Охота на тринадцатого

— Лючия?..

— А вот она лучше б погибла…

Майор — десантник растерянно огляделся.

— А я, получается, жив, — прошептал он. — А… для чего я жив, а?

Ему не ответили.

— Сходите на „Локи“, товарищ майор, — пробормотал лейтенант Гром. — Прямо сейчас. Там… Клаудия пока что комендант, командует ремонтом. Она будет рада вам. Сходите.

Десантник посмотрел на него тусклыми глазами, кивнул и медленно убрел к транспортной кишке.

Подошел техник и, смущаясь от странной тишины, доложил, что аппаратура готова.

— Вы как хотите, ребята, но я выступать не готов, — глухо сказал генерал. — Не могу. Извините.

— Так сыны Даждь — бога убиты? — недоуменно спросил полковник — делегат. — А с кем тогда договариваться? Кто у вас сейчас командует вообще?

— Не дождетесь! — вдруг громко сказал лейтенант Гром, рубанул воздух ладонью и решительно шагнул в сферу трансляции.

— Мы дети Даждь — бога, и правила наши просты!.. — загремел над площадью его яростный, многократно усиленный голос.

Генерал Кожевников качнулся на непривычных протезах, поморщился от боли и положил руку на твердое плечо лучшего выпускающего „Локи“, пацифиста, интернационалиста и стихийного философа — рутеника месье Берга.

— Не плачь, старина, — пробормотал он. — Жизнь — она… идет. Мы живы — нам и тянуть эту ношу, так получается. Ты да я, да Клаудия, да Андрей поправится, да еще вот этот художественно одаренный мальчик… и вообще нам везет на талантливых лейтенантов, месье Берг. Справимся.

— … И мы — не погибли! „Тринадцатый“ жив! — грянуло над площадью и всей обитаемой вселенной…

— Ты откуда все это взял? — удивленно спросил его генерал.

— Из философии рутеников, — пожал плечами лейтенант. — Из концепции Даждь. Но вообще это просто логичное продолжение начинаний нашего императора, очевидные решения.

— Очевидные, говоришь? — усмехнулся генерал. — Кому как. Лично мне император сказал, что взял идеологию из старых песен. Вроде как они — отражение чаяний народа. Я посмотрел из любопытства, и знаешь, что скажу… не столь важно, о чем там поется. Гораздо важнее — о чем НЕ поется. О деньгах там ни слова, вообще о богатстве. И о карьере. И о превосходстве над ближними. И о многом другом, к чему мы прежде так стремились…

— Я тоже посмотрел, — кивнул лейтенант. — Все посмотрели. Из любопытства. О чем поется — тоже важно. Как там… „просто надо быть правдивым, благородным, справедливым, умным, честным, сильным, добрым — только и всего“. Вот это можно прямо считать одним из постулатов Даждь. Даждь — это в принципе очень просто…

— Просто?! — возмутился генерал. — Простые решения — самые сложные в реализации! Ты представляешь, как это сделать? Я — нет!

— Никто не представляет, — подал голос месье Берг. — Но нам везет на лейтенантов. И „тринадцатый“ с нами. Справимся.

Кто‑то скажет — так не воюют. Кто‑то скажет — так не пишут. Это правда, но… для сказок. А все, кто бывал на войне, подтвердят — там убивают. Летно — подъемный состав выбивают в среднем за три месяца боев, таков непреложный закон, не обойти его, не обмануть.

Я сам был там и еле уцелел, я знаю.

Мои герои замахнулись на устои общества, были готовы заплатить за это — и заплатили самой надежной из валют. Жизнь бесценна, перекроет любые кредиты.

И вообще — кто из начавших революцию смог увидеть ее результаты?

Только я, но я живу вечно.

Да, так не пишут, но я следую правде и не отступлюсь.

Сыны Даждь — бога погибли, но успели сделать то, о чем в двадцатом веке мечтали мы. Почему не удалось нам? В двадцатом веке не было сынов Даждь — бога. И не было „тринадцатого“. Откуда им взяться в обществе прямоходящих хищных?

Я сам из тех времен, я подтверждаю.

Я тот, кто молчит…

Жизнь продолжается

Луна-1, европейский сектор

— Мой адмирал! Не вернете Клондайк в лоно Европы — откажусь от бремени кайзера! — заявил Ежи Радзивилл и непреклонно уставился на Штерна.

— О, уже монаршие нотки в голосе прорезались! — проворчал адмирал, примеряя рубашку. — Значит, в очередной раз откажешься… Зачем тебе война за Клондайк?

