Страница 46 из 147
Врач приходил каждый день. И вот он сказал, что наступил тот самый момент, когда… Ну, словом, все маленькие силы девочки восстали на болезнь, и если бы как-нибудь ей еще и помочь, поднять бы как-нибудь ее дух, устремить ее волю к какой-нибудь радостной цели впереди, она бы скорей поправилась. Нет, она и так поправится, но еще лучше, если пусть бессознательно, но очень-очень захочет сама скорей выздороветь.
Федор Кузьмич присел перед кроваткой дочери.
– Доченька, чего бы ты вот так хотела бы?.. Ну-ка, подумай. Я все-все сделаю. Сам не смогу, попрошу волшебника, у меня есть знакомый волшебник, он все может. Хочешь, я наряжу тебе елочку? Помнишь, какая у нас была славная елочка? С огоньками!..
Девочкина ручка шевельнулась на одеяле, она повернула ее ладошкой кверху, горсткой, – так она делала, когда справедливо возражала.
– Еечка зе зимой бывает-то.
– Да-да, – поспешно закивал седеющей головой папа. – Я забыл. А хошь, сходим с тобой, когда ты поправишься, мульти-пульти посмотрим? Много-много!..
– Мне незя много, – сказала умная Верочка. – Папа, – вдруг даже приподнялась она на подушке, – а дядя Игой казочку ясказывай – п’о зайку… Ох, хоёсенькая!..
– Так, так, – радостно всполошился Федор Кузьмич. – Дядя Егор тебе сказочку рассказывал? Про зайку?
Верочка закивала головой, у нее даже глазки живо заблестели.
– П’о зайку…
– Тебе охота бы послушать?
– Как он етай на саиках…
– Как он летал на шариках? На каких шариках?
– Ну, на саиках!.. Дядя Игой пиедет?
– Дядя Егор? Да нет, дядя Егор далеко живет, в другом городе… Ну-ка, давай, может, мы сами вспомним: на каких шариках зайка летал? На воздушных? Катался?
– Да, не-ет! – У Верочки в глазах показались слезы. – Вот какой-то… Ветей подуй, он высоко-высоко поетей! Пусть дядя Игой пиедет.
– Дядя Егор-то? Он далеко живет, доченька. Ему надо на поезде ехать… На поезде: ту-ту-у! Или на самолете лететь…
– А ты яскажи?
– Про зайку-то? А ты мне маленько подскажи, я, может, вспомню, как он летал на шариках. Он что, надул их и полетел?
Девочка в досаде большой сдвинула бровки, зажмурилась и отвернулась к стене. Отец видел, как большая слеза выкатилась из уголка ее глаза, росинкой ясной перекатилась через переносье и упала на подушку.
– Доча, – взмолился отец. – Я счас узнаю, не плачь. Счас… мама, наверно, помнит, как он летал на шариках. Счас, доченька… Ладно? Счас я тебе расскажу.
Федор Кузьмич чуть не бегом побежал к жене на кухню. Когда вбежал туда, такой, жена даже испугалась.
– Что?
– Да нет, ничего… Ты не помнишь, как зайка летал на воздушных шариках?
– На шариках? – не поняла жена. – Какой зайка?
Федор Кузьмич опять рассердился.
– Француз-зайка, с рогами!.. Зайка! Сказку такую Егор ей рассказывал. Не слышала?
Жена обиделась, заплакала. Федор Кузьмич опомнился, обнял жену, вытер ладошкой ее слезы.
– Ладно, ладно…
– Прямо как преступница сижу здесь… – выговаривала жена. – Что ни слово, то попрек. Один ты, что ли, переживаешь?
– Ладно, ладно, – говорил Федор. – Ну, прости, не со зла… Голову потерял – ничего не могу придумать.
– Какую сказку-то?
– Про зайку какого-то… Как он летал на воздушных шариках. Егор рассказывал… Э-э! – вдруг спохватился Федор. – А я счас позвоню Егору! Пойду и позвоню с почты.
– Да зачем с почты? Из дома можно.
– Да из дома-то… пока их допросишься из дома-то… Счас я сбегаю.
И Федор Кузьмич пошел на почту. И пока шел, ему пришла в голову совсем другая мысль – вызвать Егора сюда. Приедет, расскажет ей кучу сказок, он мастак на такие дела. Ясно, что он выдумал про этого зайку. И еще навыдумывает всяких… Сегодня четверг, завтра крайний день, отпросится на денек, а в воскресенье вечером улетит. Два с небольшим часа на самолете… Еще так думал Федор: это будет для нее, для девочки, неожиданно и радостно, когда приедет сам «дядя Игой» – она его полюбила, полюбила его сказки, замирала вся, когда слушала.
