Перевал

Том и Карен Брэдстоки были из Чикаго. Оба работали юристами и занимались частной практикой. Но если Карен защищала интересы бедных и угнетенных, то ее муж представлял сторону богатых «угнетателей», которых Карен называла «корпоративными гангстерами». Это противостояние было источником непрекращающейся «войны» между супругами, которая проходила на публике с применением всего запаса остроумия, смелых стратегий и вербовкой группы поддержки из присутствующих. Во всем остальном, насколько можно было судить, они казались идеальной парой. Оба были крупными, шумными и энергичными. Их взаимное влечение находило почти открытое выражение, что иногда сильно смущало Сару.

Делрои, уроженцы Атланты, походили на хиппи, казались необычнее и загадочнее. Фил, которого все, включая его жену, называли Делрой, владел фирмой по продаже компьютерного обеспечения. Детали не уточнялись, кроме упоминания, что это была продукция «развлекательного характера». Том Брэдсток всегда отпускал шуточки в адрес Делроя, говоря, что надо называть вещи своими именами: «Порно ведь тоже развлечение, да?» Делрой никогда не протестовал, а только таинственно улыбался. Его кожа всегда была покрыта темным загаром, а свои седеющие черные волосы он завязывал в хвост. На правом предплечье у него красовалась татуировка с каким-то китайским иероглифом, смысл которого тоже не открывался. У него было тонкое чувство юмора, будто человек постоянно говорит с подтекстом. Хотя многих женщин привлекают такие мужчины, Сара находила его поведение слишком надуманным.

Майя Делрой занималась целительством. Она работала по принципу поиска «кинетического фокуса», но каждый раз, пытаясь донести значение этих слов до Сары, обнаруживала, что та просто не может сосредоточиться. Наверное, это было свидетельством, что Сара нуждалась в исцелении. Воздушная и гибкая Майя носила яркую одежду — в красных, янтарных и оранжевых тонах. Каждое утро она вытаскивала из домика коврик, стелила его на траве и начинала заниматься йогой. Все это в обычной жизни наверняка вызвало бы у Сары неприятие, и она постаралась бы избежать дружбы с такой женщиной. Но Майя, как и Фил, обладала хорошим чувством юмора и умела быть ироничной по отношению к себе, так что казалось, будто вся ее «нетрадиционность» — это лишь элемент имиджа и игры, не больше.

Бенджамин говорил, что Делрои и Брэдстоки настолько разные, что вряд ли бы нашли общий язык, если бы не он и Сара, которые выполняли роль мостика, связующего звена. Ни одна из трех супружеских пар не имела, в сущности, объединяющих их интересов, но именно эта непохожесть и дружба их детей-ровесников позволяла им проводить две недели лета как закадычным друзьям.

Все уже отъехали довольно далеко, скрывшись из вида. Солнце стояло высоко в небе и нещадно палило. По небу плыли легкие, почти прозрачные облака, а внизу едва ощутимый ветер чуть шевелил траву. Сара сошла с лошади в поисках лучших образцов растений. Она сняла с себя соломенную шляпу и подставила лицо солнцу, закрыв глаза, словно пыталась вобрать в себя тишину и покой этого места. До ее слуха доносились лишь легкий шум от взмаха лошадиного хвоста и гул насекомых. Ей дали спокойного коня по кличке Рыжик, которому уже было четырнадцать лет. Конь не был самым лучшим на ранчо, но он отличался храбростью и покладистостью, поэтому Сара любила его и не хотела другого, хотя, зная ее мастерство всадницы, ей предлагались самые хорошие лошади.

Она открыла глаза и вытерла пот с лошадиной шеи, потом сорвала два цветка, желтый и белый. Аккуратно положив их в коробочку, которую она держала в нагрудном кармане как раз для такого случая, женщина задумалась. Она знала, где остановятся передохнуть остальные, так что торопиться не было необходимости. Сара снова оседлала Рыжика и пустила его медленным ходом. Она пыталась расслабиться, вдыхая все ароматы, которые им дарил этот день, но беспокойные раздумья о Бенджамине не отпускали ее.