— Адмирал! Там наш основной завод расходников! Мы на чем летать будем?!

— Сыны Даждь — бога… — адмирал придирчиво осмотрел себя в зеркало, поморщился и снял рубашку, — так вот, сыны Даждь — бога обещали, что… не станут препятствовать нам получать с Клондайка продукцию… у них нет намерений вмешиваться в ценовую политику наших предприятий…

— Там — ремонтные доки! Военные ремонтные доки!

— … и они не полезут в работу ремонтных доков. Наши учебные заведения их также не интересуют, как и наши пансионники, наша администрация и наша полиция… Что тебе еще надо, Ежи?

— Откуда у вас такие невероятные сведения? — угрюмо осведомился Радзивилл.

— От разведки. От моей личной разведки.

— Вашей личной разведкой вообще‑то я и руковожу. Но ко мне эти сведения не поступали.

— От моей личной, Ежи, личной разведки!

— Лючия?

— Лючия, — подтвердил адмирал и раздраженно отшвырнул рубашку. — Ежи! Какой дебил мне это подсунул? Какой дебил это вообще придумал?!

— Это одежда бисекс, — еле заметно улыбнулся бывший адъютант. — Если вы не заметили, адмирал — мы теперь на Луне-1. Здесь все так одеваются. Здесь и на Земле. Мода, сэр.

— Зачем? — с тихим недоумением спросил Штерн. — Вот это… зачем?

— Одежду бисекс носят люди бисекс, адмирал. На Луне-1 и Земле их абсолютное большинство, остальные подстраиваются под моду. Ваши имиджмейкеры разумно решили, что придерживаться общепринятого стиля — правильный вариант.

— Разумно? Они бы мне еще лифчик подложили! — буркнул адмирал и полез в гардероб. — Ежи, ты еще чего‑то хотел?

— Адмирал! — возмутился Радзивилл. — Но Лючия Овехуна…

— Да, я понимаю, что Лючия представляет у нас интересы сынов Даждь — бога, — спокойно сказал адмирал и удовлетворенно улыбнулся, наконец обнаружив подходящую по стилю рубашку. — Она сама из них.

Штерн оглядел себя в зеркало, расстегнул верхние фиксаторы, расправил на плечах ворот и повернулся. Радзивилл удивленно моргнул: перед ним стоял одетый в спортивном стиле, спокойный, уверенный в себе мужчина с легкой сединой в волосах, вовсе не тот сумасшедший шустрый старикан с крупнокалиберным пистолетом в руке, каким он привык видеть своего начальника и кумира.

— Я понимаю, что Лючия — русская разведчица, — усмехнулся адмирал. — И всегда понимал. А понимаешь ли ты, что она — моя жена? Она — Лючия Штерн, понимаешь?

— Да, но…

— Все же не понимаешь. Присядь. Вино?

— Сэр, я понимаю, что вон та молоденькая девушка — ваша жена, — осторожно сказал Радзивилл. — Я не понимаю, что в ее юном теле такого ценного, чтоб терпеть шпионку в своем личном пространстве, но… мне и не надо понимать. Она ваша жена, вам и терпеть — вам и контрразведке. Чего я не понимаю действительно, хотя должен — как сказанное вами может быть правдой.

— Не веришь мне?

— Сэр, вера — вопрос религии, а у нас экономика, — улыбнулся Радзивилл. — Веру в пищевую кассету не расфасуешь и вместо расходников не поставишь.

— Ну, расходники сыны Даждь — бога договорились с администрацией завода покупать по усредненным ценам и в приоритетном порядке, — заметил Штерн. — Администрация согласилась. В итоге. Те, кто живы остались, я имею в виду. С пищевыми кассетами и всем прочим — аналогично. Клондайк — огромный промышленный кластер, производит все.

— Покупать… а на что? У бунтовщиков ничего нет, кроме военных кораблей, требующих после боев огромного ремонта.

— Не вникал, — пожал плечами адмирал. — Вроде собираются обеспечивать Клондайк сырьем. Кто‑то должен таскать полиметаллы и метан, почему не они? Корабли для того и предназначены, чтоб таскать, они у сынов Даждь — бога есть.

— Военные корабли вообще‑то предназначены для войн и захватов! — желчно возразил Радзивилл.

— Но таскать — могут?

Бывший адъютант глубоко вдохнул, задержал дыхание и постарался привести мысли и чувства в порядок.