Не так сразу Федор Кузьмич дозвонился до брата, но все же дозвонился. К счастью, Егор был дома – пришел пообедать. Значит, не надо долго рассказывать и объяснять его жене, что вот – заболела дочка… и так далее.
– Егор! – кричал в трубку Федор. – Я тебя в воскресенье посажу в самолет, и ты улетишь. Все будет в порядке! Ну, хошь, я потом напишу твоему начальнику!..
– Да нет! – тоже кричал оттуда Егор. – Не в этом дело! Мы тут на дачу собрались…
– Ну, Егор, ну отложи дачу, елки зеленые! Я прошу тебя… У нее как раз переломный момент, понимаешь? Она аж заплакала давеча…
– Да я-то рад душой… Слышишь меня?
– Ну, ну.
– Я-то рад бы душой, но… – Егор что-то замялся там, замолчал.
– Егор! Егор! – кричал Федор.
– Погоди, – откликнулся Егор, – решаем тут с женой…
«Э-э! – догадался Федор. – Жена там поперек стала».
– Егор! А Егор! – дозвался он. – Дай-ка трубку жене, я поговорю с ней.
– Здравствуйте, Федор Кузьмич! – донесся далекий вежливый голосок. – Что, у вас доченька заболела?
– Заболела. Валентина… – Федор забыл вдруг, как ее отчество. Знал, и забыл. И переладился на ходу: – Валя, отпусти, пожалуйста, мужа, пусть приедет – на два дня! Всего на два дня! Валенька, я в долгу не останусь, я… – Федор сгоряча не мог сразу придумать, что бы такое посулить. – Я тоже когда-нибудь выручу!
– Да нет, я ничего… Мы, правда, на дачу собрались. Знаете, зиму стояла без присмотра – хотели там…
– Валя, прошу тебя, милая! Долго счас объяснять, но очень нужно. Очень! Валя! Валь!..
– Да, Федор. Я это, – отозвался Егор. – Ладно. Слышь? Ладно, мол, вылечу. Сегодня.
– Ох, Егор… – Федор помолчал. – Ну, спасибо. Жду.
А у Егора, когда он положил трубку, произошел такой разговор с женой.
– Господи! – сказала жена Валя. – Все бросай и вылетай девочке сказку рассказывай.
– Ну болеет ребенок…
– А то дети не болеют! Как это – чтобы ребенок вырос и не болел.
Егору и самому в диковинку было – лететь чуть не за полторы тысячи километров… рассказывать сказки. Но он вспомнил, какой жалкий был у брата голос, у него слезы слышались в голосе – нет, видно, надо. Может, больше надо самому Федору, чем девочке.
– Первый раз собрались съездить… – капала жена Валя. – Большаковы вон ездили, говорят, у них крыша протекла. А у нас крыша-то хуже ихней…
– Ну так бы и сказала ему! – вскипел Егор. – Чего ты ему так не сказала?! Чего ты… Уже ж посулился, нет, давай душу теперь травить!
– Ладно, не ори – душу ему растравили. Что я, голоса лишеная, – свое мнение высказать?
– Да чего ты ему-то не высказала? Высказала бы ему. А то… туда же, посочувствовала: «У вас доченька заболела?» – Не злой был человек Егор, но передразнивать умел так до обидного похоже, так у него это талантливо выходило, что люди нервничали и обижались. Тем и оборонялся Егор в жизни. Потому, наверно, и сказки-то мастер был рассказывать: передразнивал всех зверей, злых и добрых, а особенно смешно передразнивал вредную Бабу-ягу.
– Ехай, ехай! – махнула рукой жена Валя. – Ехай, ублажай там, если больше делать нечего. Какие ведь господа живут!..
– А случалось, что эти господа и тебе помогали! – Егор с укоризной посмотрел на жену. – Забыла?
Жена Валя ушла в другую комнату, сердито хлопнув дверью. Нет, не забыла! Федор Кузьмич устроил ее дочь в институт. Как тут забудешь! Но и расстроилась она очень, и не показать этого она тоже не могла.
Егор также расстроился. Так сложились их отношения с женой, давно уж и незаметно как-то сложились, что главными в доме были – дела жены. Егор покорился этому, ибо сам не умел ни достать ничего, ни устроить путевку в дом отдыха, ни объясниться с учителями в школе… Умел только работать. Но ведь… что же? Кони тоже умеют работать. От работы одной толку мало, это Егор также давно понял и потому смирился. Иногда, правда, бунтовал, но слабо и нерешительно: вскипит, посверкает глазом да досыта наматерится в душе, и все. Так-то лучше – не бунтовать вовсе, не протестовать, а то эти протесты больше только разжигают хозяйскую похоть людей крепких.