Сару всегда удивляла сила человеческой привычки. Как могут два умных приличных человека, любящих друг друга, следовать предписанной кем-то модели поведения, не получая от этого никакого удовольствия? Это было выше ее понимания. Ей казалось, что они актеры какой-то пьесы и заученные однажды роли не оставляют им выбора. Сара часто задавала себе вопрос, насколько соответствует действительности чувство отверженности, которое Бенджамин так старательно разыгрывал в их семейной драме. Она фригидная стерва, а он похотливое чудовище. По прошествии многих лет они, как в надоевшей мыльной опере, превратились в карикатурные образы, не в силах сломать клише и поменять амплуа. Как же она устала от этого!

Целую неделю он ее просто игнорировал. Все из-за того, что в первую ночь после их приезда, после утомительной дороги и посиделок допоздна с Делстоками она отказалась ответить на его домогательства. Разве так сложно было подождать до утра? Разве нельзя было просто приласкать ее? Если бы он так и сделал, то, возможно, она бы и преодолела свою усталость и отдалась бы ему, как он того хотел. Но ласки были не для Бенджамина. Ему был нужен секс. Она так не могла.

Он не всегда был таким, но перемена началась незаметно, так что сейчас было бы трудно назвать момент перелома в их отношениях. Да, он постоянно испытывал большой сексуальный аппетит, который она была не в силах удовлетворить. Но разве не так обстояли дела у других супружеских пар? Сара никогда не умела обсуждать деликатные темы свободно, хотя и жалела, что не обладает той легкостью восприятия жизни, которая, возможно, помогла бы им в их интимной жизни. Однако у нее сложилось впечатление, что так ощущали себя большинство замужних женщин. После первых восемнадцати медовых месяцев, когда вы просто не можете насытиться друг другом, наступает естественное охлаждение и страсть умирает. Вы узнаете друг друга настолько хорошо, что жизнь невольно меняется. Добавьте сюда подрастающих детей и обычную жизненную рутину. Секс занимает свое определенное место, переставая быть главным в ваших отношениях.

Она не хотела сказать, что ей скучен секс, что она испытывает проблемы. Временами, когда они вдвоем уезжали куда-нибудь, их сексуальные эксперименты казались потрясающими, но это осталось в прошлом, когда дети были еще совсем маленькими, а Бенджамин проявлял гораздо больше терпения, мягкости и понимания. Теперь же, если она не реагировала на него немедленным включением, как электрическая лампочка, он делал все, чтобы внушить ей, какая она жестокая, холодная и несексуальная.

Наверное, эта нетерпеливость характеризовала всех мужчин среднего возраста. Их молодость прощалась с ними, смеясь им в лицо. Они хотели доказательств своего бессмертия здесь и сейчас, поэтому любой отказ воспринимался как удар по их мужскому самолюбию.

Как бы там ни было, но Сара не собиралась потакать ему. Поведение мужа казалось ей вопиюще несправедливым и неуважительным. Способы, которыми он стремился добиться своего, бесили ее. Постоянные обиды, молчание… Неужели он думает, что таким образом завоюет ее расположение? Больше всего ее ранило лицемерие Бена. На людях, перед детьми и особенно перед Делстоками он был воплощением галантности. Буквально на днях Сара услышала, как Эбби превозносит их до небес, говоря, что нет более счастливой семьи, чем их. Дочь хвасталась, искренне веря в свои слова. Ни она, ни один другой человек, казалось, не заметили, что Сара не перемолвилась и словом с своим мужем в течение целой недели.

Конечно, нечего было и рассчитывать, что хоть одна живая душа заметит, как некомфортно ей было с ним наедине. Бен нарушал тишину только для того, чтобы покритиковать ее. В остальное время он закрывался газетой или прятался за своим «Архитектурным дайджестом» или, хуже того, за этой жуткой биографией Ле Корбюзье, которую он якобы читал последние полгода. Создавалось впечатление, что Сара существовала где-то в самых холодных участках сознания своего супруга.

Конечно, Сара знала, насколько неравнодушен он к ней. Она догадывалась и о том, как раздражает мужа ее спокойствие. Возможно, Бену казалось, что ей все равно, потому что она не выдавала своего гнева, не кричала и не возмущалась. Наверное, так происходило и в других семейных союзах. Каждый из партнеров выбирал то оружие, которым умел виртуозно пользоваться. Его оружием было ледяное молчание. Ее оружием — и он знал, что оно всегда обеспечивало победу, — было спокойствие.