием дочери к своей матери; но когда принцесса, ваша мать, прочтет его, находясь на расстоянии восьмисот лье от вас, она будет беспокоиться. Каким образом вы можете ее тогда успокоить? Вы посеете в ее душе смущение и муку. Большая разница, говорить или писать. Иногда одного слова достаточно для человека, который нас любит.
Великая Княгиня согласилась с трогательной прелестью и сказала мне многое, что тронуло мое сердце.
Эта тетрадка была отражением души, всецело изливающейся на груди любимой матери, преувеличивая опасность, из благородного стремления и большого недоверия к самой себе. На ее стиле заметно отразился характер ее учения. История была все время ее любимым чтением. Изучение сердца человеческого помогает нам познавать и судить себя. Благородство ее души в соединении с принципами располагало ее к снисходительному отношению к другим и большой строгости к себе.
Одной из причин, заставивших меня уничтожить эту рукопись, было желание лишить возможности Великую Княгиню читать ее.
В январе–месяце я появилась при дворе и была представлена принцессе Юлии. Ее свадьба с Великим Князем была отпразднована в феврале 1796 года. Она получила имя Великой Княгини Анны. В день свадьбы был большой бал и иллюминация в городе. Их отвезли в мраморный дворец, находившийся недалеко от Государыни, на берегу Невы. Императрица подарила мраморный дворец Великому Князю Константину Думали, что для него будет устроен Шепелевский дворец, примыкавший к Зимнему; но его поведение, когда он почувствовал себя на свободе, доказало, что за ним был нужен строгий надзор. Немного спустя после свадьбы он забавлялся в манеже мраморного дворца тем, что стрелял из пушки, заряженной живыми крысами. И Государыня, возвратясь в Зимний дворец, поместила его в боковых апартаментах Эрмитажа.
Великой Княгине Анне было тогда четырнадцать лет; у нее было очень красивое лицо, но она была лишена грации и не получила воспитания; они была романтична, что становилось еще опаснее от полного отсутствия принципов и образования. Она обладала добрым сердцем и природным умом, но все представляло опасность для нее, потому что у нее не было ни одной из тех добродетелей, которыми преодолевают слабости. Ужасное поведение Великого Князя Константина еще более сбивало ее с толку. Она стала подругой Великой Княгини Елизаветы, которая была бы способна содействовать подъему ее души, но обстоятельства и ежедневные события, все более и более тягостные, едва давали ей опомниться самой.
Я должна бы раньше упомянуть о приезде двух братьев князей Чарторижских[23]. К несчастью, они играли слишком заметную роль, чтобы не поместить их в мои Воспоминания. Они часто приходили ко мне. Старший был сдержан и молчалив, у него изящный вид, серьезное лицо и выразительный взгляд. У него лицо страстного человека. Младший очень оживлен, горяч и много французского в манерах. Великий Князь Александр сразу полюбил их. Спустя несколько месяцев после их приезда они были назначены камергерами. Императрица отличала их ради их отца, который был одним из замечательных людей своей страны. Поляк в душе, он далеко не стоял за нас. Ее Величество старалась покорить его, обращаясь хорошо с его детьми.
Переехали в Царское Село. Великие Княгини все более сближались друг с другом. Их дружба пока еще не оказывала влияния на доверие Великой Княгини Елизаветы ко мне. Наоборот, она даже хотела, чтобы ее невестка подружилась со мной, но это было невозможно. Характер Великого Князя Константина не допускал никакого сближения с его женой, и полный контраст, который я находила между ней и прелестной, как ангел, Великой Княгиней Елизаветой, не поощрял меня к этому.
Великий Князь Александр с каждым днем все более тесно сближался с князьями Чарторижскими и молодым графом Строгановым, другом старшего брата. Он больше не расставался с ними. Общество молодых людей, окружавших Великого Князя, вовлекло его в предосудительные связи. Князь Адам Чарторижский, ободренный особой дружбой Великого Князя, находясь вблизи от Великой Княгини Елизаветы, не мог ее видеть, не испытывая чувства, которое уважение, принципы и благодарность должно бы было подавить в самом начале.
Великий Князь и его двор перебрались 12 июня в Александровский дворец. Государыня построила его для своего внука. Дворец был очень красив, и перед ним был разбит разделанный палисадник, примыкавший к английскому саду. Перед окнами Великой Княгини находился цветник, окруженный железной решеткой с маленькой дверью, через которую был ход в ее внутренние апартаменты. За несколько дней перед перездом Государыня подозвала меня (это было на одном из маленьких балов в воскресенье) и сказала мне:
– Сделайте мне удовольствие, передайте вашему мужу, чтобы он распорядился расстановкой мебели и в Александровском дворце: он совсем закончен. Мне хотелось бы, чтобы Великий Князь вступил во владение им вместе со своим дворцом. Выберите себе помещение, какое вам больше понравится и где вы будете ближе к Великой Княгине Елизавете. Я надеюсь, что она довольна мною; я делаю все, чтобы ей угодить. Я ей дала самого красивого юношу в моем государстве.
22
Вице–адмирал Алексей Васильевич Мусин–Пушкин.
23
Адам и Константин – сыновья князя Адама и Изабеллы Флемминг.